- Да, - хихикнул его собеседник. – А мы падаль.

И в несколько прыжков он скрылся в темноте, только слышалось его приглушенное хихиканье.

Ночью Ворон почти не спал – не давала раненая нога. Временами он погружался в какое-то вязкое подобие сна, ни на минуту не переставая ощущать ноющую боль, к которой вскоре прибавились свинцовая тяжесть и жар.

На работу каторжники выходили с рассветом, лишь только становилось возможным различить очертания окрестностей. За скудным завтраком, состоящим из какой-то неопределенного цвета баланды, Ворон, вспомнив слова своего ночного собеседника, внимательно оглядел стену и, действительно, недалеко увидел круглую дверь диаметром около метра, на которую он прежде не обратил внимания. Если верить хихикающему доходяге, это и был пресловутый «мусоропровод» - последний путь для тех, кто кончил свои дни на Черном острове. Как видно, это нехитрое приспособление с успехом заменяло здесь и медпункт и кладбище – зачем тратить силы и средства на освобождение каменоломен от больных и умерших, когда с этим прекрасно справляются хищные падальщики. Теперь становилось понятно, для чего нужна была крепкая стена: она не охраняла заключенных, а наоборот, защищала их и охранников от обитавших за ней хищников. Это открытие, понятно, не прибавило Ворону оптимизма. Нога болела все сильнее, и он еле доработал до вечера, а на следующий день, услышав утренний гонг, означавший начало работы, он попытался приподняться и с ужасом понял, что совершенно не может наступить на больную ногу. Он сделал несколько попыток встать, но все они неизменно оканчивались падением. К счастью, ему не нужно было далеко идти – заведенный порядок и был рассчитан на то, что обессилевшие каторжане не смогут проходить большие расстояния, поэтому кое-как присев, он начал-таки долбить камень киркой, которую с вечера положил рядом. И все же один из охранников стал поглядывать в его сторону. Ворону было не до него – он весь сосредоточился на том, чтобы создать хоть видимость работы и поменьше стонать при резких движениях.

После короткого перерыва на обед охранник подошел совсем близко и простоял рядом минут десять, наблюдая. Ворон чувствовал его недобрый взгляд. За это время он вспомнил все известные ему молитвы; все его силы были брошены на то, чтобы дожить до вечера. Ему почему-то казалось, что ночной отдых придаст ему сил и залечит рану. Привыкнув бороться за выживание, он не мог смириться с очевидным – с тем, что дни его, а возможно и часы, сочтены.

Дотошный охранник уже почти не спускал с него глаз. Время от времени он посматривал на висящие на груди часы. И вот, взглянув на них в очередной раз, он решительным шагом направился к Ворону. Подойдя, он вырвал из его рук кирку, отбросил в сторону и, подхватив привычным, многократно отработанным движением под мышки, поволок к стене. Возле круглой двери Ворон еще попытался сопротивляться, но один твердый удар кулаком в лицо отбил у него это желание.

Охранник открыл дверцу, запихнул, словно куль, в нее обессилевшее тело и тут же снова закрыл ее. Оказавшись в темном туннеле, Ворон вдруг почувствовал такую жажду жизни, какую не ощущал ни в одной самой горячей драке. Забыв про боль и страх, он так яростно стал хвататься за стены, пытаясь удержаться, что наверняка это ему удалось бы, будь там хоть какая-то зацепочка. Увы! Отполированный многими телами туннель неумолимо увлекал его вниз – туда, где уже показался слабый кружочек света, и не прошло и минуты, как он вылетел из туннеля и упал на жесткий серый песок побережья. Мягкий ветер тронул его волосы. Он поднял голову и первое, что увидел, была огромная оскаленная пасть с капающей желтой слюной. Тут небесные силы наконец сжалились над бедным грешником – перед его взором что-то горячо вспыхнуло, и он провалился в небытие.

Аскалон подошел к причалу и огляделся. Кажется, это то самое место. Небольшие волны мягко ударялись о полусгнившие доски старого причала, вокруг не было ни души. Аскалон нервно прошелся вдоль берега, даже заглянул в пустое окно ветхой лачужки, давно, судя по всему, оставленной хозяевами – никого. Он посмотрел на часы: восемь, как и было условлено. Скоро начнет темнеть.

Ему не нравилась вся эта напускная таинственность, загадочные сигналы – глупая театральщина, да и только. Несолидно для серьезных людей. Но ничего не поделаешь, раз Совет решил – он не станет перечить, тем более, что другого выхода он и сам пока не видел.

На Совет Старейших, собравшийся рано утром, Аскалон пришел раньше всех. Всю ночь ему не давала покоя мысль, что время уходит, а он бездействует. Еле-еле далеко за полночь ему удалось заснуть, но не успели рассветные лучи коснуться его окна – он уже был на ногах.

В начале Совета Правитель долго и подробно излагал суть дела, и к концу его рассказа Аскалон, переломавший все карандаши в зоне досягаемости, уже еле сдерживался, чтобы не перебить его – так ему хотелось поскорей услышать мнения Старейших и понять, будет ли толк от этого собрания седых бород. Но чинно сидевшие вокруг длинного стола старцы еще долго задавали вопросы, словно испытывая его терпение, потом глубокомысленно молчали, то ли обдумывая услышанное, то ли изображая, что обдумывают. Его слушать никто не собирался – и так было слишком много чести, что столь молодую персону допустили на Совет (только из уважения к его отцу и потому, что он был непосредственным участником всех событий), и Аскалон томился от ощущения бесполезности происходящего.

Наконец, старцы начали обсуждение. Одно за другим они отвергали поступающие предложения, и Аскалон видел, как потухает надежда в глазах его отца – Ангелар, в отличие от сына, очень верил в мудрость Совета и ждал от него конкретной помощи. В конце концов, старики иссякли и в комнате воцарилась тишина. Правитель обвел всех взглядом, вздохнул и уже собирался поблагодарить их если не за помощь, то за желание помочь и закрыть заседание, как один из советников – невысокий, похожий на сказочного старичка-боровичка – вдруг поднял руку. Убедившись, что все смотрят на него, он медленно поднялся и, не спеша, начал:

- Вот что, деды, я хочу сказать. Времени мы с вами потратили много, а толку никакого. Что ж, так и разойдемся, предоставив Правителю и юному Наследнику самим справляться с проблемой? Нехорошо это. Проблема-то не шуточная.

Деды дружно закивали.

- Стыдно, - продолжил старичок-боровичок.

Деды молча согласились и с этим.

- Проблема, конечно, нерешаемая, но не можем же мы просто так разойтись, - он вытер губы, словно только что пообедал. Я считаю так: нельзя опускать руки, пока не опробованы все средства.

- О чем это ты? – раздался голос с другого конца стола.

- Я говорю о клефтах. Это последняя надежда. Если не помогут клефты, не поможет никто.

- Исключено, - встал сидевший рядом с говорившим толстый старик со шрамом на лысине. – Никогда мы не обращались к клефтам.

- Но сейчас случай особый. Речь идет о спасении всего острова.

- Клефты? – тихо спросил Аскалон у сидевшего рядом отца. – Где-то я слышал это название.

Но Ангелар не ответил – он сосредоточенно думал, желваки так и ходили под кожей. Несколько минут он просидел, погруженный в свои мысли, не обращая внимания на дедов, оживленно обсуждавших новое предложение, потом поднял руку – деды мгновенно стихли и уставились на своего Правителя.

- Есть другие предложения? – спросил Ангелар.

Старики молчали.

- Ну, что ж. Клефты так клефты, - сказал Правитель и распустил Совет.

Когда они остались с сыном наедине, Ангелар рассказал, кто такие клефты. Эти люди жили где-то на дальних островах – где, никто не знал. И вообще, о них было больше слухов, чем достоверных сведений. Говорили, что они пришли откуда-то с востока несколько сотен лет назад, что их было немного. Жили они уединенно и никого к себе не подпускали. В Городе они не бывали – только на самых окраинах, найти их было невозможно – если они считали нужным, то появлялись сами. Но главное – они считались непревзойденными мастерами по части сложных дел. Найти пропавшего родственника, разыскать скрывшегося врага, убрать с дороги конкурента – они брались за любую, и за самую грязную работу, но делали ее так, что все знали: если не сделали клефты – не сделает никто.