Профессор склонил голову набок, вытащил из кармана очки и стал рассматривать через них посетителя. Геолог успел заметить — в глазах его друга мелькнула едва уловимая хитринка.

— Так. А что вас привело сюда, смею спросить?

— Интерес к науке.

— М-да. Значит, надеетесь на славу?

— Я не думаю о ней. Наоборот, буду просить, чтобы мое имя нигде не упоминалось.

— Между прочим, с кем имею честь?

— Вы не знаете меня. Я инженер, работаю в одном научно-исследовательском институте. Фамилия моя… — посетитель чуть замялся, — Корнев. Если нужно, готов выполнить любые формальности. И заранее согласен на все ваши требования.

Профессор встал из-за стола, прошелся по кабинету, словно не замечая вошедшего. И вдруг остановился прямо перед ним. Его круглая голова оказалась на уровне груди посетителя, и Сергунину пришлось смотреть снизу вверх. Неестественно большие глаза за толстыми стеклами очков выражали явную насмешку.

— Люди нам нужны, — медленно, растягивая слова, сказал он. — И именно добровольцы. Но вам… — он сделал театральную паузу, — вам я категорически отказываю!

— Почему?

— По одной простой причине, уважаемый Александр Петрович. Потому что вы — это вы. Между прочим, к чему вам понадобился такой маскарад?

На бледном лице посетителя выступил румянец. Он нервно снял светофильтры, сунул их в боковой карман.

— Действительно чепуха получилась, — сказал он. — Но я не думал, что вы меня так сразу узнаете.

Геолог, почуявший что-то необычное, поднялся.

— Сиди, — остановил его профессор. — Даже лучше, если при разговоре будет свидетель. А то я человек горячий, могу наговорить черт знает что. Итак, познакомьтесь, — повернулся он к посетителю, — мой друг детства Виктор Филиппов. Так сказать, разведчик недр. А это — Александр Петрович Белов. Не Корнев, а именно Белов, Тот самый. Член-корреспондент, дважды лауреат и все такое прочее. Садитесь, пожалуйста, академик. Так, чти же все-таки привело вас ко мне?

С минуту продолжалось молчание. Потом Александр Петрович заговорил — негромко, не поднимая глаз. Видно, он все еще чувствовал себя очень неловко.

— Я буду откровенен. Хотел схитрить, да только плохой из меня конспиратор. Дело вот в чем. При неожиданном пожаре в лаборатории погибла моя рукопись. Очень важная. Результат восьмилетнего труда! Не буду сейчас говорить — да и права такого не имею, — о чем в ней идет речь. Но работа имеет большое значение и для науки, и для практики. Это не только мое личное мнение, и я просто констатирую факт. К тому же в моем положении не до ложной скромности, и приходится называть вещи своими именами. Думаю, создалось такое положение, что может затормозиться развитие целой отрасли современной физики. Десятки, сотни людей ждали этого исследования! Но рукопись существовала в единственном экземпляре. По понятным, надеюсь, причинам все черновики уничтожались. И теперь нет ничего, что помогло бы восстановить текст.

— Понял вас, — сказал профессор. — Вы хотите принять наш препарат и вспомнить каждую строку рукописи. В принципе вещь возможная. Мои студенты до мельчайших подробностей воспроизводили свои конспекты годичной давности. Даже грамматические ошибки.

— В рукописи было около трехсот страниц, причем три четверти текста — математические выкладки.

— Ерунда. Один из испытуемых прочел таблицу логарифмов и полностью ее вспомнил.

— Значит, вы мне поможете…

— Ничего подобного. Не выйдет номер.

— Тогда я не понимаю…

— И напрасно! Видите ли, дорогой Александр Петрович, вся беда в том, что наш препарат еще недостаточно изучен. В большинстве случаев он действует безотказно и совершенно безвреден. Но отмечены и совершенно необъяснимые отклонения.

— Сколько было неудач? — быстро спросил академик.

— Мы провели всего 97 опытов. 96 закончились благополучно. Но один раз — в опыте № 53 — случилось несчастье. Вместо гипермнезии у испытуемого наступила полная амнезия. Иначе говоря, человек совершенно потерял память, перестал существовать как личность. Его пришлось всему учить заново, начиная от родного языка. К сожалению, вернуть прежнее «я» больному так и не удалось. И мы до сих пор ничего не можем сказать, почему такое произошло. Вы понимаете теперь, чем грозит вам опыт?

— Единственный случай из сотни… Вы что, смеетесь? Это же почти полная гарантия. Один процент риска! Да я согласен на все сто!

— А я, представьте себе, не согласен.

Белов сжал ручки кресла с такой силой, что казалось — они вот-вот обломятся.

— Я не мальчик, — сказал он металлическим голосом. — И я не позволю…

— Нет, вы мальчишка! — загремел профессор. — Самонадеянный юнец — хоть вы академик, лауреат и все такое прочее! И не смейте спорить со мной. Даже один этот процент не дает мне права рисковать такой головой, как ваша. Молчите, я знаю, что говорю! Если вы вдруг потеряете память, случится беда пострашнее тысячи пожаров. Лучше задержать развитие вашей отрасли — подождет, не так страшно. И вот вам мой добрый совет: выбросьте-ка из головы несбыточные надежды и начинайте потихоньку вспоминать без фокусов.

— Я буду вынужден обратиться к руководству вашего института.

— На здоровье. Сами прекрасно понимаете, что толку от этого будет немного. Иначе не явились бы сюда под видом энтузиаста-общественника. А мне вообще никто не может приказать. С-41 в стадии проверки — и весь разговор. Да и мое мнение еще кое-что значит.

Белов резко встал и вышел, не прощаясь. Громко хлопнула дверь.

— Кстати, — спросил Филиппов, — а на себе ты испытывал этот препарат?

Сергунин удивленно посмотрел на друга.

— Конечно. И даже не один раз.

— Значит, рисковал?

— У меня положение другое, — обиделся вдруг профессор. — Нас большой коллектив, и гениев среди нас нет. Если бы я и потерял вдруг память, дело ничуть не пострадало бы. Другие закончат. А кое-кто и рад даже будет избавиться от старого крикуна. Кроме того, надо же кому-то прокладывать дорогу!

— И все-таки ты напрасно ему отказал.

— Нельзя. Таких людей, как Белов, пока единицы. Их жизнь, их здоровье — государственные интересы. Ничего, переживет. Что ни говори, а теперь не восемь лет потребуется для того, чтобы вспомнить.

Он подошел к окну, отодвинул штору. Внизу, у подъезда, высокий человек в синем пальто садился в машину. Сергунин проводил ее взглядом. Тихий, задумчивый, он ничуть не походил на того, каким был несколько минут назад.

— Может быть, и меньше ему ждать придется. Вот научимся стимулировать гениальность… Что ж, тогда пусть приходит. Не откажу.

ТРУДНО сказать, почему вдруг распространились слухи о том, что на международной конференции выступит с сенсационным сообщением академик Борисов. Ни сам он, ни другие члены советской делегации не делали никаких намеков относительно темы предстоящего доклада. Наверное виной всему была неуемная фантазия журналистов. Но люди уже привыкли ждать от русских самых удивительных известий. С тех пор, как оглушительной бомбой разорвалось сообщение о запуске первого искусственного спутника Земли, читатели так и не успели опомниться. Лунники, межпланетные станции, сказочные полеты советских космонавтов… И кто знает, какой будет очередная новость, что опять потрясет добрый старый мир? О, эти русские все могут!

Конечно, сам факт участия в конференции известного физика говорил о многом. И в газетах появлялись «достоверные сведения» о том, что в России строится первая термоядерная электростанция, что над территорией Восточной Сибири будет зажжено искусственное солнце, что найден способ с помощью радиоактивных изотопов вдвое увеличивать продолжительность человеческой жизни.