По моей просьбе Лихарев, составил сводную ведомость расхождений данных бухгалтерии и записей Болдова. Расхождения падали на магазин № 9, а также на магазины № 2, 58. Установив, что мясо для магазина № 58 получал Иванов, неоднократно судимый ранее за хищения, решил проверить этот магазин.

— Как я получал мясо? — начал свой рассказ Иванов. — Шел на базу, там получал приказ на отпуск мясопродуктов. Затем — к кладовщикам Чернушину или Топорову, а потом на склад комбината к Болдову, у которого получал продукцию. Накладные выписывал Чернушин или Топоров.

— Вот накладная от 28 ноября. Получали ли вы эти мясопродукты?

— Получал. Подпись моя.

— По документам мясокомбината значится, что по этой накладной вы получили свинины на 453 килограмма больше, а субпродуктов не получали совсем.

— Я получил то, что указано в накладной.

— Почему же на ней отсутствует штамц саннад-зора?

— Не знаю… это какая-то путаница., может быть, я забыл зайти к врачу.

— Нет, вы не забыли. Вы заходили туда, но штамп вам поставили не на этой накладной, а на другой. Если бы не было штампа, магазин не принял бы мясо для продажи.

— Все расскажу, гражданин следователь, только не сажайте. Три раза сидел, решил уже больше не заниматься этим, но вот черт попутал, — и Иванов заговорил:

…Один только у меня был случай с перепиской накладных. Получил мясо, только собрался, уезжать, подходит ко мне Хаков, спрашивает, как работаю, с кем и есть ли в магазине касса. Я вначале не понял, зачем это ему, а он говорит, что у него есть излишки, можно переписать накладную, а деньги оставить себе. Я отказывался, я потом соблазнился.

Согласился с условием, что переговорю с директором Дергиным. Хаков послал меня к Чернушину, тот выписал другую накладную. Я привез мясо в магазин, рассказал все Дергину, получил согласие. Когда мясо продали, деньги, три четверти от всей суммы разницы, привез и отдал Чернушину, а он мне вернул первую накладную. Все это я делал для того, чтобы закрепиться в магазине…

Показания Иванова на очной ставке подтвердил директор магазина Дергин.

Итак, появился Хаков. Но допрашивать его, пожалуй, было рановато еще. Дело в том, что я никак не мог установить нового места работы Топорова, уволившегося вскоре после возбуждения дела… Наконец узнал, что он работает в орсе ВОРП.

— Топорова? Кто его спрашивает? Из прокуратуры? Он у нас не работает, — услышал я голос в телефонной трубке. — Уволен за растрату.

На допросе, к моему удивлению, Топоров признался сразу.

— Слышал я, что следствие идет на мясокомбинате. Чувствовал, что и до меня доберутся… на мясокомбинате вначале работал грузчиком, потом Чернушин предложил идти кладовщиком. Он всех держал в руках: и управляющего базой, и директора комбината. Он же предложил переписывать накладные. Деньги делил сам, а я ушел потому, что боялся еще дальше с ним залезть.

На очной ставке с Топоровым заведующая магазином № 2 Матвеева не находила себе места.

— Ты, ты, — задыхаясь, кричала она на Топорова, — баба, тряпка! Нюни распустил. — Матвеева заплакала. — Я-то, дура, месяц молчала, скрывала, говорила, что все это просто путаница. Зачем же ты приходил ко мне домой, — вновь набросилась она на Топорова. — Зачем уговаривал молчать?

— Ну, ходил, просил. Сейчас все это бесполезно, — виновато ответил тот.

Повернувшись ко мне, Матвеева стала выкрикивать:

— Нет, не все здесь рассказал этот красавчик. Ему и Чернушину я отдавала не половину ворованных денег, как он тут заявлял, а три четверти от всей суммы.

Картина становилась все ясней: на мясокомбинате и базе мясоторга орудовала преступная шайка. Оснований к аресту Чернушина было более чем достаточно. Когда его ввели ко мне в кабинет, на лице этого 49-летнего, пышащего здоровьем человека, одетого по последней моде, отражалось только возмущение.

— Это какое-то недоразумение, — заявил он, только переступив порог, со мной поступили по-хамски. Я буду жаловаться…

— Скажите, где документы, которые исчезли из бухгалтерии? — спокойно спросил я.

— Вы подозреваете меня в Этом? Да это же смешно! Чтобы я во время ревизии уничтожил документы, которые меня оправдывают?!

— Вы писали это? — предъявил я ему обрывок накладной.

— Да.

Почему ее переписали?

— Был такой случай. Помню. Приехал Косопалов получать мясо, я выписал ему накладную, потом дополнительно отпустил субпродукты и написал другую накладную.

— А как же первая накладная оказалась у Косопалова?

— Наверное, я забыл у него взять.

— Почему эти изменения не отражены в записях Болдова?

— Ну знаете! Мне до него дела нет. Я рассказал вам все, как было.

Ответы Чернушина насторожили меня. Откуда он знает, что нам известно о переписке этой накладной? Кто ему об этом сказал?

— Были ли еще случаи переписки накладных? Чернушин помедлил с ответом, соображая, что кроется под вопросом, и потом сказал:

— Кажется, нет, — и помолчав, более твердо добавил. — Нет!

— А между тем при сравнении записей Болдова с накладными, выписанными вами, выявлена разница, сумма большая. Как это объяснить?

— Еще раз повторяю, меня не интересуют записи Болдова. Вы же понимаете: это не документ. Накладные — вот документы. Давайте и говорить по существу.

— Вы не признаете записей Болдова, но они совпадают с данными, указанными вами в своих накладных, я имею в виду общие накладные. Вот, например, накладная, подписана вами и Болдовым. Вы от него приняли за день мясо. В ней указано, что вы получили 400 килограммов сычуга. Это соответствует «отвесу» Болдова. Почему же вы в накладной магазину этого не указали?

— Возможно, Болдов вначале отпустил его, а затем продавец отказался брать.

— Но продавцы объясняют это не так.

— А как же?

— Это узнаете позже. Кто вел вам амбарную книгу?

— Как кто? — я.

— Не совсем точно, ее вел Беков. Это правда, что вы наняли его специально для этой цели и платили зарплату 80 рублей в месяц?

— Я отказываюсь отвечать на вопрос, это к делу не относится.

— Вас часто видели в ресторанах. Откуда вы брали деньги на выпивки и банкеты?

— Это ложь. Я больше ничего не скажу. Я буду жаловаться на вас.

— Кстати, — перебил я его, — вы арестовывались за присвоение государственных средств в 1941 году?

Продолжать допрос Чернушина было бессмысленно: он потерял над собой контроль, кричал, угрожал.

Прошло несколько дней. После допросов, очных ставок с Топоровым, Ивановым Чернушин понял, что на этот раз ему уйти от ответственности не удастся. Он стал со мной откровенно торговаться.

— Послушай, следователь! Хочешь, я помогу тебе раскрыть дело по мясокомбинату? Но услуга за услугу. Ты освободишь меня под подписку…

— Этого не будет, Чернушин, — перебил я его. — Если хотите рассказывать правду, — говорите. С чего начинать? Ну, начните с документов. — Ничего не знаю о них. — Ничего не знаете? Тогда я вас могу порадовать. Ведь вы за них так беспокоились! Они нашлись. Где? В доме вашей очередной сожительницы, куда вы их перенесли ночью…

В бессильной ярости Чернушин выругался. На следующий день он написал жалобу, в которой заявил мне отвод, мотивируя его тем, что я веду следствие необъективно и умышленно спрятал оправдывающие его документы. Однако на очной ставке с Матвеевой он, внимательно выслушав ее показания, вдруг заявил:

— Пиши…

Признаться, я думал, что он действительно все расскажет. Но Чернушин признался в присвоении денег по эпизодам с Матвеевой. Остальные обвинения он категорически отвергал…

Хаков было прямой противоположностью Чернушину: маленького роста, худой, черный, он все отрицал, Если Чернушин все деньги оставлял в ресторанах, то Хаков копил их.

Еще в начале следствия я проверил наличие вкладов у него и у других лиц. В одной из сберкасс оказался вклад на 4300 рублей. Допрашивая жену Хакова, я спросил:

— Откуда у вас столько денег? — имея в виду этот вклад.