Надо сказать, что вся жизнь Троцкого после смерти Ленина была посвящена практической и теоретической борьбе за освобождение международного рабочего движения от бюрократического господства, с тем чтобы оно могло вновь приступить к свержению капитализма в мировом масштабе. Троцкий потерпел поражение во внутрипартийной борьбе в 20-х годах и был изгнан из СССР, поскольку представлял постоянную угрозу режиму, который символизировал Сталин. В изгнании он приступил к основательной разработке марксистской теории[5-1]. Его новая работа вышла из чрева величайшего переворота, совершенного массами, — Октябрьской революции. Однако троцкизм как система идей была поздним ребенком: он сложился значительно позже революции, когда обусловившая его появление ситуация ушла в прошлое. В силу этого первое крупное произведение, написанное Троцким в изгнании, было посвящено (что совершенно необычно для теоретика-марксиста его масштаба) конкретному историческому событию. Его «История Русской революции» (1939 г.) во многих отношениях до сегодняшнего дня остается наиболее ярким примером солидного марксистского исторического анализа и единственным воспроизведением прошлого, в котором мастерство и страсть историка сплелись с опытом политического лидера и организатора.

Следующее достижение Троцкого было в определенных отношениях еще более значительным. Живя в изоляции на маленьком турецком острове, вдалеке от центра Европы, Троцкий написал серию работ о подъеме нацизма в Германии, качество которых как конкретных исследований текущей политической ситуации не имеет себе равных в историческом материализме. В этой области даже Ленин не написал ничего подобного по глубине и степени разработки. Работы Троцкого о германском фашизме, по сути дела, стали первым настоящим марксистским анализом капиталистического государства XX столетия, становления нацистской диктатуры[5-2]. Интернационализм, характерный для этих исследований, направленных на то, чтобы вооружить германский рабочий класс перед лицом смертельной опасности, вообще был присущ Троцкому до конца жизни. Изгнанный из своей страны и преследуемый повсеместно, лишенный прямых контактов с пролетариатом, он продолжал политический анализ положения в Западной Европе высочайшего уровня. Францию, Англию и Испанию он мастерски исследовал, учитывая национальную специфику их общественных формаций. Ленин, всецело поглощенный анализом обстановки в России, этим никогда не занимался[5-3]. Наконец, он положил начало строгой и всеобъемлющей теории сущности Советского государства и судьбы СССР в правление Сталина. Ценность этой теории придают богатый фактический материал и громадный собственный опыт ее автора[5-4]. Исторический масштаб научного достижения Троцкого невозможно полностью осознать даже в настоящее время. К сожалению, объем моей книги не позволяет раскрыть его теоретическое наследие и рассказать о деятельности Троцкого более детально. Мы уверены, что наступит такой день, когда эту традицию, которую и преследовали, и поносили, и изолировали, и раскалывали, будут изучать во всем ее многообразии.

В данной связи будет уместным упомянуть о некоторых идейных наследниках Троцкого. Характерно, что два самых талантливых представителя следующего после него поколения были оба из интеллигенции — выходцами из Восточной Европы (точнее, из пограничных районов Польши и России). Исаак Дойчер (1907—1967 гг.), родившийся вблизи Кракова, был активным членом нелегальной Коммунистической партии Польши. Дойчер порвал с Коминтерном из-за политики последнего по отношению к подъему нацизма в 1933 г. Пять лет своей жизни он отдал политической борьбе в составе существовавшей в польском рабочем движении оппозиционной троцкистской группы Пилсудского. Накануне второй мировой войны он отрицательно отнесся к решению Троцкого организовать IV Интернационал, отказавшись, таким образом, от попытки сохранить политическое единство теории и практики, что он считал в то время нереальным, и эмигрировал в Англию[5-5]. В Англии, уже после окончания войны он стал профессиональным историком и написал несколько крупных работ об Октябрьской революции, принесших ему мировую известность. Несмотря на расхождения с Троцким, их научные интересы были очень близки: перед смертью Троцкий работал над биографией Сталина, а первой работой Дойчера было продолжение биографии Сталина с того периода, на котором остановился его предшественник. Впоследствии наиболее значительной работой Дойчера предстояло стать биографии самого Троцкого[5-6]. Его наиболее заметным единомышленником и современником был другой историк, Роман Роздольский (1898—1967 гг.). Он родился во Львове и был одним из основателей Коммунистической партии Западной Украины. Работая под руководством Рязанова в качестве члена-корреспондента Института Маркса — Энгельса в Вене, он примкнул к Троцкому в его критике укрепления сталинизма в СССР и политики Коминтерна в отношении фашизма в Германии в начале 30-х годов. Возвратившись во Львов, он с 1934 по 1938 г. был членом местного троцкистского движения в Галиции, работал над исследованием, посвященным истории крепостничества в этом регионе. Во время войны он попал в плен к немцам и был брошен в нацистские концентрационные лагеря. Освободившись в 1945 г., он эмигрировал в США, где, отказавшись от непосредственной политической деятельности, посвятил себя самостоятельной научной работе (Нью-Йорк, Детройт). Там он написал одну из немногочисленных серьезных марксистских работ по национальной проблеме в Европе со времен Ленина[5-7]. Его основным произведением, однако, стало фундаментальное исследование «Предисловия Маркса к “Критике политической экономии” и его связи с “Капиталом”», опубликованное посмертно (1968 г.) в Западной Германии[5-8]. Роздольский пытался воссоздать ход экономической мысли зрелого Маркса, чтобы соединить современный марксизм с основной традицией экономической теории в рамках исторического материализма, нарушенной уходом со сцены австромарксизма в межвоенный период. Сам Троцкий не написал серьезных экономических работ в отличие от большинства теоретиков его поколения. Роздольский же, не имея специальной экономической подготовки, задумал свое исследование, руководствуясь чувством долга перед грядущими поколениями, будучи единственным оставшимся представителем восточноевропейской культуры, которая в свое время породила большевизм и австромарксизм[5-9]. Его надежды не были тщетными. Четыре года спустя Эрнест Мандель, бельгийский троцкист, активный участник движения Сопротивления, прошедший через фашистские застенки, заметная фигура в IV Интернационале после войны, опубликовал в Германии развернутое исследование «Поздний капитализм», в котором использовал многие положения Роздольского[5-10]. В работе Манделя был дан первый теоретический анализ глобального развития капиталистического способа производства после второй мировой войны, изложенный в категориях классического марксизма.

Таким образом, направление, родоначальником которого был Троцкий, представляло прямую противоположность традиции западного марксизма. Троцкизм сосредоточил усилия на политике и экономике, а не на философии. Он носил отчетливо интернациональный характер, никогда не замыкаясь на проблемах одной страны или ограничивая свой кругозор рамками национальной культуры. Работы этого направления отличали ясный и страстный порыв, а литературным достоинством работы, особенно исследования Троцкого и Дойчера, не уступали или даже превосходили другие направления. Его представители не руководили кафедрами в университетах. Их преследовали и объявляли вне закона. Троцкого убили в Мексике, Дойчер и Роздольский жили в эмиграции, не имея возможности вернуться на родину — в Польшу и Россию. Манделю запрещен въезд во Францию, ФРГ и США и до сего дня. Этот список можно продолжить. Цена, которую пришлось заплатить за попытку поддержать марксистское положение о единстве теории и практики, даже в тех случаях, когда от него в конце концов отреклись, была высока. Вместе с тем и польза для будущего социализма была огромна: сегодня это политико-теоретическое наследие имеет большое значение для возрождения революционного марксизма в международном масштабе.