Когда он вошел, Виринея стояла спиной к нему и переставляла на столе какие-то чашки.

- Можно? – Угрим кашлянул и сделал шаг вперед.

Она не обернулась – молча продолжала свое бессмысленное занятие.

- Я знаю, ты злишься, и я тебя понимаю, но пойми и меня, - он подошел ближе, - ведь я же…

Тут она резко обернулась. Лицо ее пылало, губы дергались от бешенства – таким, наверное, было лицо настоящей фурии: увидишь – и онемеешь от ужаса. Не произнеся ни звука, она схватила со стола кнут и с такой силой ударила его по лицу, что он упал. Потом еще и еще. Удары сыпались без остановки, он сначала лишь слабо прикрывался руками, совсем очумев от боли; потом, видно, сработал инстинкт – способность соображать он потерял с первым же ударом – и Угрим выкатился на улицу. Она – за ним. Кое-как под градом ударов ему удалось подняться на ноги. Закрыв руками залитое кровью лицо, ничего не видя, он бросился бежать. Виринея кинула ему вслед кнут и хрипло крикнула:

- Вон! Если через час ты будешь… - голос ее сорвался, - ты будешь на острове, я прикажу убить тебя! Разорвать на куски! Не смей больше показываться мне на глаза!

Она вернулась в дом – ее била дрожь, руки ходили ходуном. Она вцепилась в волосы и, громко застонав, опустилась на пол прямо у двери. К ней со стаканом воды подошла испуганная служанка. Виринея, не поднимая глаз, оттолкнула стакан – он разбился. Служанка попятилась обратно, но не успела она скрыться за дверью, как услышала голос хозяйки:

- Стой! Дай воды.

Расплескивая воду, Виринея жадно выпила весь стакан, потом уткнула лицо в колени и зарыдала.

Через три дня Аскалон получил, наконец, долгожданный малиновый конверт. Он, как и прежние, лежал на его столе в спальне, и послание в нем опять отличалось лаконичностью: «Сегодня у причала». Даже не было указано время.

Не теряя ни минуты, Аскалон отправился на знакомое место. Клефт уже ждал его. Он сидел на берегу и флегматично бросал в воду камешки. Услышав шаги, он поднялся и сразу же поймал вопросительный взгляд Наследника.

- Нет, - ответил на его немой вопрос клефт. – Она неуязвима. Мы все проверили.

Аскалон сразу сник.

- Что, совсем ничего нельзя сделать? - Слабо спросил он, пытаясь ухватиться за обломки последней надежды.

Клефт покачал головой. Больше он ничего не сказал, а Аскалон не спрашивал: к чему лишние вопросы, когда и так все ясно. Возвращаясь домой, он вдруг понял, что до последней минуты ждал чуда: верил, что кто-то за него сможет избавить Город от страшной участи. Чуда не произошло. Он понимал, что не оправдал доверия, его жгло чувство вины перед всеми людьми, которых он не мог спасти, которым теперь из-за его бессилия придется покинуть свои дома или погибнуть.

Сидя одиноко в темной комнате, Аскалон размышлял о том, что надо утром идти к отцу, сообщить об отказе клефтов и поговорить о начале всеобщей эвакуации. Пока еще не поздно. Как и куда можно вывезти целый огромный город, он не представлял, а о том, как объяснить это людям, и думать не хотелось. Но как ни крути, а другого выхода не было. Раз не удалось избавить Город от зла, надо было хотя бы попытаться спасти жителей.

Но утром, когда он, отягченный своими невеселыми мыслями, собирался к отцу, ему доложили, что к нему пришел некто, не пожелавший назвать себя, но умоляющий принять его по крайне важному делу. Аскалон менее всего сейчас был расположен к приему посетителей, однако, согласился уделить ему десять минут. И вскоре в его кабинет вошел человек странной внешности: левый глаз его был закрыт черной повязкой, а лицо буквально исполосовано свежими шрамами.

- Я пришел, чтобы помочь вам поймать ту, кого вы ищете, - заявил он, едва войдя в комнату, и видя недоумение в глазах Наследника, продолжил. – Я знаю, где скрывается Виринея.

Похоже, эффект от его слов был меньше, чем он ожидал, и он, боясь, что его прогонят, не дослушав, стал выкладывать все козыри:

- Вы, я вижу, не узнали меня. И немудрено. Я Угрим. Мы с вами встречались около десяти дней назад на острове. Я пришел сам, добровольно и готов понести любое наказание за то, что совершил. Но сначала я хочу отомстить.

Аскалон, который узнал Угрима только после того, как тот представился, стал догадываться о чем-то.

- Это она тебя? – Спросил он, заинтересовавшись. – Узнаю ее руку. Чем же ты ей не угодил?

Угрим сжал кулаки:

- Позвольте мне отомстить.

- А если я прикажу повесить тебя?

Угрим вздохнул:

- Я пришел к вам без оружия. Я в вашей власти. Вы можете убить меня, но умоляю, разрешите перед смертью помочь вам убить ее – и тогда я спокойно взойду на эшафот.

Аскалон поморщился:

- Не люблю предателей, - и посмотрел на него в упор.

Угрим выдержал этот взгляд. Аскалон указал на кресло:

- Ну, что ж, рассказывай.

Угрим кивком поблагодарил и, убедившись, начал:

- Поверьте, господин Наследник, я сам не люблю тех, кто платит злом за добро. Но это она меня предала. Почти два года я выполнял все ее прихоти, ублажал ее, терпел ее капризы и истерики – а их, поверьте, было немало. И вот что получил в итоге, - он указал на повязку, - она выбила мне глаз. И добро бы за дело – из-за ерунды! Я повздорил с этим фигляром, в Вороном.

- С Вороном? С Вороном?! – Аскалон подскочил, едва усевшись. – Как? Мне же доложили, что он мертв! Что повредил ногу, да так, что умер в два дня от заражения крови.

- Про ногу – это правда. Он до сих пор ходит с костылем. Но насчет смерти… Она вытащила его с Черного острова, и сейчас он снова при ней.

- Вот живучий, мерзавец, - Наследник видел, что рассказ оказался интереснее, чем он ожидал. – Давай все по порядку.

И Угрим подробно, обстоятельно изложил ему все, что знал. Аскалон слушал внимательно, задавал по ходу уточняющие вопросы, хотя не понимал, как этот неожиданно появившийся человек может быть ему полезен. Вот если бы он пришел раньше, до того, как поссорился со своей любовницей, можно было бы попытаться с его помощью выманить оберег у Виринеи. Но теперь, когда, по его словам, Виринея обещала убить его, если он только появится возле нее – и Аскалон не сомневался, что она сдержит слово – какой был от него толк? Они узнали ее местоположение. И что дальше? Но сейчас Угрим был той самой соломинкой, за которую и ухватился совершенно отчаявшийся Наследник. Не менее часа провел он, выспрашивая у Угрима все подробности – и тот из кожи вон лез, припоминая забытое и вытаскивая из глубин памяти такие детали, в которых и нужды-то не было – так ему хотелось угодить. Наконец, оставив посетителя под охраной в кабинете, Аскалон отправился к отцу.

Ангелар выслушал сына, не перебивая, лишь время от времени он возбужденно щелкал пальцами, и глаза его с каждой минутой загорались все ярче и ярче.

- А ведь, кажется, нам с тобой наконец повезло, - сказал он, когда Аскалон закончил свой рассказ.

- У тебя есть какая-то идея? – с замиранием сердца спросил тот тихо, словно боясь громким звуком спугнуть эту идею.

- По-моему, мы все-таки нащупали ее слабое место.

- Слабое место?

- Слабое место любого человека, как говорила тебе сама Виринея (и тут я с ней полностью согласен!), - это его привязанности: друзья, семья, дети, - Ангелар многозначительно посмотрел на сына, - любовь.

- Вы думаете… Нет, она не может любить. Она не способна любить!

- Ты думаешь так, потому что ненавидишь ее. Но она женщина, простая женщина, что бы она о себе не возомнила и каких бы глупостей не наговорила тебе. Поверь моему опыту: она любит этого Ворона.

- Странная любовь. Сначала чуть не утопила его, потом оставила умирать на острове с плотоядными тварями, где наилучшим исходом для него оказались тюрьма и каторга.

- Да, а потом потратила кучу денег, чтобы спасти его.

- Пустая блажь, глупая прихоть. Она сама не знает, чего хочет.

- Умом-то она не знает, а сердце ее давно уже все за нее решило. А этот Угрим. Два года он ее вполне устраивал и как любовник, и как сообщник, и вдруг из-за его мелкой шалости она впала в такую ярость, что сделала его инвалидом.