— Привет дедушке Чуду от всего лагеря «Костёр»! — передал Павлик, когда там поняли, с кем говорят.
Ответ последовал тотчас же:
— Живите, как орлы…
— Это он, — радостно встрепенулся Белобрысик, и слезы умиления выступили на его синих глазах.
Аппарат передал оттуда краткое сообщение: «Плачет».
— Ого-о! — попробовал пошутить Павлик, но сам почувствовал, что его глаза наполнились слезами и он опустил голову.
После краткого сообщения, что дедушка Чудо «плачет», радист рассказал взволнованным друзьям, что в настоящее время происходит в близком их сердцу домике Чудака. Они представили себе просторную комнату, наполненную разными чудесными вещами; большой стол, за которым сидели дети; очаг, от которого дедушка Чудо не отходил зимою ни днём, ни ночью, почерневшую от копоти цепь; окна, заставленные цветочными горшками.
Аппараты снова застучали. Павлик спросил: что это за история с вершиной Орлиное Гнездо? На ней ли жил тот старец, который днём ковал железо, а вечером пел старинные песни и играл на свирели?
«Та-та-та-та-а-татата-ата-а, татата-а-а!» — застучал ключ.
Дедушка Чудо хорошо помнит, что неподалёку от того места, где они сейчас находятся, возвышается Орлиное Гнездо. На этой вершине живёт тот старец, о котором он им говорил. Он происходит из старого рода, сторонится людей, всеми забыт, но пусть навестят его, если могут и если, конечно, он ещё жив, ведь ему сейчас не меньше ста лет. Дом его стоит на скале. Называют её Чёрной скалой. Почему мальчики этим интересуются, не собираются ли они тотчас же идти на Орлиное Гнездо? — спрашивал дедушка Чудо через своего радиста.
— О, нет! — ответил Павлик и хотел закончить разговор.
Но с той стороны не спешили прервать связь. Сигналы долго ещё шептали в тихой ночи, проносясь над жёлтыми полями Фракии, нежные слова, исходящие из взволнованных человеческих сердец.
Старинная легенда передаёт, что когда-то жили на свете двое влюблённых — Хем и Родопа, два переполненных счастьем сердца, которые в своём любовном опьянении дерзнули сравнить своё счастье с божественным счастьем олимпийца Зевса и его супруги Геры, и этим вызвали гнев богов. За такую дерзость Зевс превратил их в две цепи гор: Хемус, который теперь называют Балканами, и Родопы. С тех пор они долгие века безнадёжно смотрят издали друг на друга. Плодородные фракийские равнины слышат их вздохи и одни только проплывающие над ними облака передают их поцелуи.
Не трепещут ли и сейчас их сердца от волнения? А сердечный трепет в груди у людей по ту и другую сторону долины, на склонах Хемуса и отрогах Родоп, не есть ли трепет неутихшего порыва Хема и Родопы?
Когда Павлик и Саша выходили из Клуба радистов, небо над Родопами очистилось, было ясное и чистое, как взгляд ребенка. А Хемус насупился и окутался туманами.
В указанный таинственной радиостанцией час Павлик и Белобрысик стояли на берегу Пещерицы. Погружённые в мысли о том, что их ожидало, они всю дорогу молчали. Страха они не испытывали, но всё же волновались, так как неизвестность всегда тревожит душу человека. В сущности они не могли бы даже ответить, что привело их сюда, чего они ждут и чего хотят. Не разум руководил ими — напротив, голос разума восставал против их действий: их властно влекло стремление раскрыть тайну двух загадочных событий, происшедших в этот день.
Они уверяли друг друга, что хотят просто проверить, существует ли связь между обоими событиями или нет, а затем вернуться в лагерь. Старались убедить себя в этом, а вместе с тем тайно друг от друга укладывали свои рюкзаки, готовили альпинистские верёвки, крюки. Во время послеобеденной закуски и ужина они запаслись хлебом, фруктами и иной провизией.
Ветер гнал рваные клочья облаков. Луна шаловливо скользила между ними, прячась то за одним, то за другим из них, или же стремительно бросалась вперёд и быстро их обгоняла…
В один из проблесков игры, которая велась на лунном облачном небе, Павлик и Сашок одновременно увидели на противоположном берегу два пересекавших поляну силуэта. Занимаемая мальчиками позиция позволяла следить за каждым движением незнакомцев.
В руках одного из них мерцал фонарь. Это был приземистый, полный человек, ходивший вразвалку. Другой — его сразу же узнал Белобрысик — был тот самый, которого он днём принял за медведя. Он шёл впереди. Свет от фонаря двигался по его спине, как бы отмеряя её ширину от одного плеча до другого. Он нес кирку и лопату.
— Эге, нашёл себе товарища! — прошептал Белобрысик. — Теперь они будут искать ящичек.
— Те там, по радио, говорили, что напали на их следы. Значит, за ними установят наблюдение. Но кто же из них друг, а кто враг? Как это узнать?
— Во всем этом кроется какая-то страшная тайна, — задумчиво протянул Белобрысик.
— Почему же страшная?
Оба замолчали. С возрастающим интересом следили они за светлой точкой на том берегу. Теперь она застыла на месте.
Нетрудно было найти зарытый второпях ящичек. Медведь быстро сориентировался. Его спутник опустился рядом с ним на колени и поднял фонарь над головой. Сейчас можно было рассмотреть обоих. У Медведя было крупное багровое лицо, явно распухшее от неумеренного потребления спиртных напитков, мясистый нос и длинные усы. Он и сейчас казался не совсем трезвым. Шапка его была сдвинута на затылок, прядь слипшихся волос свисала на лоб.
Лицо другого было перекошено, с каким-то особенным выражением дикости и злобы. Широко открытые глаза отражали свет фонаря и, казалось, сами горели мутно-жёлтым блеском. Все его тело было напряжено, как у зверя, готовящегося к прыжку на добычу.
Фонарь опустился к самой земле. Головы незнакомцев сдвинулись вплотную. Свет погас.
Павлик и Сашок тревожно всматривались в потонувший во мраке противоположный берег. Глаза их постепенно освоились с темнотой. Проблеск в небе позволил им вовремя различить две поспешно удаляющиеся фигуры почти у самых зарослей реки. Медведь нес под мышкой вырытый из земли ящичек.
— За мной! — скомандовал Павлик.
Они пробрались вдоль реки в тень деревьев. Павлик сорвал со спины малокалиберный карабин — подарок Чудака, с которым он никогда не расставался — и дослал в него патрон с такой решительностью, что мурашки поползли бы по спине преследуемых, если бы они могли его видеть.
Быстрая Пещерица, сделав поворот, вливается в этом месте в более широкое русло. Здесь стоит старый деревянный мостик. Павлик спешил опередить таинственных незнакомцев и первым выйти к мостику. Он был уверен, что именно по этому мостику перейдут они через речку, чтобы дальше углубиться в лес. Поблизости не было брода.
Вскоре показались двое неизвестных, которые шли не торопясь и спокойно беседовали. Видимо, они были довольны результатом своего ночного похождения. В этот момент шаловливая луна выглянула из лохматой чёрной тучи и осветила притаившуюся землю. При лунном свете можно было заметить ещё некоторые подробности. Тот, что был пониже, хромал. У него одна нога была короче другой, и он шёл переваливаясь как утка.
Вдруг в лесу раздался громкий выстрел, и вся местность озарилась ярко-красным светом ракеты.
— Вот оно, сообщение! — воскликнул Павлик, но Сашок зажал ему рот рукой.
Хромоногий и Медведь тотчас же залегли в камнях. При этом неуклюжий Медведь упал так неловко, что ящик, который он нёс, ударился об землю. Он раскрылся, и, при свете ракеты, мальчики увидели, что из него, к величайшему ужасу Хромоногого, стали выскакивать лягушки…
— Куда ты смотрел, пьяная рожа! — зашипел на него Хромоногий. Из глаз его сыпались искры бессильной злобы и ярости. — Теперь иди, свищи! Эти пустые ящики рассчитаны на дураков. А кроме того, нас выследили! Тебе теперь будет не так-то просто повсюду совать свой нос. Всё пропало, всё! Теперь нам надо будет выпутываться из этого глупого положения. Мы не сможем теперь узнать, что они задумали и открыли… Дурак!