Первые шаги Волчка в пустыне были очень робкими. Вытянувшись и поджав хвост, он обнюхивал незнакомые предметы. Около лагеря было множество песчанок, и охота на них была быстро освоена Волчком. Он засовывал морду в норку по самые уши и что есть силы с шумом выдыхал воздух в глубь норы. А сам быстро вскидывал голову и озирался по сторонам. Если песчанка находилась близко, она испуганно выскакивала на поверхность по другому выходу и попадала в зубы волка. Он глотал их не жуя, как пельмени. Но чаще фырканье не выпугивало зверьков. Тогда начиналась осада. Волк ложился около норки, положив морду на вытянутые передние лапы, и терпеливо ждал, когда напуганные песчанки успокоятся и вылезут сами.

Кто научил его этому? Ведь точно так охотились его мать и все его предки. Волчок унаследовал эти навыки от них.

Через несколько дней Волчок перестал ловить песчанок около лагеря, стал убегать по утрам далеко от палаток и охотиться только там. К полудню он являлся с раздутыми боками и заваливался спать в тени от палатки. И опять эта привычка добывать корм подальше от «дома» передалась ему по наследству, однако сейчас была явно бессмысленна. Никаких «врагов» он, конечно, не мог привлечь к лагерю экспедиции, охотясь около него. Но волк относился к нему как к своему логову со щенятами.

Так прошло около недели. Никто не опасался, что Волчка подстрелят охотники во время его завтраков песчанками: на сотни километров кругом в пустыне не было ни одного человека.

Однажды утром Волчок, как обычно, убежал охотиться за песчанками. Люди в лагере заканчивали завтрак и готовились к дневным работам. В это время высоко в небе раздался рокот пропеллера. Небольшой двукрылый самолёт сделал круг над лагерем, спикировал, сбросил вымпел и взмыл. Покачав крыльями, самолёт развернулся и полетел обратно.

Сброшенная записка была краткая, как телеграмма:

«Германия объявила войну. Даю час на сборы. С предельной скоростью возвращайтесь в город».

Знакомая, властная роспись директора института, подкреплённая печатью, заканчивала приказ.

Все забегали, засуетились, мешая друг другу. Раньше чем через час имущество было погружено на машины. Люди сели, не было только Волчка. Но ведь он вернётся не раньше полудня — не ждать же его несколько часов? Машина умчалась вдаль. Поднятая пыль осела. Волчок остался один на своей родине в пустыне. Он вырос среди людей, но с этого часа люди сделались его врагами. Конечно, Волчок не мог знать этого.

Вернулся он в полдень. Присев на задние лапы и поджав хвост, он испуганно оглянулся. Совсем как в детстве, когда его будили брошенной фуражкой. Но на этот раз лагерь и люди не спрятались — их больше не было. Волчок неистово заметался там, где стояли палатки, машина, жили люди-друзья. Теперь здесь был только горячий песок. Ветер делался всё сильней, неся песчаную «позёмку».

Волчок обнюхал след машины и бросился вдогонку.

Мчаться в полуденный зной было тяжело. Несколько километров остались позади. След машины стал угадываться с трудом даже чутким носом зверя: песчаная позёмка все сильнее заносила его. И, наконец, следы исчезли. Волчок бросался из стороны в сторону, возвращался назад, делая круги, но всё напрасно — след замело…

Волчок едва нашёл в себе силы вернуться к роднику у бывшего лагеря и пролежал у воды до вечера.

Всю ночь Волчок выл до хрипоты. Он впервые в жизни остался один…

Прошло несколько лет. Волчок обратился в огромного волка. За эти годы ему ни разу не пришлось встречаться с людьми: гремела война, и им было не до исследований в пустыне.

Волчок одичал, привык жить со своими дикими родичами и перенял все их привычки. Ловля песчанок, ящериц и крупных жуков стала для него обычным занятием. Как и другие волки в пустыне Бетпак-Дала, он сделался «пастухом» антилоп-сайгаков.

Ранней весной сайгаки бредут на север неисчислимыми стадами вслед за тающим снегом. На ходу они пасутся и ни на что не обращают внимания. Стремление вперёд, на север, всецело овладевает ими, как перелётными птицами. Тысячелетиями их предки делали такие же перекочёвки, и сайгаки наших дней не могут поступать иначе.

За несколько дней до резкого весеннего потепления они трогаются с зимовок, как бы чувствуя близкую перемену погоды. Только там, на краю пустыни Бетпак-Дала, в прохладных степях Сары-Арка, их стада остановятся, разбредутся и всё лето будут нагуливать жир на богатых пастбищах. А осенью, когда начнутся дожди и на такырах в пустыне появится вода, сайгаки также неудержимо двинутся на юг за тысячу километров к зимовкам около реки Чу и в песках Муюн-Кумов. Они идут не спеша, недалеко табунок от табунка, фронтом в несколько километров, а длиной от горизонта до горизонта.

А за сайгаками идут волки, бредут семьями и даже собираются стаями около больших скоплений животных. Ко всему можно привыкнуть, и сайгаки привыкают к своим «пастухам». Волки шагают гуськом за табуном, и сайгаки не пугаются, а идут своим путём. Хищники и их жертвы так привыкают друг к другу, что волки спят около них, а кругом пасутся сайгаки. Двинулись дальше сайгаки — просыпаются и бредут следом за ними волки.

Почему-то волки избегают нападать на табун. Но горе сайгаку, если он приотстанет. Его сейчас же окружат волки, проворно забегая со всех сторон. Как по команде, бросаются они спереди, сзади и с боков — спасения сайгаку нет.

Впрочем, «пастухами» волков называют не напрасно. Они в трудные минуты жизни помогают сайгакам. Конечно, не сознательно, а невольно. Когда летние жары высушат такыры и многие родники в пустыне иссякнут, сайгаки попадают в беду при своих перекочёвках. Жажда начинает мучить животных. Они уже не шагают спокойно, пощипывая на ходу полынку, а мечутся по пустыне от одного родника до другого, где раньше была вода, но сейчас не находят её. Подпочвенная вода в Бетпак-Дале кое-где залегает неглубоко. Волки чуют ее и делают то, на что не способны сайгаки: они начинают рыть ямы. То и дело сменяясь, высунув мокрые языки, перепачканные землёй, они с азартом роют землю, отбрасывая её задними лапами. В ямах появляется вода. Отталкивая друг друга, рыча и скаля зубы, волки пьют и уходят. А потом из волчьих ям пьют сайгаки.

Волчок давно обзавёлся своей семьёй. Каждую весну он устраивал логово с одной и той же волчицей, как подобает хорошему семьянину. Он всегда бежал впереди, то и дело оглядываясь, следует ли она за ним. Но волчица послушно трусила сзади, пока они не встречали поселения песчанок или не замечали более крупную добычу — сайгаков. Способ охоты загоном был прекрасно усвоен обоими волками. Волчица сразу залегала за кустиком тамариска. Это означало, что Волчок должен бежать в загон и направить на это место сайгака. Волчок мелкими размеренными прыжками издалека по большому кругу начинал обегать сайгаков так, чтобы гнать их по ветру. Сайгаки мирно паслись и не подозревали опасности. Но вот один из них заметил волка. Зверь шёл медленным шагом не на сайгаков, а немного в сторону. Сайгак топнул передней ногой. Остальные насторожились и уставились на волка. А тот подходил всё ближе, временами останавливался, что-то нюхал на земле и опять шёл. Словом, он явно был занят своим делом. Бегают сайгаки вдвое быстрее волка. Стоит ли тут волноваться?.

Но всё же осторожность берёт перевес, и табунок сайгаков быстрыми семенящими шажками начинает отходить в сторону. Самый опытный чабан не мог бы с таким искусством подгонять своих овец к намеченной точке, как это проделывал волк. Без всякой спешки он ловко гнал сайгаков, заворачивал их, если они отклонялись в сторону, опять слегка нажимал, а если они бросались бежать, сразу ложился. Сайгаки останавливались и оглядывались по сторонам.

Но вот до волчицы уже недалеко. И когда сайгаки повернулись головой в её сторону, Волчок бросился на них. Табунок дружно сорвался с места и легко понёсся вперёд. Прямо перед ними, как из-под земли, выскочила волчица. Мгновенное замешательство сайгаков, и она уже повалила ближайшего. Однако сайгак сбросил волчицу и вскочил, но тотчас кубарем полетел на землю, поваленный подоспевшим Волчком. Супруги прикончили свою жертву и вдвоём съели почти всего сайгака.