Каково же это «логико-феноменологическое описание», из которого вырастает Система? Истина есть «правда». Истина не может быть «найдена» с помощью «чисто теоретического научного познания». И определена с использованием «обычных», т. е.
научных
критериев. «Ни чувственное восприятие предмета, ни чисто мысленное понимание логической очевидности не могут вскрыть последней основы жизни, а именно достигнуть
окончательной действительной истины».
Да, ни чувственный, ни интеллектуальный опыт не помогут в этом деле. В деле достижения и постижения «правды» — «окончательной действительной истины». И не только потому, что они здесь не вполне эффективны. Западная мысль и западная наука — в общем и целом, конечно, — следуют завету Гёте: «Познавать постижимое и тихо почитать неисповедимое». Хотя, разумеется, есть линия Паскаля — Якоби — Шеллинга — Дильтея — Хайдеггера. Но и метафизика последнего, его вопрошание «совокупного целого сущего», его «предельные выбирающие понятия» все же ограничены
доминантной
номиналистической, картезианско-кантианской интеллектуальной культурой.
«Познавать постижимое и тихо почитать неисповедимое» — это ведь об условиях и границах, возможностях и императивах человеческого познания. Это — тема гносеологии.
Центральная
для западной мысли. И, как принято считать,
второстепенная
для отечественной. Более того, различные именитые исследователи указывают на нашу неталантливость в этой сфере. Франк блистательно опровергает подобные мнения. Причем делает это двумя способами.
III
Способ первый.
В 1934 г. Франк публикует (по-немецки, в Швейцарии) небольшую работу «Абсолютное», в которой пытается
познать неисповедимое.
Преодолеть завет-запрет Гёте и умом понять то, что умом — считается — понять нельзя. Без обиняков, с ходу он заявляет: «Абсолютное … является
единственным
и собственным предметом философии». Другого предмета нет. Или, как сказал бы Верлен,
«et tout le reste est
litterature».
При этом Франк отдает себе отчет, что «научное знание восходит к относительному», что «все мыслимое и познаваемое состоит из фактов и понятий, из реальных и идеальных связей». И тем не менее повторяет, усиливает: «Так как философия не должна вообще быть пустой и беспредметной, как это есть в случае с позитивизмом, то это возможно лишь в том случае, если она будет претендовать на область, находящуюся по ту сторону относительного и поверх его, — область Абсолютного».
Здесь, конечно, зафиксированы две различные позиции. Все научное, мыслимое, познаваемое принадлежит миру относительного. Но претендовать следует на область Абсолютного. Не будем сейчас обсуждать это «небольшое» противоречие. Мы еще вернемся к нему. Тем более что Франк предлагает элегантный способ
обойти
его (не снять, не решить, именно — обойти).
«За исходный момент целесообразно принять положение, в котором выразилась борьба научного духа против Абсолютного: Абсолютное непознаваемо. Как раз в той мере, в какой под познанием имеется в виду понятийно-предметное познание, верность этого суждения нужно будет признать полностью. Мы только требуем вполне осознать значение этого положения. Убеждение в непознаваемости Абсолютного содержит прежде всего
сознание незнания.
При этом речь идет не просто о незнании, невежестве, а об осознанном или знающем незнании, не об
ignorantia,
а о
docta ignorantia (
«О знающем незнании» —
лат. — так называлась главная книга Николая Кузанского, учителя и «первоисточника» Франка).Но поскольку это незнание является знающим, следовательно, обоснованным, а не утверждаемым безосновательно, то оно должно содержать также знание своего основания. Очевидно, это основание само лежит в сущности Абсолютного, неуловимость которого для знания мы усматриваем. Знающее незнание есть … вместе с тем незнающее знание: утверждаемое незнание свидетельствует о знании Абсолютного, на основании которого мы утверждаем наше незнание как необходимое и обоснованное. Итак, в незнании скрывается знание, которым выражается осознание незнания.
"Attingitur inattingibile inattingibiliter" («Недостижимое достигается посредством его недостижения» — лат.),
- говорит Николай Кузанский. Если это так, то в принципе ничто не мешает нам выразить незнающее знание в ряде суждений».
В этом гениальном отрывке философской прозы Франка налицо поразительная подтасовка, фокус-покус, трюк. Все это заключено в нарочито скромных, «вспомогательных» словах:
«Очевидно, это основание само лежит в сущности Абсолютного». Какое «основание»?
Основание незнания.
Которое знающее и, следовательно, обоснованное. А коли так, то знает свое основание. Оно-то и «лежит в сущности Абсолютного». Нет только ответа на вопрос, почему из факта установления «знающего незнания» вытекает тезис о его «обоснованности», плавно переливающийся в утверждение «основания … в сущности Абсолютного».
Это необходимо доказать. «Автоматическая» логика здесь отсутствует. «Недостижимое достигается посредством его недостижения». Очень красиво и не очень убедительно. «Негативная», «апофатическая» логика, если можно так выразиться. Но Франк, как и обещал, развертывает «незнающее знание в ряде суждений».
Представим их. «Понятийное познание — познание относительного — определяется принципом отрицания, который мы сделали исходным пунктом нашего рассмотрения. Но "чудовищная сила отрицания" (выражаясь словами Гегеля) обнаруживается даже в том, что находит применение в отношении к самому себе. Если материальное отрицание
одного
отрицания означает, согласно принципу исключенного третьего, простое возвращение к утверждению … то отрицание отрицания, принцип отрицания, ведет нашу мысль в другую, более глубокую, "третью" (здесь не только не исключаемую, но открыто предполагаемую) область Абсолютного. Понимание, что отрицание, в котором противоположности разделены, одновременно и связывает их, и, более того, обнаруживает первичную связанность и взаимопринадлежность противоположностей как коррелятивных членов единства, — в чем, собственно, и состоит отрицание отрицания — доставляет нам посредством выхода за пределы понятийного познания, построенного на принципе отрицания, последовательное понимание сущности Абсолютного. Если для понятийного познания, равно как для всех, им обусловленных практических точек зрения, необходимым является "или-или", решительное и ясное утверждение одного посредством точно такого же решительного и однозначного отбрасывания другого, — то такая позиция, при всей ее относительной правомерности, не может быть мудростью последнего вывода. Его значимость сама предполагает дальнейшую перспективу, великодушную точку зрения "не только — но и". Истинное и глубокое духовное размышление приводит к философии Абсолютного, сущность которого как раз состоит в "не только — но и" (а следовательно, также в "ни одно — ни другое")».
Конечно, Франк не может не ощущать зыбкости своих построений. Отсюда совсем не «строго-философские» обороты: «мудрость последнего вывода», «истинное и глубокое духовное размышление». Доказать же, как,
каким образом,
выйдя за пределы понятийного познания, за пределы относительного, мы постигаем сущность Абсолютного, ему не удается. И почему, кстати, отрицание отрицания, принцип отрицания открывает дорогу в область Абсолютного? Говоря устаревшим инженерным языком, мне так и не объяснили, где (и как функционирует) тот механизм, который позволяет преодолеть барьер скорости звука. А ведь различие между относительным и абсолютным не просто неизмеримо, но и неизмеримо «качественно выше», чем в случае со скоростями.