Пулеметчики, пригибаясь к земле, бегом перетащили «максим» и тут же открыли огонь по врагу.

Фашисты расползались, многие падали и больше не поднимались.

— Подпускай ближе, бей наверняка! — кричал лейтенант. Левом Акопджанов стрелял из автомата, пустил в дело гранаты.

Ранен подносчик в расчете «максима». Просит о помощи стрелок. И откуда ни возьмись — девушка с санитарной сумкой. Это — Лена Земцова. Услышав, что здесь идет бой — прибежала, зная, что тут она нужна. Ползком подобралась к раненому.

— Сейчас остановим кровь, уляжется боль, — успокаивала она молодого пулеметчика. Он сообщил, что работал слесарем на тракторном, но вряд ли теперь придется ему вернуться к станку.

— Вернетесь, все будет хорошо, — заверяла медсестра и тут же поползла к другому раненому…

Противник усиливал огонь. Чаще стали разрываться мины. Из пыли и дыма выплыли новые цепи гитлеровцев, стали теснить роту Акопджанова.

Прибежавший на вторую батарею посыльный из роты Акопджанова доложил о тяжелой обстановке на их участке обороны. Новицкий быстро собрал несколько десятков бойцов из зенитчиков и ополченцев, оставил за себя на батарее Жихарева и повел группу к дороге.

Увидев приближавшегося командира батареи, уставший и, казалось, совсем выдохшийся Акопджанов, воспрянул духом.

— Держись, ребята! — издали кричал Новицкий. Бойцы его группы решительно бросились на врага.

Завязалась рукопашная схватка.

Трое гитлеровцев набросились на Новицкого. Комбат уложил одного, но не заметил, как долговязый фриц приготовился нанести ему удар. Разъяренный боем, Акопджанов сбил фашиста с ног, приколол штыком.

Поняв все, что произошло, Новицкий взглянул на кавказца.

— Спасибо, дорогой, спасибо, горная душа… Отчаянно бились здесь стрелки, пулеметчики из ополчения, зенитчики, но гитлеровцы наседали и пришлось отойти к огневой позиции батареи.

Бой принимал ожесточенный характер.

Невдалеке, за полуразрушенными домами, куда уползли два уцелевших танка, клубился дым, стоял грохот. Танки, прикрываясь дымовой завесой, стреляли по тракторному. К этим танкам и устремились бойцы из созданного Новицким взвода бронебойщиков.

— Прячутся собаки, а свое делают, — проговорил Свирид Петухов, перебираясь от укрытия к укрытию в сторону противника. «Поближе бы к ним, да не промахнуться», — думал он, приближаясь к бронированным машинам. Свирид прижался к земле, выждал. До танков было метров сорок. Ветерок сдул дымную пелену.

— Получай, гад! — выдохнул Петухов. Граната угодила в борт, и гусеница разлетелась, змеей легла на опаленной земле. Танк застыл на месте. Петухов бросил в него вторую гранату. Пламя заиграло на черном металле.

Находившийся по соседству Степан Ласточкин видел работу Свирида. Степан тоже метнул гранату, но промахнулся. Танк, в который метил Ласточкин, как разъяренный зверь, рванулся вперед, стреляя из пулеметов.

— Удирай, пока цел! — крикнул Петухов неудачливому «бронебойщику», а сам подобрался поближе к танку и поджег его метко брошенной противотанковой гранатой.

Наблюдая за боем, Новицкий увидел, что за уцелевшей стеной кирпичного дома накапливаются вражеские автоматчики. Комбат приказал второму и третьему расчетам ударить по стене. Залп — и она рухнула, похоронив под грудами камней фашистов.

Коричневая пыль долго стояла в воздухе от рухнувшей стены дома. И снова показались танки, видимо, намереваясь расправиться с батареей.

Одна бронированная машина подходила к траншее, где находился вместе с другими бойцами Андрей Кулик. Грохот надвигавшегося танка слился с разрывами снарядов, мин. Кулик, глубоко вздохнув, вылез из траншеи и, прижимаясь к земле, пополз навстречу машине. Приподнялся и швырнул гранату. Танк остановился, но продолжал стрелять. Тогда Андрей бросил в него бутылку с горючей смесью. Попав в машину, довершил дело: танк запылал.

Два танка, укрывшись за разрушенными строениями, вели огонь по батарее.

— По танку! Бронебойными! — крикнул неугомонный Алексей Данько, указывая расчету цель.

— Огонь! О-гонь! — слышался его надрывный голос.

Упрямо били по врагу другие орудия батареи. Доносился едкий запах гари от объятого огнем заводского цеха. Новицкий посмотрел на бушевавшее пламя в жилых кварталах города. Затем перевел взгляд в сторону противника. Ползли еще несколько танков, держали направление на батарею.

Возле второго орудия взметнулся столб земли. Осколок вражеского снаряда угодил в трубочного. Боец свалился на ящик из-под снарядов.

Два сильных взрыва прогремели на огневой. Повреждено первое орудие. Бойцы расчета взяли противотанковые ружья, спустились в траншеи.

Замолкло и третье орудие. Прибежал комбат, и Матвей Петрович пояснил:

— Ничего не видно. Ждем, пока пыль осяде.

— А как наводчица себя чувствует? — взглянул Новицкий на Надю Соколову.

— Стриляе так, що куды твое дило! — ответил Кулик.

На металлическом кресле Надя сидела внимательная, собранная. Пот заливал лицо, но она словно не чувствовала усталости. Как только посветлел воздух, она быстро навела орудие в цель. Там, где двигался танк, поднялось пламя.

— Бронебойным! — вновь командовал Матвей Петрович, требуя уничтожить очередной фашистский танк.

«Прикончить бы и этого гада», — думалось Соколовой, ловившей в перекрестие цель. Но в этот момент осколки забарабанили по металлу. Надя почувствовала резкую боль во всем теле. Судорогой свело ногу. Неимоверно жгло плечо, будто к нему приложили раскаленное железо. Лицо ее вмиг побелело, губы вздрогнули, разжались:

— Заряжай, будем стрелять… — вымолвила она слабеющим голосом и свалилась с сиденья.

— Соколова ранена! — крикнул Абдул Трисбаев.

Прихрамывая на правую ногу, прибежал Юрий Синица, сидевший с гранатами в траншее. Не совсем зажили его раны, но он наотрез отказался идти в госпиталь и оставался на батарее.

— Санинструктор! Санинстуктор! — разом кричали несколько голосов.

Земцова, до изнеможения уставшая, была уже здесь. Быстро перехватила жгутом ногу, чтобы остановить кровотечение, осторожно забинтовала рану.

— Помогите… — проговорила Соколова и хотела было шагнуть ближе к пушке, но боль пронизала тело, и она осталась на месте.

— Что вы там возитесь?! — вдруг закричал Матвей Петрович, подошедший к нише со снарядами. — Несите ее до машины.

Заметив, что в расчете Кулика вновь произошла какая-то заминка, Новицкий заспешил к этому орудию.

— Что случилось? — с тревогой спросил он. — Где Соколова?

— К «санитарке» понесли…

Комбат посмотрел в ту сторону, где стояли поверженные танки. Но дальше за ними широким валом двигались на батарею клубы пыли.

— Батаре-е-я! Бронебойщи-и-й! Всем занять свои места!

Грохот танковых моторов нарастал. Три орудия батареи ударило по врагу. Но огонь противника был сильнее. Стреляя на ходу, танки, казалось, неудержимой лавиной шли на огневые. И вдруг натиск его захлебнулся.

К двигавшимся танкам потянулись сверкающие струи огня. Земля покрылась сплошным пламенем. На батарее не сразу поняли, что произошло. Зенитчики не видели, как из-за укрытия вышли грузовики с реактивными установками. Машины остановились, вытянулись в одну линию и ударили реактивными снарядами.

— Спасибо, «катюша»! — прокатились радостные возгласы по батарее.

…Оставляя за собою пыльный шлейф, уходила от батареи санитарная машина. В ней разместили раненых; их сопровождала санинструктор Земцова. Раненых нужно переправить на левый берег. Теперь это было нелегким делом.

Еще весной по указанию командира полка капитан Хондаков приобрел с десяток лодок, которые служили для переправы через Волгу. Лодочное хозяйство в шутку называли весельным флотом, а тех, кто эти лодки обслуживал, рыбаками.

— Эй, рыбаки, где вы?

«Рыбаки» находились в землянке, вырытой на крутом берегу. Выбежали на окрик. Оказывается, подошли машины с ранеными.