— Ах, это?.. — Марина сняла шапочку, небрежно бросила на диван. — Просто примерила. Нет, я никуда не собираюсь. У меня есть еще минут пятнадцать. Потом поеду на репетицию.

— Вы артистка? — В голосе Верезова восторг и удивление. — О, пожалуйста… где, когда я могу увидеть вас на сцене?

— Почти ежедневно в новом эстрадном обозрении. У меня там небольшая роль, но главреж обещал, что в следующем сезоне я получу кое-что поинтереснее.

— Вы любую роль можете провести с блеском, я убежден! Зрители, наверно, с ума сходят, как только вы появляетесь на сцене! — Верезов видел, что самая беззастенчивая лесть принимается Мариной вполне благосклонно и поэтому не давал себе труда придумывать что-нибудь потоньше. Мысль его работала сейчас только в одном направлении — как выяснить, знакома ли она с Павловым и если знакома, — какие у них отношения. Ведь именно это интересует Дегтярева.

Заметил, что Марина то и дело поправляет на пальце кольцо. — «Стоящее колечко. Уж не подарок ли Павлова?».

— У вас новое кольцо? Изумительное! В жизни не видел ничего красивее…

— Мне тоже нравится. Жемчуг и алмазы очаровательны. А как вы догадались, что оно новое?

— Вы все время на него поглядываете. Точно, как моя сестричка. Когда муж подарил ей кольцо, Настя вертела его на пальце и любовалась им целый месяц! — соврал Верезов, у которого никакой сестры и в помине не было.

— Значит мне предстоит это занятие еще по крайней мере три недели! Потому что всего семь дней назад я получила кольцо в подарок от моего… друга.

«Не Павлов! Семь дней назад он был еще в Туле. Если б отправил оттуда, кольцо засекли бы так же, как деньги. Да и вообще ерунда! Кто посылает драгоценности почтой!»

— У вашего друга великолепный вкус…

— Да, он всегда дарит мне прелестные вещи, — говоря это, Марина посмотрела на что-то, что находилось за спиной Верезова.

Верезов оглянулся и увидел на туалетном столике портрет.

— Это — он?!

— Ревнуете? — Марина кокетливо улыбнулась. — Не рано ли?

— Смею ли я ревновать, — пробормотал Верезов. — Вы недосягаемое для меня божество. Уж одно то, что вы снизошли до беседы с маленьким, ничем не примечательным работником собеса, для меня счастье. Сегодняшний день я буду помнить всю жизнь! А он, ваш друг, — он тоже артист?

— Не угадали, — рассмеялась Марина. — Он инженер. — Ей этого показалось мало, и она поспешила добавить. — На большой руководящей работе в Строительном тресте.

«В Стройтресте?! — чуть не вскрикнул Верезов. — Но кто он, кто?! Не спрашивать же фамилию у Марины, она может насторожиться. И так чертовски переигрываю. Не будь она самовлюбленной дурой, давно бы заподозрила неладное!»

Теперь Верезов сидел как на иголках, ища благовидный предлог, чтобы скорее уйти. С трудом скрыл радость, когда Марина сказала:

— Жаль, что вы не дождались Варвару Семеновну. Она должна вернуться с минуты на минуту. Но мне уже пора. Я не могу опаздывать на репетицию.

Выйдя от Марины, Верезов из ближайшего автомата позвонил Дегтяреву. Ему сказали, что Кирилл Михайлович у прокурора. Освободится через час. Просил передать, если Верезов позвонит, чтобы к этому времени он приехал в прокуратуру.

— Приеду!

Повесил трубку. Догнал подходивший к остановке автобус. Скорее в трест! За час он успеет просмотреть личные дела руководящих работников. Среди них будет фотография того, кому предназначались деньги, посланные Павловым из Тулы! Того, чей портрет стоит на туалетном столике Марины…

— Почему господь бог, даруя женщине красоту, так часто отнимает у нее разум? — пробормотал Верезов.

— Вы что-то спросили, молодой человек? — повернулась к нему соседка.

— Нет. Ничего. Извините.

Автобус остановился, и Верезов соскочил с подножки. Издали увидел здание треста, бросился к нему почти бегом. Ветер бил в лицо, вздымал снежную пыль с тротуаров, заставляя ниже нахлобучивать шапки, выше поднимать воротники. Но Верезов не замечал ни ветра, ни мороза. Ему было жарко и весело. К великому удивлению прохожих, он вдруг запел: «Кто весел, тот смеется, кто хочет, тот добьется, кто ищет — тот всегда найдет!»

Когда Верезов приехал в прокуратуру, Дегтярева там уже не было — его вызвали в райком.

Подождав немного, Верезов вынужден был уехать:

— Куча неотложных дел! — сказал он Карпову, прощаясь. — Сам расскажешь Кириллу Михайловичу.

— Ладно. Представляю, как он удивится! Кто бы мог подумать…

— А может, и не удивится. Может, он давно догадывается. Будь здоров, Валерка. Вечером позвоню.

Верезов был прав — Кирилл не удивился.

— Значит, все-таки Мещерский, — задумчиво проговорил он, выслушав Карпова. — Так я и думал. Стоило нам забрать Никодимова, как Мещерский сделал свой ход конем. Мне с самого начала казалась подозрительной его роль в истории с Лисовским. Впрочем, пока у нас одни догадки, их обосновать надо. Мещерский умен и хитер, его голыми руками не возьмешь.

— А я-то был на седьмом небе, когда Верезов установил, что друг Марины — Мещерский.

— Не падай духом, Валерий. Верезов принес хоть и косвенное, но важное доказательство. Для нас самое главное сейчас, чтоб Мещерскому и в голову не пришло, что мы им интересуемся. Думаю, он абсолютно спокоен. Во-первых, потому, что «подкинул» нам Лисовского. Во-вторых, ему неизвестно об аресте Павлова. В тресте никто об этом не знает, кроме секретаря партийной организации. Все считают, что Павлов уехал в отпуск. Жену его я предупредил, Клавдия болтать не станет. Да, конечно, Мещерский ничего не опасается, и нам это на руку. Легче проследить за ним и собрать необходимые доказательства.

Кирилл действовал не торопясь. В этом деле надо было как следует разобраться. Разоблачить всю цепочку. Никодимов продолжал молчать. Павлов многое недоговаривал. Приходилось очень осторожно выявлять, с кем эти оба были связаны, чтобы не спугнуть кого-нибудь из шайки.

Дегтярев изучал сотни документов, личные дела, письма, записи в блокнотах. Тщательно проверял каждую вновь возникавшую версию. Буквально по крохам собирал сведения. Это была трудная, кропотливая работа. Карпов оказался отличным помощником. Правда, у него порывистый и неуравновешенный характер, но Дегтярев успел убедиться, что обнаруживаются эти черты только в общении с людьми. Что же касается изучения документов, тут Валерий проявлял недюжинное упорство и терпение. А документов, подлежащих проверке, в таких делах всегда бывает великое множество.

Надежда Леонтьевна умерла, так и не узнав правды о сыне. Скончалась тихо и незаметно, когда муж был на работе, словно боялась причинить ему лишние заботы. Она всю жизнь оберегала мужа от забот, старалась облегчить тяжелую ношу ответственности, которая легла на его плечи, когда Бережнова впервые, много лет назад, назначили на руководящую работу.

После смерти жены Бережнов почти совсем перестал бывать дома. Его угнетала тишина большой квартиры, ставшей вдруг пустой и неуютной. Если б не чувство некоторой неловкости перед окружающими, он бы сразу, на следующий день после похорон, женился на Аглае. Но Бережнов был слишком «на виду» и это требовало соблюдения хотя бы минимальных приличий. Месяц? Да, пожалуй, месяца достаточно. Тогда его никто не осудит. А этот месяц он целиком посвятит расхлебыванию каши, которую заварил Эдик.

Почему молчит Мещерский? Неужели забыл свое обещание раздобыть деньги? Напоминать не хотелось. Еще вообразит чего доброго, что Бережнов без него не обойдется. «А ведь не обойдусь! — мрачно думал Бережнов. — Но не в ноги же ему кланяться».

Мещерский не забыл. Наоборот, он за это время развил бурную деятельность. «Некстати отпустил Павлова в отпуск. Все приходится делать самому. Без посредника. Чертовски досадно! Ну, да теперь уже это позади. Можно идти к Бережнову».

Захватив новый, составленный им список на получение квартир, Мещерский прошел к управляющему трестом. У Бережнова был вид затравленного зверя. «Готов! Остается только захлопнуть капкан», — с удовольствием подумал Мещерский.