— Кисонька, кис-кис! Пойди сюда!

У кота в глазах сверкнули искры, он угрожающе зашипел, завыл, сделал огромный прыжок влево от меня и исчез в лесу. Я вдруг испугалась.

— Ребята! — позвала я. — Пойдите скорее сюда!

Они мигом сбежали с холма.

— Товарищи, кот! Огромный серый кот с жёлтыми глазами, растрёпанный… Я его позвала, а он как зашипит, как завоет и сделал такой прыжок, какого я в жизни не видела!

— Да это был дикий лесной кот! — рассмеялся Павел. — В кодрах их много. — Потом серьёзно добавил: — Вы хорошо отделались. Они ведь злющие, как ведьмы.

— А вы его за домашнюю кошечку приняли! — усмехнулся Володя.

И верно: как мне не пришло в голову, что до ближайшего селения пятнадцать километров. Откуда же здесь мог появиться домашний кот, да ещё такой огромный!

С заходом солнца мы возвращались в лагерь усталые, разодранные и сердитые. Мы ещё были в полкилометре от него, а Мультик уже сломя голову мчался по дороге навстречу нам.

В центре полянки уютно горел костёр, и на нём шипел кипящий чайник. Все нас приветливо встретили. Один Лёва сделал вид, что вообще не заметил нашего прихода, и внимательно рассматривал какой-то журнал, хотя разобрать что-либо в темноте было уже невозможно. Ребята рассказали о нашей неудаче. Я — о своей лесной встрече.

— Ну вот, — с серьёзным видом сказал Гэбэ, — правильно, что вы Мультика не взяли: его бы это чудовище, наверное, растерзало.

— Хорошо вам смеяться, Георгий Борисович, а я так испугалась! Кот в два раза больше Мультика. Если бы вы слышали, как он шипел. А потом как прыгнул в сторону от меня!..

— К сожалению! — тихо, но отчётливо произнёс Лёва, не отрываясь от журнала.

— Лёвушка, месть — чувство недостойное! — сказала я, проходя мимо него в палатку за полотенцем. — Ты ничего не потерял. Кроме духоты, крапивы и скифов, никого мы там не увидели.

— Да? А кот?! Можно подумать, что в Москве вы каждый день диких котов встречаете!! — заворчал мне вслед Лёва.

Сегодня после окончания рабочего дня мы собрались на полянке в ожидании Александра Степановича и Ростислава. Они два дня назад уехали по делам в Кишинёв и сегодня обязательно должны были вернуться и привезти нам письма.

— Едут! Едут! — закричал наконец Лёва, и ребята помчались навстречу машине.

Ростислав вынул из портфеля пакет с письмами и роздал нам, а сам ушёл с Гэбэ в палатку.

Александр Степанович взял ведро с водой и, пока окончательно не стемнело, решил хоть немного отмыть машину.

Лёве письма не оказалось. Он очень опечалился.

— Не случилось ли чего дома? С первой почтой я два письма получил.

Ребята уселись с письмами на ящики и, прочитав, стали делиться новостями. Я получила письмо от мужа, передала от него привет Мультику и подошла к ребятам.

— Товарищи, товарищи! — слегка заикаясь, говорил Володя, и глаза его восторженно блестели. — Мы получаем отдельную квартиру из двух комнат. Мама пишет, что дом достроен. Скоро должны принимать его. Они с сестрой уже видели нашу будущую квартиру!

— Володька, поздравляю!

— Вот здо́рово!

— Сила! — кричали ему ребята, и громче всех, конечно, Лёва.

— Володя, а у вас большая семья? — поинтересовалась я.

— Нас трое: мама, сестра и я. Отец был тяжело ранен на фронте и вскоре после войны умер. Мама работает на том же заводе, где и он работал. У нас одна комната в деревянном доме. А теперь будет отдельная квартира! Представляете?! Вот вернусь, может, уже и переедем!

И Володя, вскочив с места, лихо отплясал на траве босыми ногами чечётку.

— А нас всех отец после окончания экспедиции зовёт в гости. Пишет, что в колхозе огромнейший урожай фруктов — дыни и виноград в несметном количестве! Чтобы непременно все приехали, — сообщил весело Юра.

— Павел, а тебе что пишут? — спросил Лёва.

Юноша молча складывал своё письмо. Его обычно живое, весёлое лицо омрачилось.

— Сердце у мамы опять прихватило, — тихо ответил он. — Теперь, пишет, уже получше. Как три года назад отец ушёл от нас, она стала часто хворать. А работает курьером. Приходится много ходить. Работу менять не хочет: давно там уже работает. До пенсии ей ещё далеко. Вот я и мечтаю: поскорее окончить институт, чтобы она не работала. Нас ведь только двое…

Мы все молча с сочувствием смотрели на Павла, Лёва сел рядом и обнял его за плечи.

Из палатки вышел Ростислав и, держа в руке письмо, крикнул:

— Лёва, ты прости, пожалуйста, вот твоё письмо: оно выпало из пакета и осталось в портфеле за подкладкой.

Лёва одним прыжком очутился рядом с Ростиславом, схватил письмо, примчался к нам и уселся на ящик. Дневной свет уже угасал.

— Возьми фонарик, — посоветовал ему Юра.

Но Лёва, разрывая нетерпеливо конверт, только мотнул головой. Через минуту он оглушительно захохотал и повалился на траву.

— Что случилось? Что тебе пишут? — недоумевали мы.

— Нет, вы только подумайте, что пишет моя мама! «Я очень беспокоюсь за тебя, сыночек, хотя ты пишешь, что всё прекрасно. Но письма редки, и я всё время волнуюсь. Очень прошу тебя, сыночек, быть осторожным, не пить во время жары холодной и сырой воды, не есть немытых фруктов, не сидеть много на солнце и не ходить босиком».

Тут уж и мы рассмеялись.

Да если бы Лёвина мама знала, что её сын пьёт холодную воду прямо из колодца, обливается по утрам и вечерам, что под палящими лучами солнца он иногда целые дни проводит на городище, что ежедневно по три-четыре часа копает землю, и что за эти полтора месяца он стал шире в плечах, перестал сутулиться, и что сквозь загар у него через всю щеку пробивается румянец!..

Всё это время с момента возвращения в Алчедар с семи утра до наступления темноты, только с часовым обеденным перерывом, велись раскопки на городище. И в будни, и по воскресеньям. Времени оставалось мало. Мы не жалели ни сил, ни рук.

Раскопы на городище становились всё шире и глубже. Каждый день приносил нам новые находки. И, наконец, к нашей огромной радости, на городище была открыта почти целая полуземлянка с каменной печью и наполовину вкопанными в землю горшками с золой и углём. Видимо, они служили очагами для выпечки хлеба. Тут же мы нашли калачевидные кресала, которыми люди добывали тогда огонь, — примитивные серп, топор и даже в одном из углов землянки рассыпанную кучку почерневших от огня зёрен пшеницы.

В последующие дни, после того как было отрыто жилище, Павел и Лёва нашли каменный жёрнов ручной мельницы. Лёва очень гордился своим участием в этой находке. Володя обнаружил железную косу. Ростислав и Юра отрыли яму, в которой был запас обуглившихся и потому сохранившихся зёрен ржи и проса.

Ещё были найдены рыболовные крючки и охотничьи стрелы с тупыми концами — «срезни», как называл их Ростислав. Концы у них были притуплены, чтобы не испортить шкуры убитых зверей.

Вчера в полдень Лёва, задыхаясь от волнения и размазывая по лицу пот, примчался в раскоп к Гэбэ и Володе и завопил:

— Идите скорее! Юра нашёл кости доисторического животного!

Володя первым выскочил из раскопа и побежал на южную сторону городища, где копал Юра. Гэбэ и Лёва — за ним.

Юра стоял на куче земли на краю раскопа; в руках у него были две потемневшие от времени большие кости и челюсть с крупными жёлтыми зубами.

— С-Сам ты доисторическое животное! — закричал на Лёву Володя. — Это обыкновенная корова!

Юра, посмотрев на красного, сердитого Лёву, покатился со смеху. Гэбэ осторожно взял у него из рук кости и, осмотрев их, вернул Юре, хлопнув его по плечу.

— Орёл! Ну, давайте копать дальше, — и, повернувшись ко всё ещё нахмуренному мальчику, добавил: — Лёвушка! Юра тебя разыграл. Но кости этой коровы для нас не менее ценная находка, чем, скажем, кости бронтозавра!