Поиск
Сатира пятая
Если не стыдно тебе и упорствуешь ты, полагая,
Будто бы высшее благо — кормиться чужими кусками,
Если ты можешь терпеть, что не снес бы Сармент и презренный
Габба среди унизительных яств у Августа в доме, —
Я не поверю тебе, хоть бы клялся ты мне под присягой.
Знаю, желудок покладистей всех; однако представь, что
Нету того, что достаточно было б для брюха пустого, —
Разве нет места на пристани, разве мостов нет повсюду
Или рогожи клочка? Разве стоит обед униженья
10 Столького, разве так голод свиреп? Ты на улице можешь
Более честно дрожать, жуя корку собачьего хлеба.
Помни всегда: раз тебя пригласили обедать к патрону,
Стало быть, ты получаешь расчет за былые услуги;
Пища есть плод этой дружбы, ее засчитает «владыка»,
Как бы редка ни была, — засчитает. Ему захотелось
Месяца так через два позабытого видеть клиента,
Чтобы подушка на третьем сиденье пустой не лежала.
Он говорит: «Пообедаем вместе!» Вот верх вожделений!
Больше чего ж? Ради этого Требий прервет сновиденье,
20 Бросит ремни башмаков, беспокоясь, что толпы клиентов
Всех-то патронов уже обегут с пожеланьем здоровья
В час, когда звезды еще не потухли, когда описует
Круг свой холодный повозка медлительного Волопаса.
Ну, а каков же обед! Такого вина не стерпела б
Для промывания шерсть. Пировать будешь ты с корибантом.
Брань — для вступленья, а там, опьянясь, ты запустишь и кубком,
Раны свои отирая салфеткою, красной от крови,
Как загорится вокруг сагунтинской бутыли сраженье
Между когортой отпущенников и отрядом клиентов.
30 «Сам» попивает вино времен консулов долгобородых,
Гроздь сберегая, которую жали в союзные войны,
Но не подумает чашу послать больному желудком
Другу; назавтра он выпьет кой-что из альбанской, сетинской
Горной лозы, чье имя и родина старостью стерты
С глины старинных сосудов вина, совсем закопченных.
Вина такие Тразея пивал и Гельвидий, с венками
На головах, в дни рождения Брутов и Кассиев. Держит
Только Виррон свою крупную чашу — слезу Гелиады,
Много бериллов на ней; но золота не доверяют
40 Вам, а уж если дадут, так тут же приставлен и сторож —
Камни считать да смотреть за ногтями хищных клиентов.
Уж извини: у него знаменитая чистая яшма,
Ибо Виррон переносит на кубки камни из перстней, —
Камни, какими всегда украшал свои ножны снаружи
Юный Эней, предпочтенный Дидоной сопернику Ярбе.
Ты ж осушать будешь кубок сапожника из Беневента:
О четырех этот кубок ногах и уж треснувший вовсе,
С полуразбитым стеклом, что нуждается в серной замазке.
Если хозяйский живот воспален от вина и от пищи, —
50 Нужен отвар холодней, чем иней на родине гетов,
Только что я пожалел, что вино подают вам другое:
Вы ведь и воду-то пьете не ту! Тебе кубок подносит
Гетул-бегун, иль худая рука черномазого мавра,
Или такой, с кем бы ты не хотел повстречаться средь ночи,
Мимо гробниц проходя по холмистой Латинской дороге;
Перед «самим» — всей Азии цвет, что куплен дороже,
Нежели стоил весь ценз боевого Тулла иль Анка,
Или, короче сказать, всех римских царей состоянье.
После всего посмотри на гетульского ты Ганимеда,
60 Если захочется пить: этот мальчик, что куплен за столько
Тысяч, — вино наливать беднякам не умеет, но облик,
Возраст — задуматься стоит. Неужто к тебе подойдет он?
Явится разве на зов твой слуга с кипятком и холодной?
Брезгует он, конечно, служить престарелым клиентам;
Что-то ты требуешь лежа, а он-то стоит пред тобою.
В каждом богатом дому таких гордых рабов сколько хочешь.
Вот еще раб — с какой воркотней протянул к тебе руку
С хлебом, едва преломленным: как камни куски, на них плесень,
Только работа зубам, откусить же его невозможно.
70 Но для хозяина хлеб припасен белоснежный и мягкий,
Тонкой пшеничной муки. Не забудь сдержать свою руку,
Пусть сохранится почтенье к корзине! А если нахален
Будешь, — заставят обратно тебя положить этот хлебец:
«Дерзок ты, гость, не угодно ль тебе из обычных корзинок
Хлеб выбирать да запомнить, какого он цвета бывает». —
«Вот значит, ради чего постоянно, жену покидая,
Через холмы я бежал к эсквилинским высотам прохладным,
В пору весны, когда небо свирепейшим градом трещало
И с плаща моего дождевые потоки стекали!»
80 Глянь, какой длинный лангуст растянулся на блюде всей грудью!
Это несут «самому». Какой спаржей он всюду обложен!
Хвост-то каков у него! Презирает он всех приглашенных
При появленье своем на руках долговязого служки.
Ставят тебе — похоронный обед: на крошечном блюде
Маленький рак, а приправа к нему — яйца половинка.
«Сам»-то рыбу польет венафранским маслом, тебе же,
Жалкому, что подадут? Лишь бледный стебель капустный
С вонью лампадной: для вас, мол, годится и масло, какое
К Риму везет востроносый челнок камышовый миципсов,
90 Из-за которого здесь не моются с Боккаром в бане:
Тот, кто потрется им, тот и укуса змеи не боится.
Лишь для хозяина будет барвена из вод корсиканских
Или от тавроменийской скалы: при жадности глоток
Все уж опустошено, истощилось соседнее море,
Рынок обшарил ближайшие воды густыми сетями
До глубины, и расти не даем мы рыбе тирренской.
В кухню припасы идут из провинции: там добывают
То, что закупит Лена-ловец, а Аврелия сбудет.
Так и Виррону мурену везут преогромную прямо
100 Из сицилийских пучин: коли Австр не дает себе воли,
Временно сидя в пещере, и сушит замокшие крылья,
Смелые сети судов не боятся пролива Харибды.
Вам подадут лишь угря (это родственник змеям ползучим)
Или же рыбу из Тибра, всю в пятнах от холода, местных
Жительницу берегов, что жирела в пучине клоаки
И под Субурой самой проникала в подземные стоки.
Я бы сказал кое-что «самому», если ухо подставит:
«Знаешь, не просит никто, что давал своим скромным клиентам
Сенека, чем одарял их добрейший Пизон или Котта:
110 В те времена угощения слава ценилась дороже,
Нежели знатное имя и консула званье. Но только
Требуем мы одного — чтоб обедал ты как подобает.
Будь ты богат для себя, для друзей же, как водится, беден».
Перед хозяином — печень большого гуся да пулярка
Тоже с гуся, и дымится кабан, что копья Мелеагра
Стоил бы; там подадут трюфеля, что в весеннюю пору
После грозы вырастают желанной и круг увеличат
Яств за обедом. «Оставь себе хлеб свой, ливиец, — Алледий
Скажет, — волов распряги; только мне трюфеля посылай ты!»
120 К вящей досаде теперь созерцай разрезателя мяса,
Как он вприпляску орудует, нож его так и летает,
Все соблюдая приемы его мастерства и традиций;
И, разумеется, здесь очень важно различие жеста
В том, как зайца разрежет и как разобьет он пулярку.
Только осмелься хоть раз заикнуться, что ты, как свободный,
Носишь три имени, — за ноги стащат тебя, будто Кака,
Что Геркулесом сражен и выкинут за дверь. Здоровье
Пьет ли твое Виррон и возьмет ли твой кубок пригубить?
Кто же настолько забывчив из вас и так безрассуден,
130 Чтобы патрону-царю сказать: «Выпей». Ведь слов таких много,
Что и сказать не посмеет бедняк в потертой одежде.
Если какой-нибудь бог, человек ли богоподобный,
Тот, что щедрее Судьбы, подарил бы четыреста тысяч, —
Стал бы каким из ничтожества ты, каким другом Виррону!
«Требию дай!.. Поставь перед Требием!.. Скушай же, братец,
Стегнышко!» Деньги! пред вами кадит он, вы ему — братья.
Если, однако же, стать ты хочешь царем и владыкой,
Пусть на дворе у тебя не играет малютка Энейчик
Или же дочка, нежнее еще и милее сыночка.
140 Только с бездетной женой будет дорог друг и приятен.
Правда, Микала твоя пусть рожает и сыплет на лоно
Мужнее тройню зараз: будешь тешиться «сам» говорливым
Гнездышком этим, велит принести себе панцирь зеленый
Или орешков помельче, обещанный асс подарит он,
Как лишь к столу подойдет попрошайка — ребенок Микалы.
Низким друзьям подаются грибы сомнительных качеств,
Лучший же гриб — «самому», из тех, какие ел Клавдий,
Вплоть до гриба от жены, ибо после уже не обедал.
После Виррон для себя и для прочих Вирронов прикажет
150 Дать такие плоды, что и запахом ты насладишься:
Вечная осень феаков такие плоды приносила:
Можно подумать, что выкрали их у сестер африканских.
Ты ж насладишься корявым яблоком наших предместий,
Где их грызут обезьяны верхом на козлах бородатых,
В шлемах, с щитами, учась под ударом бича метать копья.
Может быть, думаешь ты, что Виррона пугают расходы?
Нет, он нарочно изводит тебя; интересней комедий,
Мимов занятнее — глотка, что плачет по лакомству. Знай же:
Вся та затея к тому, чтобы желчь ты вылил слезами,
160 Чтобы принудить тебя скрежетать зубами подольше.
Ты хоть свободный и — думаешь сам — собутыльник патрону,
Все ж он считает, что ты привлечен ароматами кухни;
Не ошибается он: в самом деле, кто так беззащитен,
Чтобы два раза его выносить, если кто носил в детстве
Знак из этрусского золота или хоть кожаный шарик?
Вас обманула надежда на вкусный обед. — «Вот ужо он
Даст нам объедки от зайца, кой-что от кабаньего зада,
Вот ужо мелкая птица дойдет до нас». Так, приготовив
Хлеб и сминая его, остаетесь в безмолвии все вы.
170 Этак с тобой обращаться умно. Выносить можешь все ты —
И выноси! Под щелчки ты подставишь и голову с бритой
Маковкой, не побоишься принять и удары жестокой
Плети; достоин вполне ты и пира, и друга такого.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: