Историю же тайной миссии христианства на территориях, подчиненных мусульманам, проследить крайне сложно, если вообще возможно, однако существование в настоящее время около 10–12 миллионов христиан-арабов[197] (при общей численности арабов порядка 100 миллионов), из которых лишь немногие являются потомками арабских племен, принявших христианство в доисламскую эпоху, приоткрывает нам масштабы и успехи этой миссии, каждый шаг которой был связан со смертельным риском как для обращающих, так и для обращаемых. Впрочем, можно и здесь привести несколько ярких примеров.

Так, святой Феодор Эдесский в середине IX века обратил в Православие «сарацинского царя» Муавида, одного из трех сыновей халифа Мутаваккиля (847–861), правителя Сирии, и крестил его с именем Иоанн.[198] В конце IX — начале X века в арабской Испании обратившийся в христианство князь Омар ибн Хафсун вместе со своими сыновьями господствовал почти полвека над горными долинами, сидя в своем замке Бобастро.[199] В то же время переходит из ислама в Православие курдский князь Ибн-ад-Даххак, владевший крепостью ал-Джа'фари.[200] О мусульманском богослове Абдаллах ибн Куллаибе (ум. 955) современники утверждали, что он тайно обратился в христианство.[201] Но куда более интересным является тот факт, что в XV веке в самом Багдаде и некоторых переднеазиатских областях правила турецкая династия Кара-Коюнлу, которую египетские мусульманские историки прямо обвиняли в отступничестве от ислама и принятии христианства.[202]

В немногих примерах средневековых государств, в которых равно покровительствуемы (или во всяком случае терпимы) были и христианство, и ислам (Хазарский каганат IX–X веков, государство каракитаев XII века[203]), христианство получало более широкое распространение в сравнении с исламом.

Безусловно, в ходе истории ряд христианских народов полностью либо почти полностью обратился в ислам. Это факт. И в наши дни в Африке случается, что целые племена переходят из христианства (хотя и не православного) в ислам.[204] Причины этого — тема для отдельной работы, но следует иметь в виду, что всегда существовал и обратный процесс, который продолжается до сих пор. Достаточно вспомнить пример Православной Церкви самой крупной мусульманской страны мира — Индонезии, где православная община возникла в конце 1980-х годов миссионерскими трудами всего лишь одного человека, архимандрита Даниила (Баянтаро), и увеличилась за десять лет с 1 до 2500 человек.[205] Кроме Индонезии, успешная православная миссия идет в наши дни в исламизированных районах Болгарии и в Албании. В Алжире насчитывается порядка 43 000 тайных христиан. В Турции, по сведениям греческого правительства, — до полумиллиона. Во многих мусульманских странах насчитываются тысячи тайных христиан.

В Русской Православной Церкви в настоящее время проходят пастырское служение казахи, татары, чеченцы, ингуши, табасаранцы, индонезийцы и другие, из них многие реально обратились в Православие из ислама. Что же касается мирян, то на канонической территории нашей Церкви проживают до нескольких тысяч человек, обратившихся в последние годы в Православие из традиционно мусульманских народов. По всему миру в наши дни происходит множество обращений в Православие из ислама. Достаточно привести лишь несколько наиболее ярких примеров.

Так, приняла святое Крещение казахский кинорежиссер Эльза Дильмухамедова; перешел в Православие один из потомков самого Мухаммеда, сын высокопоставленного иракского офицера и внук имама, Халид Абд Аль-Рахман, крестившийся с именем Афанасиос; обратился в христианство имам Ак-Бекет, казахский богослов, автор книги «Новое послание Аллаха миру». Покаялся и уверовал во Христа исламский террорист Насыпкали Хасанов, крестившийся с именем Феодор. После Крещения он совершил подвиг покаяния: пришел в милицию, все рассказал о своих убийствах и сейчас отбывает наказание по приговору — 10 лет общего режима. Приняла Православие правнучка легендарного имама Шамиля — Назима Ханафи Мухаммед, получившая в Крещении имя Мария.

Таким образом, выбор человеком религии не может быть жестко увязанным с его этнической или культурной принадлежностью. Образ Божий, сокрытый в каждом человеке, несет дар свободы, который никому не под силу отнять. О том, как воспользовались своей свободой или что делали для ее обретения люди разных времен, национальностей, социального положения, и пойдет далее речь.

Святой Константин Агарянин[206]

Закат XVIII века. Османская империя. Провинциальный город Ипсихометопон. В одной бедной турецкой мусульманской семье родился младший сын — будущий святой Константин.

Автор жития скорее всего осознанно не сохранил для нас его мусульманского имени, тем самым, очевидно, желая подчеркнуть, что он целиком и полностью стал христианином. Думается, в таком вдохновении автора жития присутствовала и воля самого святого.

Детство будущего мученика выдалось несладким: тяжелая болезнь в отрочестве, развод родителей, второй брак матери, жестокий отчим, второй развод, бедность, многократные смены места жительства… Возможно, личные страдания и подготовили в его сердце почву к восприятию слова о Кресте.

Один бывший гамбийский мусульманин, ныне здравствующий, писал в своих воспоминаниях, что его привели к христианству именно размышления о смысле страданий, которыми до сих пор полна жизнь рядовых африканцев и столь же была полна и его собственная. Не имея знакомых христиан, этот человек пришел ко Христу, размышляя только над тем, что отрицается Кораном в христианском учении: что Иисус, называемый христианами Сыном Божиим, был распят. Такие размышления подвели этого мусульманина к тому, что «необходимость крестных мук казалась убедительной и истинной в свете нашей реальной жизни».[207]

После многократных переездов оказавшись в Смирне, святой Константин работал при базаре разносчиком зелени и плодов, и ему часто приходилось посещать митрополичий дом. Там он и познакомился с христианами и христианством. У него появились друзья среди них, в общении с которыми он понемногу изучил греческий язык.

Однажды, будучи в очередной раз в митрополичьем доме, Константин попросил знакомого священника прочитать ему что-нибудь из христианских книг. Тот исполнил его просьбу. Слова Писания произвели на него необычайное впечатление, и это стало скорее всего не первым, но уже последним толчком к принятию решения стать христианином.

Нам, людям, несмотря на десятилетия атеизма, все же выросшим в окружении христианской культуры и с детства впитавшим в себя христианские понятия и категории через сам язык, архитектуру, литературу, живопись, историю, часто бывает уже затруднительно в адекватной мере ощутить всю колоссальную мощь евангельского текста, услышать Благую Весть так, как ее слышали первые слушатели и как ее услышал святой Константин.

Первый полный перевод Нового Завета на арабский язык был издан лишь в 1860 году.[208] Но и до сих пор, как свидетельствует современный христианский араб-миссионер Бессам Медани, «мусульманам редко приходится слышать Слово Божие на родном языке, а большинство из них никогда не видело Библию».[209] Тем сильнее, тем непосредственнее впечатление от воздействия впервые услышанного текста Евангелия. Вспоминается рассказ об обращении одного современного египетского исповедника Христова — Малика, сына почтенного ученого шейха, попечителя и инспектора учебных заведений округа по исламоведению и ревностного члена организации «Братья-мусульмане». Оно произошло также после того, как Малик услышал от христиан евангельскую историю о прощеной блуднице. Христово милосердие и Его полные любви слова поразили юного мусульманина до глубины души, и все вокруг получило иную оценку в свете этих слов.[210] Нечто подобное произошло и с Константином.