В зале установлен диктофон, соединенный с печатающим устройством. Но иридиевая проволока не хранила никаких следов звукозаписи, хотя прибор не выключен. Неужели работа в лаборатории и неожиданная катастрофа не сопровождались ни единым звуком? Все это очень странно. Если верить регистрационной записи, то в ту ночь во всем здании находился только один человек. Это была профессор Ирина Лосева. Самые тщательные розыски не обнаружили даже следа Лосевой после той ночи. Домой она не возвращалась и знать о себе не давала. Так же бесследно исчез и гостящий у нее доктор Дьердь Лошанци. Мать Лосевой говорит, что он ушел из дома ровно в десять часов вечера, пообещав, что возвратится часа через три вместе с Ириной. Есть все основания предполагать, что в эту ночь они были в лаборатории, в зале Ц. Не хочется думать, что их постигла та же судьба, что и предметы, которые находились в центре зала,

Как показали сотрудники, там, где теперь только пустота, раньше находился огромный кольцевой магнит, два гравитационных генератора и какой-то новый прибор. Этого прибора никто не видел. Он появился в лаборатории недавно, и Лосева всегда держала его под черной накидкой. Никаких следов разрушений, повторяю, обнаружить не удалось. Невольно начинаешь сомневаться, была ли вообще здесь катастрофа. Во всяком случае, если б не таинственное исчезновение Лосевой и Лошанци, можно было бы говорить лишь о «странной шутке с пустым кругом», как выразился один из сотрудников лаборатории. Я не люблю загадок и поэтому больше всех настаивал на самом тщательном обследовании всего помещения. Это обследование закончили только сейчас. Оно всех разочаровало.

На северо-восточной стене здания обнаружили зону с небольшой радиоактивностью. Точные замеры показали, что зона представляет собой круг радиусом около двух мегров. Весьма странное, необъяснимое совпадение. Интересно также, что радиоактивность распространяется на всю толщу стены, будто сквозь нее просочился радиоактивный газ. Еще удалось установить, что на потолке зала Ц есть едва заметное отверстие, которое проходит через все здание и заканчивается на крыше. Края отверстия не оплавлены огнем, и вообще неизвестно, чем и как оно было сделано. Никто из работников не берется утверждать, существовало ли это отверстие до катастрофы или нет.

Больше никакими данными мы пока, к сожалению, не располагаем.

Уважаемый Сергей Митрофанович! Беседа с вами — помните, это было на другой день после таинственной катастрофы в институте, — ваши слова, что всякое странное явление, даже, на первый взгляд, пустячное, может иметь большое значение, до сих пор не дают мне покоя. Поэтому я и решилась побеспокоить вас этим письмом. Случай, о котором я хочу вам рассказать, может быть, совсем неинтересен, но все же, мне кажется, он имеет какое-то отношение к событиям той ночи.

Вот что произошло.

За несколько часов до памятных вам событий я готовилась к экзаменам по общему землеведению (я учусь в вечернем институте). У меня есть магнитофон, где на иридиевой проволоке записан весь курс лекций. И еще кое-какие вещи. Помню, я прослушивала тогда лекцию о происхождении айсбергов и об использовании их в народном хозяйстве для орошения пустынь. Очень интересная лекция. Но дело не в этом. То есть не только в этом. Уже в городе, куда я несколько дней спустя поехала для сдачи экзамена, я вдруг почувствовала, что забыла тот раздел, где говорится о таянии айсбергов в условиях пустынь. Естественно, что мне захотелось еще раз прослушать эту лекцию. Но в том-то и заключается мой странный случай — магнитофон молчал. Вы не думайте, что он был испорчен. Я все тщательно проверила. Просто все, что было записано на проволоке, каким-то образом стерлось. И тут я вспомнила, что он внезапно замолчал как раз в тот момент, когда исчезло то зарево. Совершенно случайно он был тогда включен. И все же я сомневалась. Может быть, я сама нечаянно включила не ту кнопку и стерла запись? Эта мысль пришла ко мне сразу же. Вероятно, я на том бы и успокоилась, если бы не мой товарищ по институту Олег Муркалов. Он геофизик и учится на четвертом курсе.

Олег как раз чинил информационный блок одного из наших приборов. Кстати, прибор испортился в тот же вечер. Сначала Олег не знал, за что взяться, так как не мог установить следов поломки. Возможно, он и до сих пор бы возился, если бы случайно не поменял полюса аккумулятора постоянного тока. Просто он очень устал и перепутал электроды, заменив минус на плюс. Вот эта-то ошибка и починила блок. Олег клялся, что это просто странное совпадение, которое совершенно необъяснимо, но Марк Скробинский (вы его знаете) держался на этот счет другого мнения.

После того как я сдала экзамен (кстати, профессор поставил мне самый высокий балл), я пошла к заведующему кафедрой космических лучей. Вас, конечно, заинтересует, почему именно к нему. На это я могу ответить, что Вацлав Люцианович — единственный физик во всем нашем астрогеофизическом. Кому, как не ему, разобраться в загадках электронных приборов? Он тоже сначала сказал, что не видит связи между размагниченной проволокой и испорченным блоком. Я уже собралась было уходить, как он вдруг сказал: «А знаете что? Давайте протащим вашу проволоку не через электронные головки, а через позитронные».

Я ему на это говорю, что никогда о таких не слышала. А он только смеется. Взяли мы тогда мощный источник гамма-лучей и начали бомбардировать ими свинцовую мишень. Специальный кольцевой электромагнит отводил выбитые позитроны в вакуумную камеру, откуда они собирались в конденсатор. Так мы получили источник «антитока». И что вы думаете? Онемевшая проволока заговорила, и я снова услышала уже ненужную мне лекцию про айсберги. Вацлав Люцианович сказал, что он даст сообщение об этом эффекте в «Вестник Академии наук» и что мы с Олегом можем гордиться первой самостоятельной научной работой. Может быть, все это и не интересно, но я сочла своим долгом написать вам.

Объединенными стараниями сотрудников лаборатории диктофон заговорил уже через два часа. На всякий случай, все, что мы услышали, было еще раз записано. Теперь мы располагаем двумя катушками проволоки, хранящими эту ценную информацию.

Сначала слышно было лишь шипение и потрескивание Некоторые даже начали сомневаться в «способе Валентины».

Но вот раздалось легкое покашливание и послышалось чье-то усталое дыхание.

— Спасибо, милый. Поставь это сюда. — Это был голос Ирины Лосевой.

Что-то загремело, будто опускали на пол какую-то тяжелую металлическую штуковину.

— Ну и что теперь будет? — Мужской, с легким акцентом голос скорей всего принадлежал доктору Ло-шанци.

Лосева не ответила.

— Так в чем же суть, Иринка? — вновь спросил Лошанци.

— В философии. Все вертится только вокруг философии, а физика играет здесь второстепенную роль.

— Никогда не думал, что в философии может скрываться нечто невероятное, а ведь ты обещала меня удивить.

— И удивлю. Ответь мне сначала на один вопрос. Заранее предупреждаю, что над ним ты никогда не задумывался. Я тебя знаю.

Лосева засмеялась. После некоторой паузы Лошанци сказал:

— Ну, где твой вопрос?

— До чего же ты нетерпеливый. Я просто ищу для него наилучшую формулировку. Дай мне немного подумать.

Минут пять ничего не было слышно. Потом Лосева спросила:

— Ты никогда не задумывался о том, что было до атомов?

— То есть как это «до атомов»? — с недоумением произнес Лошанци.

— Ну, в доатомном состоянии материи… Почему мы считаем, что атомы были всегда? Ведь материя вечна. Она развивается и никогда не повторяет самое себя. Все процессы во Вселенной необратимы. Так вот, что было до того, как образовались атомы и что будет потом?..

— Какие у тебя есть основания для подобных вопросов?