Он, как опытный геолог, наклонился над люком и понюхал воздух. На его лице появилось удовлетворённое выражение: в помещение под ним проникал свежий воздух.
Теперь всё зависело от освещения. Но где его взять? Он беспомощно огляделся и, не найдя ничего подходящего, решил спуститься в подземный этаж, предоставив себя на волю случая.
Ступеньки были деревянные. Пол — каменный, устланный плитняком. Потолок был на деревянных балках.
Когда глаза немного привыкли к темноте, геолог разглядел керосиновую лампу. Он пощупал рукой вокруг неё и нисколько не удивился, найдя коробку спичек. Он зажёг спичку и осмотрел, прищурившись, не без боязни, мрачную подземную нору. Железная дверь, может быть, выводила на свободу, но пока он ещё не думал уходить. Здесь было чем удовлетворить любопытство.
Низкий топчан был застелен старыми, потёртыми домоткаными одеялами. Возле него на деревянном столике стояли пустые консервные банки. Это особенно озадачило геолога. Турецкое население почти не употребляет такой пищи. Надписи на коробках были старательно содраны, но вид жести выдавал их заграничное происхождение. Над столом на полочке лежали завёрнутые в бумагу нож, вилка, ложка и ножик для открывания консервов и откупоривания бутылок. На полу валялись смятые окурки сигарет.
Наступила очередь двери. Геолог осторожно надавил на неё, готовый ко всему. Но за нею не таилось никакой опасности; она бесшумно подалась, и за нею оказался короткий выходной туннель, открывавшийся в лес.
Не колеблясь, геолог вошёл в туннель, сжимая в руке старинный кинжал; в слабом, проникавшем сюда, рассвете отсвечивала перламутровая отделка кинжала.
Выйдя на воздух, он оказался в лесу.
Если бы не видневшаяся узенькая тропинка, он нелегко бы вышел отсюда. Следуя её извилинам, геолог выбрался из чащи. Здесь лес, создав непроходимые заросли кустарника, оказался соучастником тех, кто устроил тайник. Выйдя из зарослей, геолог очутился на высокой скале. Отсюда была видна как на ладони вся область, исследуемая геологической экспедицией. В глубине соснового леса белели палатки его группы. Ещё дальше за ними виднелось Орлиное Гнездо и маячащая на нём центральная станция. Слева простирался лес, кончавшийся голыми осыпями Чёртовых Берлог.
«В бинокль отсюда всё можно разглядеть, как в кино — подумал Петров. — Но кому это нужно?». Вопрос этот занимал его всё больше. В то же время, на душе у него становилось всё мрачнее и тяжелее. Его угнетала мысль, что он позволил себя водить за нос, стал проводником чего-то, быть может, чудовищного, недопустимого для его достоинства и чести.
Послышались приближающиеся голоса и шаги. Старший геолог быстро потушил сигарету и притаился в самой гуще кустарника.
После мучительного ожидания, в нескольких шагах он увидел Хромоногого с очень высоким сухопарым человеком в феске, обмотанной чалмой, в синих турецких шароварах, такой же куртке, под которой виднелся широкий лиловый шерстяной пояс, с торчащим из-под него кинжалом. Ручка кинжала была отделана перламутровыми инкрустациями. Неизвестный шагал, мрачно глядя исподлобья.
— Аллах экбер![3]— процедил он сквозь зубы.
— Чабану я не хочу доверяться, понимаешь? — заговорил Хромоногий. — Он помак, болгарин, значит.
— Заставь его поклясться аллахом, и он не посмеет тебе противиться.
Хромоногий усмехнулся.
— Теперь веру в грош не ставят. Кровь остаётся кровью, а он потомок насильно отуреченных болгар — «калыч-качкан». Одним словом, не годится он для такого дела, и всё. Потому я тебя и позвал. Ты мне в прошлом очень помогал. И я тебя не забывал. Теперь времена переменились. Торговли нет. Сейчас как раз кстати будет открыть этот веками спрятанный клад. Я раздобыл бумаги. Мне надо только верного человека.
— Слушай, Тусун, и я слыхал про такой клад. Слыхал я про него разговоры. Называют его некоторые кладом мук. Но у нас всегда говорили: «Высохнет та рука, что за ним потянется». А другие говорят, что он называется не кладом мук, а кладом магов. Разно говорят. Проклят этот клад. Там гнездо нечистой силы, говорят.
— Старинные глупости!
— Я уважаю веру, Тусун, и почитаю слово стариков. То, что не потребно моей душе, не нужно и моему карману.
— Ну причём тут твоя вера, причём душа?
— Я не могу. Ты для этого меня звал? Я целый день потерял дожидаясь.
— А коли так, то ступай себе! — крикнул Хромоногий. — Но ни слова об этом, слышишь? Трусы этакие! Бабами старыми стали, выродились. Поэтому мы и провалились, поэтому и передохнем с голоду, как последние нищие.
— Может ты и прав, Тусун, а только про себя я знаю, что делаю. Старые муллы и простые турки здесь говорили мне, что все, кто за этим кладом сунулся, все погибли. Да и на что мне клад? Что мне с ним делать?
— Граница-то, во-он она где! Не знаешь разве? Ты же старый контрабандист.
— Нет, Тусун. Теперь моя судьба только в том, чтобы детей на ноги поставить. Для чего же другого живёт человек? Вот ещё контрабандой заняться мне не хватало!.. Найди себе другого охотника. Прощай!
— Значит, не хочешь! — прошипел Хромоногий вслед уходящему. — Бежишь от своего счастья. Когда тебе в другой раз такой случай подвернется?
Тот обернулся и произнес медленно и твёрдо:
— Аллах экбер, Тусун. Дюня сабурлиларын дыр[4]— и стал спускаться по склону.
Оставшись один, Хромоногий плюнул с досады.
В этот момент над пихтами у Чёртовых Берлог взвилась чёрная туча, быстро заслонившая солнце, и послышался сильный взрыв. Дрогнула земля. Дым застлал всю окрестность.
В первый момент после взрыва Хромоногий повалился от страха на землю. Однако, поняв, откуда донесся взрыв, он вскочил на ноги и бросился бежать по направлению Чёртовых Берлог, раскинув в стороны руки, напоминая вспугнутую утку. Но вдруг что-то сообразил и остановился. Воровато осмотревшись, он бегом пустился обратно. Возвратившись на прежнее место, он ещё раз осмотрелся, скривив шею, с налившимися кровью глазами, а затем нырнул в кусты. Несомненно, он спрятался в туннель, ведущий к тайнику, или где-нибудь поблизости.
Засевший в кустарнике старший геолог еле сдерживался, чтобы не напасть на Хромоногого. После взрыва он не удержался и вышел из кустов. Хромоногий его не заметил. Петров пошёл за ним и остановился поблизости от тайника. Теперь он держал Хромоногого в руках. Это обстоятельство возвратило ему бодрость и энергию. Кроме того, было нечто другое, овладевшее мыслями геолога. Это был взрыв. Петрову не были чужды задачи экспедиции и он знал, что такой взрыв не входит ни в какую программу разведки. Для него было явно, что это нечто непредусмотренное, и он тем больше был удивлён. Людей нигде не было видно. Вдобавок ко всему, среди леса, за самой станцией взвился другой, высокий и тонкий столб дыма.
Петров, чтобы лучше видеть, вышел из кустарника. Не было сомнения в том, что этот взрыв здесь, у Чёртовых Берлог, и тот — в лесу, за центральной станцией — связаны между собой.
— Это очень интересно! — произнёс он вслух. — Надо сейчас же доложить.
— Можешь доложить и мне! — послышался за ним голос Хромоногого.
Петров мгновенно обернулся с намерением ударить его, так противен стал ему этот человек. Хромоногий стоял против него с его ружьём в руках, бледный и взволнованный.
Петров сдержал свой гнев, но не смог его укрыть от зоркого глаза Хромоногого.
— Что это был за грохот? — рявкнул, теряя самообладание, геолог.
— Это я у вас спрашиваю. Если не ошибаюсь, это вы, геологи, искатели кладов, нарушаете спокойствие в нашем краю. — Он произнес слова «в нашем краю» с подчеркнутым озлоблением.
Если ты причинил малейший вред кому-либо, то ответишь за это! — крикнул геолог.
— У тебя есть опыт не только в геологии! — процедил сквозь зубы Хромоногий, многозначительно налегая на каждое слово. — А впрочем, почему ты не дождался меня? Ты ведь сам пожелал отдохнуть, когда напился.