— Везет тебе, Владлен Александрович, — сказал старший следователь Федулов, листая дело, которое мне только что принесли с резолюцией прокурора: «т. Дубривному. Закончить расследование и направить в суд».

— Почему везет? — спросил я.

— Чистенькое дельце! Обвиняемые признались. Ущерб погашен. Предъявляй обвинение и все. А у меня дело — конца не видно, — вздохнув, добавил Федулов.

Действительно, порученное мне дело по фабуле было простым: два продавца создали излишек мяса, пытались его присвоить, но не успели; деньги изъяты; они признают свою вину.

Внимательно ознакомившись с материалами дела, я тут же по телефону вызвал Вахрулина. Бросились в глаза его ярко-рыжая шевелюра, крупные веснушки.

— Скажите, Вахрулин, как образовались излишки мяса?

— Не знаю. Спросите у продавца Косопалова, он получает мясо, он и отчитывается, а я рубщик, — быстро заговорил Вахрулин.

Ничего нового не сообщил мне и Косопалов. Высокий, худой, с маленькими глазками и длинными руками, он держался очень спокойно.

— Откуда излишки появились? — переспросил он и, помолчав, ответил: даже не знаю, как Вам сказать. Несколько месяцев нарастал этот излишек. Вот и набралось 400 килограммов.

— Вы не ответили, за счет чего образовался излишек.

— Еще раз говорю, — медленно произнес Николай Степанович, — сам точно не знаю.

— Почему вы сразу не сообщили директору магазина о том, что обнаружили излишки?

— Когда снимали остатки, меня не было, а Вахрулин, предъявляя мясо ревизору, забыл показать то, которое находилось в старой холодильной камере. Подвели итоги — все в порядке. А потом Вахру лин мне и говорит, что забыл предъявить часть мяса—400 килограммов. «А вдруг появится недостача», — подумал я и решил его продать, и если бы все сошлось, то деньги сдали бы в кассу.

— Получали вы мясо с 25 по 28 декабря?

— Один раз—1124 килограмма, на мясокомбинате. Оно продано, документы сданы в бухгалтерию торга.

«Итак, — подумал я после ухода Косопалова, — все, казалось бы, проверено, дело можно направлять в суд». Но что-то мне мешало прийти к твердому убеждению. Думаю, анализирую. Ах, вот что! Действительно ли это был излишек? Если 400 килограммов не попали в акт ревизии от 24 декабря, то почему не зафиксирована недостача и что это за ревизор, который умудрился не заметить 400 килограммов мяса, если в магазине всего лишь две холодильные камеры!

— Я проверяла наличие мяса в двух камерах, — волнуясь, сказала мне ревизор Никитина.

— Вы точно помните, что перевешивали мясо, находившееся в старой камере?

— Конечно. Вахрулин сам открывал ее и выносил мясо на весы. Я еще проверила, все ли он вынес из камеры. Они что-то путают.

В чем же дело? — думал я. И тут мелькнула мысль: не пытаются ли Вахрулин и Косопалоб, сознаваясь, что утаили мясо, скрыть за этим признанием более тяжкое преступление?

— Вы утверждаете, что забыли предъявить ревизору мясо в старой камере? — снова спрашиваю Вах-рулина.

— Да, забыл. Косопалов в тот день не работал. Когда я 25 декабря увидел в камере мясо, то тут же сказал о нем Николаю Степановичу. Он посоветовал мне пока помолчать, объяснив, что у нас может оказаться недостача, а если все будет хорошо, то деньги сдадим в кассу.

Сильное волнение Вахрулина показалось мне подозрительным. Если он говорит правду, то почему же так нервничает?

— За создацие излишков с целью их присвоения закон строго наказывает, — напомнил я Вахрулину.

— Я ничего не собирался присваивать! — испуганно ответил тот.

— Ревизор Никитина категорически утверждает, что вместе с вами проверила все мясо.

Вахрулин молчал.

— Как вы могли «забыть» предъявить чуть ли не полтонны мяса ревизору, когда в магазине только две холодильные камеры?

— Товарищ следователь, — Вахрулин от волнения заикался, — я все расскажу, только ни в чем я не виноват. Все мясо я предъявил ревизору. Когда же 28 декабря пришла милиция, стали снова снимать остатки, Косопалов попросил меня сказать, что 400 килограммов я якобы забыл показать 24 декабря.

— Почему же вы лгали до сих пор?

— Не знаю, Косопалова пожалел..

— Он привозил мясо после 24 декабря?

— Один раз с мясокомбината, больше тонны. Отпустив Вахрулина, я проверил в бухгалтерии

торга отчет Косопалова за последнюю неделю месяца. В отчете значилось, что он получил 25 декабря 1124 килограмма мяса на сумму 16 000 рублей. На такую же сумму торг оплатил базе мясоторга счет. Все было в порядке и на базе мясоторга. Документы соответствовали друг другу. В чем же дело?

— Послушайте, — вновь спрашиваю я Косопалова, — откуда же появились излишки?

— Может быть, они образовались из-за того, что у нас в магазине нормы естественной убыли применяются на поступившее мясо до его продажи, независимо от того, имеется недостача или нет. С кем привозили мясо 25 декабря? На машине шофера Гришакина… Спокойный тон Косопалова, его попытки убедить, что якобы все выяснено, что он свою вину признает, — все это настораживало меня. Я решил провести повторную ревизию магазина за весь год, поручив ее опытному ревизору Александру Михайловичу Лихареву. Через несколько дней я уже имел акт ревизии магазина, в котором указывались незначительные нарушения. Выяснилось, что Козменко действительно неправильно применял нормы естественной убыли на мясо. Значит, Косопалов был прав. Но как быть с показаниями Вахрулина, отрицающего наличие 400 килограммов мяса на 24 декабря? И почему Гришакин отрицает факт доставки им в тот день мяса с комбината и в пропуске, хотя и указан номер его автомашины, но последние цифры, судя по всему, исправлены?

Решаю произвести повторные обыски у Вахрулина и Косопалова. При обыске Косопалов был очень предупредителен.

— Вот вся моя бухгалтерия, — заявил он, показывая аккуратно переплетенные книги с документами,

— Вот, пожалуйста, магазин № 9. Только последние два месяца еще не успел привести в порядок. Времени не хватает, сам ведь и переплетаю.

Обыск длился недолго. Ничего, что проливало бы хоть каплю света на обстоятельства совершенного преступления, я не нашел. Смотрю «бухгалтерию» Николая Степановича: копии квитанций, отчеты, акты, подписи, цифры. Ничего интересного. Последняя папка. Документы не подшиты. Какие-то бумажки, накладные. Замечаю, что некоторые оторваны вверху или внизу, там, где должны быть подписи и даты.

Почему они так порваны? Я подержал их в руках, положил в папку. Но тут же вспомнил, что я где-то раньше видел так же порванную накладную. Где? Кажется, в деле Косопалова. Я объявил об окончании обыска, оформил протокол и пошел в прокуратуру. Там взял дело, листаю его. Нет, не то. Вот пакет, в нем документы, изъятые 28 декабря в магазине. Какие-то бумажки с цифрами. Тоже не то. Наконец! В руках у меня такой же обрывок накладной, какие я видел у Косопалова! Откуда он появился? Читаю в акте: изъят при личном обыске у Косопалова из кармана брюк. Внимательно осматривав обрывок. Перечень мяса: свинина, баранина, говяжий язык; общий вес 1124 кг; таксировка; сумма 13 081 рублей, в углу цифра 16017. Почерк с наклоном справа налево, буквы и цифры какие-то угловатые. Верх и низ накладной оторваны, и невозможно определить, когда она выписана, за каким номером, чья подпись.

Значит, кто-то не заинтересован в том, чтобы об этом знали. Перебираю другие бумажки. Попался еще небольшой клочок. Запись того же ассортимента мясопродуктов, что и в обрывке, но таксировка новая с результатом 16 000. Тут же другая цифра 6680.

Я стал сверять все эти записи на обрывке с имеющимися сводными данными по акту ревизии магазин на. Такой ассортимент и такое количество мясопродуктов не значились полученными. Что же это за цифры? Имеет ли эта порванная накладная отношение к расследуемому преступлению? Если не имеет, то почему Косопалов носил ее в кармане? Судя по ее виду, она написана недавно. Так и не придя к определенному выводу, я ушел домой.

— Александр Михайлович, — начал я разговор на следующий день с ревизором Лихаревым, — вот любопытный документ, вернее, не документ, а то, что от него осталось. Посмотрите, имеет ли он отношение к магазину № 9?