Из леса слева наперерез бегущему Кондрату выбежал пеший легионер. Увидев всадника, легионер остановился: конный махнул ему саблей, чтобы он не вмешивался, — поймать беглеца он берется один.

Оглянулся Кондрат и весь задрожал от смертельного страха. Одна мысль пронизала его мозг: пропал! Сгоряча он продолжал свой стремительный бег. Лес уже был недалеко. Это его единственное спасение, в лесу не поймают. Но расстояние между ним и всадником уменьшалось с каждым мгновением. Кондрат выбивался из сил. От тяжелого и быстрого бега ему стало жарко, большие капли пота катились со лба. Сердце, словно молот, гулко стучало в груди, а горло сжимали спазмы.

Всадник настигал Кондрата и уже поднял саблю. Вот он сейчас покажет ловкость и силу своего удара. Но в самый решительный момент конь внезапно покачнулся, передние ноги его скользнули в яму, засыпанную снегом, — и он застрял, крепко прижав упавшему в снег всаднику правую ногу. Рука с поднятым клинком погрузилась в снег. Ни конь, ни всадник не могли без посторонней помощи вырваться из этой западни. Кондрату оставалось несколько десятков саженей, чтобы добежать до леса. Человек пять легионеров показались на опушке и молча наблюдали за погоней. И когда верховой упал, а Кондрат, казалось, вот-вот скроется в лесу, они бросились было на помощь легионеру, но вдруг остановились и вскинули карабины. Раздались выстрелы. Кондрат Бус свалился в снег, да так и остался там, словно загнанный зверь. После этого легионеры снова побежали к упавшему всаднику. Но тут произошла неожиданная заминка: из леса тоже донесся выстрел, и один легионер, выронив карабин, упал, схватившись за ногу. Четверо остальных пришли в замешательство и остановились. Послышался еще выстрел, и пуля с змеиным шипением пронеслась над самой головой одного из легионеров. Тогда они залегли в снег и стали отстреливаться от неизвестного противника, постепенно отступая в поисках надежного прикрытия.

Перестрелка всполошила легионеров, находившихся в селе. Оттуда выслали разъезд в обход правого фланга внезапно нагрянувшего противника. А неизвестные выстрелили еще два раза, и одна из пуль пробила голову еще одному легионеру. Потом стрельба в лесу затихла.

Подоспевшие из села легионеры вытащили из ямы коня. У верхового была вывихнута нога и отморожены руки. Подобрали также убитого и раненного в ногу. А Кондрат Бус остался один на снегу. Впрочем, сейчас ему уж ничего не нужно было. Потом в Вепрах загорелось несколько дворов, в том числе и двор Кондрата, но он лежал все так же неподвижно, с застывшим, спокойным лицом.

Так проявляли легионеры свою воинскую доблесть.

В хате было сильно накурено. Дым от табака и папирос самых различных сортов, поднимаясь вверх, повис густым облаком под низким потолком. А когда раскрывались снаружи двери, клубы синеватого дыма колыхались, как волны, поднятые на озере налетевшим ветром, и с силой вырывались на простор. Люди, сидевшие за столом и на скамьях, были преимущественно командиры, начиная от взводного и кончая командиром батальона, товарищем Шалехиным. Никаких знаков различия не было ни на плечах, ни на воротниках гимнастерок и потертых, видавших виды шинелях. Говорили свободно и держали себя непринужденно, курили.

Командир батальона сидел за столом в центре. Рядом с ним взводный Букрей, плотный и широкоплечий. Два ротных командира находились тут же. На столе лежали нарезанные ломти хлеба, и посредине стояла бурая глиняная миска с медом. Каждый, кому хотелось полакомиться, мог взять кусок хлеба и намазать его густым, ароматным медом. Командир батальона потчевал всех приходящих. Мед ели вместе с сотами, говоря, что солдатский желудок все переварит: и вино, и гайку, и ружейную смазку. Было шумно и весело. Люди словно забыли про войну, говорили на всевозможные темы, далекие от войны. Батальон был на отдыхе.

Двери часто открывались и закрывались. Струи холодного воздуха врывались в хату. Колыхалась под низким потолком синеватая дымовая завеса.

Но вот дверь открылась медленно и широко, и на пороге появилась колоритная фигура штатского человека с ружьем и охотничьей сумкой, наполовину прикрытой волчьей шкурой, свисавшей с плеча. Вслед за ним показался красноармеец. Может быть, тут и не сразу обратили бы внимание на деда Талаша. Но волчья шкура сразу привлекла взоры присутствующих. На Талаше был короткий полушубок, суконные, подшитые кожей шаровары и ременные лапти.

— Здравствуйте! — И дед Талаш быстро оглядел собравшихся.

На лице деда появилась довольная улыбка, когда он заметил Шалехина. Приветливо улыбнулся и командир батальона:

— А, старый дружище! Какая буря занесла вас сюда?

Он крепко пожал руку деду и усадил его рядом с собой.

— Это мой старый друг, дед Талаш, да вы его, верно, все знаете, я жил в его хате, — сказал командир и потом спросил деда: — Ну, что нового?

— Ох, товарищ командир, — со вздохом сказал дед Талаш, — новостей много, но не радуют они:

— Что, с легионерами не поладили?

— Грабители, насильники, ну Их в болото! — Дед Талаш сердито махнул рукой.

И рассказал о своих злоключениях, начиная с первого появления ненавистных захватчиков. В зависимости от того, что рассказывал дед, менялась его интонация. А когда он дошел До стычки у стога, весь загорелся, кулаки его сжались, он вскочил и жестами изобразил, как стряхнул с себя грабителей.

— Браво, дед! — хвалили его.

— Неужто ты такой сильный, дедушка? — спросил Букрей.

Дед Талаш взглянул на него, как бы что-то обдумывая.

— А давай поборемся! — тихо, но уверенно предложил дед.

Все присутствующие дружно захлопали в ладоши.

— Вот это дед!

Букрей смущенно улыбался. А дед Талаш еще с большим увлечением рассказал о последних событиях, о встречах с людьми, которых захватчики лишили крова, ограбили. И напоследок остановился на преследовании оккупантами всех сочувствующих Советской власти, аресте Панаса. Голос деда дрожал от горя, когда он заканчивал свой рассказ:

— Где же искать правду? К кому же обратиться, как не к вам, товарищи? Вот я и пришел просить совета и помощи.

Молодой человек в полувоенном костюме, все время молчавший, но внимательно слушавший рассказ, подошел к деду Талашу.

— Очень рад встретиться с вами. Вы славный человек! — сказал он и крепко пожал деду руку, потом обратился к собравшимся: — Товарищи, надо помочь деду вызволить его сына во что бы то ни стало! — закончил он решительно.

Лицо деда засветилось надеждой, и он с глубокой благодарностью взглянул на незнакомого молодого человека — кто ж он такой?

— Я, товарищи, хочу теперь служить у вас, да у меня теперь и дома нет, — с жаром говорил дед Талаш. — Я хорошо знаю окрестные леса, болота, речки, озера. Пройдем так, что ни один панский чёрт не заметит! И еще прошу вас, товарищи, дать мне настоящее военное ружье. Или хотя бы одолжите. Отниму у врагов, тогда верну вам.

Чем дальше, тем больше располагал к себе дед всех присутствовавших.

— Надо зачислить деда в ряды Красной Армии и выдать ему винтовку, как красноармейцу, — не то в шутку, не то всерьез сказал один из ротных командиров.

— Винтовку мы дадим, — сказал командир батальона, — но прежде всего надо угостить деда медом. Пожалуйста, попробуйте.

Дед Талаш сначала стеснялся, но все на него дружно насели:

— Ешь, дед, вместе воевать будем!

Тогда дед отведал меду и поблагодарил.

— Ну, товарищи, давайте подумаем, как помочь деду, — сказал командир батальона, — по-моему, неплохо будет нащупать позиции легионеров немного глубже… Как полагаете?

— Это дело хорошее.

— Идея!

Все дружно поддержали командира.

— Позвольте мне, товарищ командир!

— Говори, Букрей.

— Сегодня вечером надо выслать разведку с заданием проникнуть поглубже в расположение неприятеля. Для этого дела придется выделить человек тридцать охотников. Если разрешите, я бы взял на себя это дело.

Букрей был известен в батальоне как смелый, храбрый и сообразительный командир, и комбат ему охотно поручил рейд в тыл противника.