— Наверное, сейчас они еще неспелые, как и наше дело! Но, кажется, мы напали на верный след, — заметил я.

— Не спеши! Не видя дичи, не прицеливайся — промахнешься.

Я промолчал. Действительно, как знать? Может, люди ошиблись, обознались, может, это все подстроено…

У конторы совхоза нас радушно встретил председатель сельского Совета — человек среднего роста, коренастый, смуглый. Вскоре пришли деректор совхоза и секретарь партийной организации.

— Приветствуем представителей соседнего района. По какому случаю пожаловали? — обратился к нам председатель сельского Совета.

Я вкратце рассказал о случившемся и о цели нашего приезда.

— Как? Геворк? Геворк Давтян? Вы ведь его назвали, товарищ следователь?.. Нет, здесь что-то не так… мне не верится! — сказал председатель.

— Геворк хороший парень, — вмешался секретарь партийной организации, — отец и брат его погибли на фронте, живет он со старухой матерью. Не женат… живет небогато, но честно. Мы послали его учиться, он с успехом окончил бухгалтерские курсы…

— Хотим назначить бухгалтером, способный парень и крепко бережет совхозное имущество, — добавил директор совхоза.

— А где же Минас Гогиян, нельзя ли повидать его? — спросил я.

— Посылали за ним, товарищ следователь, да дверь у него заперта, нам сказали, что уехал в райцентр, — ответил исполнитель.

Мы направились в бухгалтерию. Перелистывая документы последних трех лет, под которыми стояла подпись бухгалтера Минаса Гогияна, обнаружили 13 образцов подписей, из которых ни одна не походила на ту, которая была в сберкассе…

Мы у дома Геворка Давтяна. Нас встречает широкоплечий, угрюмый юноша. Тонкие изогнутые брови, длинные ресницы придают большим черным глазам выражение грусти.

С первого взгляда мне показалось, что он труслив. Узнав о цели нашего прихода, он побледнел, глаза будто расширились. Заикаясь, едва произнес несколько слов:

— В нашем доме ничего нет, можете проверить. Наш двухчасовой обыск прошел безрезультатно: ни сберегательной книжки, ни денег — никаких улик преступления. Оставалось одно: задержать Геворка и действовать быстро, не давая возможности преступнику скрыть следы.

Уже стемнело, когда, взяв с собой Геворка Давтяна, мы направились в село Туманян. Он там кончил среднюю школу, и надо было взять несколько образцов его почерка.

Дождь давно перестал, на небе мерцали звезды, из ущелья их блеск казался еще ярче. Как заблудившийся путник, узкой тропой петляла дорога, взбираясь наверх, и исчезала где-то за лесистыми горами.

Мы на вершине, а внизу с шумом бьется о скалистые берега «река Дебед. Вдали видны огоньки деревни.

— Как же, помню Геворка Давтяна и тетради его сохранились, — порадовал нас директор школы, услышав необычную просьбу. Взяв образцы почерка, мы вернулись в город.

Уставший, разбитый, я лег в постель, но уснуть не мог. Перед глазами стояло грустное лицо арестанта… Казалось, все необходимое уже сделано — основное звено в моих руках, остается собрать всю цепь. Однако полной уверенности еще нет. Я думал, что этот наивный крестьянский парень не%ог быть автором столь хитроумно организованного преступления… Но, с другой стороны, работники сберкассы утверждали: «Мы видели, знаем — это он». Если правы они, то откуда мог знать Геворк о вкладе Гогияна, о его секретной подписи, кто рассказал ему об оставленных «на чай» десяти рублях?

— На эти вопросы должны ответить вы! Это ваша обязанность, — снова возражали работники сберкассы.

А если вкладчик и работники сберкассы в преступном сговоре?

…Нет, это исключается… Завтра надо произвести опознание. А если они ошибутся? Как же проверить их утверждения?

Я позвонил заведующему сберкассой и предложил составить список всех клиентов, посетивших 5 июля сберкассу. Утром мне представили список. В нем значилось 176 человек.

— Как же ты всех соберешь? — спросил прокурор.

— Ничего, оперативные работники милиции найдут выход. Надо разделить список на три части и каждую поручить одному работнику. Нам нужны те клиенты, которые присутствовали при получении 20 тысяч, видели и помнят лжевкладчика, — объяснил я.

Покончив с этим, я приступил к допросу Геворка Давтяна. Он был подавлен, бледен, по его виду было заметно, что ночь он провел без сна.

— Может, убедили тебя, заставили? Расскажи все откровенно, этим ты облегчишь свою вину.

— Я ничего не знаю… я не виновен… Я даже не знаю, где находится сберкасса, — едва слышно промолвил он.

Допрос ничего не дал.

Я вернулся в прокуратуру.

К концу рабочего дня явился оперативный работник милиции и, представив трех граждан, доложил:

— Задание выполнено, товарищ следователь. Поблагодарив, я отпустил его.

— Прошу описать внешность молодого человека, 5 июля получившего в сберкассе вклад в 20 тысяч рублей, — обратился я к одному из очевидцев — директору школы.

— Ну… вот, товарищ следователь, это молодой человек, среднего роста, смуглолицый… большие черные глаза, длинные ресницы… Он был без шапки… волосы каштановые, вьющиеся.

— Не ошибаетесь?

— Нет, что вы, товарищ следователь, я помню хорошо., волосы каштановые, вьющиеся.

«А волосы у Геворка Давтяна черные, гладкие, зачесаны назад», — подумал я. Если работники сберкассы подтвердят это показание, значит… Дело осложнялось…

На следующий день в закрытой машине арестованного перебросили в Ахталу (в дом отдыха). Опознание целесообразнее было произвести там, среди не знакомых друг другу отдыхающих, приехавших со всего Союза.

Выбрал восемь молодых людей, внешностью приблизительно схожих (среди них был и Геворк Давтян), и представил их каждому свидетелю в отдельности. Все, без колебаний, опознали Давтяна. Только директор школы упрямо твердил — конечно это он., но волосы другие — за два дня из каштановых, волнистых стали черными, гладкими. Во всем остальном как две капли воды похож на того, кто получал 20 тысяч. Все-таки, это он!

— Лжете! Я вас вижу в первый раз. Где же ваша совесть, — не выдержал Давтян. В его глазах блеснули слезы.

Вернулись в Алаверди.

От происшедших событий и нервного потрясения заболела и слегла в больницу кассир Санам Чилингарян. С группой больных представили ей Геворка Давтяна. Чилингарян опознала его, с оговоркой, что волосы были не черными, а каштановыми.

Оставив задержанного в милиции, я возвратился в прокуратуру. Там меня ждал потерпевший — Минас Гогиян — человек средних лет, выше среднего роста, со светлыми, вьющимися волосами. Глубокие морщины бороздили лицо.

Предъявив свое удостоверение, Гогиян рассказал, что у него похитили удостоверение, сменили на нем фотокарточку, а вчера подбросили через окно в комнату.

— Дело ясное, товарищ следователь. Честно заработанные деньги не могли бы пропасть. Виновник найден — Давтян. Все его видели, опознали, — улыбаясь, заявил он.

— Может, вы скажете, где он мог видеть и скопировать образец вашей подписи?

— Ой, товарищ следователь, не ждал от вас такой наивности. Как трудно узнать подпись бухгалтера, который подписывает тысячи документов? Да покажите любрму из нашего села мою подпись и спросите— чья? Сразу ответят — бухгалтера Гогияна, Нет, нет, товарищ следователь, это не довод!

— Значит, у вас только одна подпись, которую вы ставите под всеми документами? — заметил я.

— Так точно, товарищ следователь, кажется, мы начинаем понимать друг друга, — снова улыбаясь, подтвердил он.

Я слушал его с большим интересом. На вопросы он отвечал без запинки, как вызубренный урок. В голосе не чувствовалось ни волнения, ни страха, ни сожаления, будто он ужо. вернул свои деньги.

— Вот 13 образцов подписи, ваши они или нет? Гогиян вздрогнул, или так мне показалось, но, взяв себя в руки, спокойно возразил.

— Я вас понимаю. Да, мои! Но ни одна из них не похожа на ту, которая в сберкассе. Это лишний раз доказывает, что Геворк действовал не один, он связан с кем-нибудь из работников сберкассы.