К шести часам вечера первым вернулся Юра.

— Ходил, ходил — и не то что селища, ни одного чёрта не встретил! Зря только подмётку с тапки потерял. Побегу отмываться!

С шести до семи приходили один за другим запылённые и уставшие наши разведчики. Селища никто не обнаружил. Пришёл и Гэбэ.

— Что, орлы, безрезультатно? — ещё издали понял он. — И у меня, к сожалению. А Володя с Лёвой ещё не вернулись?

— Ну, на них надежды мало, — ответил Ростислав, вытягивая на траве натруженные за день ноги.

В конце августа темнело заметно раньше. К семи часам на нашу полянку вползли глубокие сумерки.

Наконец появился и Володя, но почему-то один.

— Лёвка, выходи, не разыгрывай! — весело закричал Юра, подбрасывая ветки в пылающий костёр.

— Вы меня не разыгрывайте! — мрачно ответил Володя. — Лёва ведь давно вернулся?

Наступило минутное молчание.

— Лёва не возвращался, — растерянно сказала я.

Володя широко раскрыл глаза:

— Не возвращался?!

— Ты где оставил Лёву? — не сдержавшись, крикнул Гэбэ.

— Я его не оставлял, он сам ушёл, — растерянно ответил Володя, вытирая выступивший на лбу пот.

— И ты его отпустил?!

— Я его не отпускал, — еле слышно ответил юноша.

— Так! Всё понятно! — очень медленно сказал Гэбэ. — Лёва, очевидно, заблудился. Расскажешь всё потом. А сейчас все едем на поиски Лёвы. Валентина Львовна, вы остаётесь. Может, Лёва вернётся и ему нужна будет ваша помощь. Мы пройдём весь Лёвин маршрут с того места, откуда он ушёл, и вернёмся. Вы не боитесь остаться одна ночью?

— Сейчас я боюсь только за Лёву.

— Всем взять электрические фонарики и идти к машине! — закричал Ростислав, выходя из палатки с фонарём «летучая мышь» в руках; Александр Степанович заправил его керосином, привезённым недавно из села.

После их отъезда время потянулось мучительно медленно. Чтобы костёр не загас, я время от времени подбрасывала в него сучья и как маятник ходила взад-вперёд по нашему лагерю. Мультик, чувствуя, что что-то случилось, опустив хвост, печально бродил за мной.

Я прислушивалась к каждому шороху, досадуя на звеневших в кустах цикад. Не Лёвины ли это шаги?! Но это трещала пересохшая кора на деревьях или ночная птица задевала крылом за ветку.

Лёва не возвращался.

Позади меня был густой лес, впереди — сплошная темнота. Небо затянулось низкими тучами. Только меняющийся свет костра освещал кусочек дороги перед лагерем. До ближайшей живой души километры… Я не боялась: волнение за Лёву было сильней всего остального. Но я думаю, что эта ночь в опустевшем лагере, с грустной собачкой, ходящей за мной по пятам, останется навсегда в моей памяти…

Они вернулись в два часа ночи. Лёвы с ними не было. В тягостном молчании все вышли из машины и уселись вокруг костра.

— Мы шли шеренгой. Расстояние между каждым было примерно метров тридцать — тридцать пять. Мы не переставая громко кричали: «Лёва! Лёва!» Машина медленно двигалась по степи позади нас. Она освещала нам путь фарами. Так мы прошли все четырнадцать километров. Наша цепочка растянулась метров на двести. Всё напрасно. И ночь, как назло, такая тёмная… — охрипшим от крика и усталости голосом рассказал мне Ростислав.

Володя, не находя себе места, то выбегал на дорогу, то метался по лагерю.

— Володя! — негромко окликнул его Гэбэ. — Подойди ко мне. Садись и расскажи, почему Лёва ушёл один. Очевидно, что-то произошло. Мы ссадили вас с машины за двадцать километров от лагеря, в юго-западном направлении. Сколько вы прошли вместе? Говори правду.

Глядя в землю, Володя срывающимся голосом стал рассказывать:

— Когда вы нас высадили, мы с Лёвой пошли по степи. Углубились вправо от дороги, примерно метров на триста. Измерительную рулетку, моток верёвки и электрический фонарик я разложил по карманам. Лёва перевесил через плечо сумку с сухим пайком и нёс свою сапёрную лопату. Чертёж маршрута, по которому мы должны были идти, тоже был у меня.

Мы разъединились на двести метров, параллельно один другому, и всё время перекликались, чтобы не потеряться. Так мы шли, осматривая всё по пути, километров шесть-семь. Солнце сегодня жгло, как нарочно. Высохшая трава скользила и кололась. Идти было трудно. Хотелось пить. Я увидел колодец. Неподалёку росли две развесистые дикие груши. Я уселся под ними и закричал: «Лёвка, иди скорее сюда!» Он, наверное, решил, что я нашёл селище. Примчался, запыхавшись, в одну секунду. Я показал ему на колодец и сказал: «Пойди напейся и принеси мне». Он привязал кружку, что стояла на колодце, зачерпнул воды, напился и принёс мне. «Вот что, — сказал я, возвращая ему кружку, — если ты думаешь, что я буду и дальше искать селище, ты ошибаешься. Ещё пятнадцать километров мотаться по жаре то вправо, то влево, раздвигать эту проклятую колючую траву, влезать на все бугры? Дураков нет! Тем более, что это селище, наверное, только приснилось нашему начальству!» «А городище в Алчедаре тоже нам всем приснилось?» — обозлился на меня Лёва. «Городище — другое дело. Оно огромное, его здесь все знают. А вообще как хочешь, А я ложусь спать и тебе советую. Выспимся как следует раз за два месяца и пойдём не спеша в лагерь. И скажем, что весь день искали селище». Тут Лёва стал орать: «Я спать не лягу. Это не честно!»

Володя замолчал, потом, все ещё не глядя на Гэбэ, продолжал:

— Тут я ему сказал: «Тогда возьми мои часы и не потеряй. Ищи в радиусе не более полкилометра от этих груш. Сейчас половина одиннадцатого. Раньше двух меня не буди». И я лёг и тут же уснул… Когда я проснулся, солнце стояло высоко и жарило мне прямо в лоб. Я сел и увидел примятую камешком записку. К ней английской булавкой были приколоты мои часы. Вот она… — И Володя вынул из кармана записку.

Гэбэ взял её и при свете костра прочитал вслух:

— «Володя, ты не ругай меня. Я пошёл искать селище. Я лгать Гэбэ не буду. И вообще я не лгу. Взял меньшую долю еды, так как ты больше меня. Если приду раньше, про тебя ничего не скажу. Ушёл от тебя, и всё. Не беспокойся. Я не собьюсь. Лёва».

Володя продолжал рассказывать:

— Я вскочил и стал бегать по разным направлениям и изо всех сил звать его… Никакого ответа! Я знал, что мне попадёт за всё и за Лёву, и пошёл искать селище… Ничего не нашёл… Я был уверен, что Лёва уже давно в лагере… — чуть слышно закончил свой рассказ Володя.

Снова наступило тягостное молчание.

Я первая прервала его, высказав давно мучившую меня мысль:

— Может, Лёва попал где-нибудь в болото и его затянула трясина?

— А может, он пошёл через лес и на него накинулись волки? — спросил Павел, и голос у него дрогнул.

— В болото он попасть не мог, — ответил Ростислав, то снимая очки, то снова надевая их. — Это засушливая степная область. Лес находится в противоположной стороне от его маршрута. Он это знал и лесом никак не мог пойти.

— Я боюсь думать об одном, боюсь только одного — что Лёва сбился с маршрута, вышел в темноте на дорогу и… попал под машину, — глухо сказал Гэбэ. Его щёки ввалились за эту ночь, и вокруг глаз появились тёмные круги.

С Володей никто не разговаривал. Он стоял в одиночестве неподалёку от костра и не отрываясь смотрел на дорогу. Он услышал последние слова Гэбэ, весь передёрнулся и подошёл к нему поближе.

— Подождём ещё три часа, — не глядя на него, сказал наш начальник, — и в шесть утра поедем в Алчедар. Потом в районный центр, в милицию и объедем все больницы. Если Лёву не найдём, попросим дать нам людей и прочешем весь район.

Вскоре небо начало очищаться. Побледневшая перед рассветом луна заглянула к нам в лагерь. И вдруг ночную тишину нарушил возглас Володи:

— Георгий Борисович! Почему вы молчите? Лучше ударьте меня!

Гэбэ молча долго и внимательно смотрел на Володю.

— Что толку, если я тебя ударю? — с горечью, словно в раздумье, проговорил наш начальник. — От этого у тебя не проснётся совесть, не изменится отношение к людям, не появится уважение к труду. Что толку? Ты способный человек и не раз говорил мне, что археология для тебя — всё. Ты будущий археолог. Ты, так же как и я, знаешь задачу и цель нашей работы в Приднестровье… — Гэбэ закурил и встал. — И то, что мы имеем уже неопровержимые доказательства, — снова медленно заговорил он, — что города славян-тиверцев существовали… А ты считаешь, видимо, что это тоже нам приснилось! Ты посмотри на своих товарищей: с каким энтузиазмом все работают! Александр Степанович… Если он не сидит за баранкой и не чинит машину, то он целые дни копает на городище. В его обязанности это вовсе не входит. А Валентина Львовна?.. Хотя она женщина и устает больше… А все ребята? Их силой приходится уводить с городища. А ты? Ты ведь нечестно относишься к труду… И если с Лёвой что-то случилось, то по твоей вине. Я тебе поручил младшего товарища…