— Кстати, о тюрьме. Чуть было не забыл! — встрепенулся фотограф. — Вот вы тут меня арестовываете, а между тем в Вятке живут припеваючи особы куда более значительные. Знаете, где работает начальник вятской тюрьмы Виноградов? Не знаете? Оч-ч-чень хорошо! Вообразите, в отделе народного образования. Заведует театральной секцией! Каков машкерад?!

Фотограф захихикал, скинул пенсне и плюхнулся в бутафорское кресло.

Нам было не до смеха. Жрец фотографического искусства оказался прав. За несколько дней лучший фотограф города помог нам опознать среди незаметных работников советских учреждений еще двух тюремных палачей (один из них вешал Лбова), нескольких надзирателей, видных монархистов и кадетов, царских офицеров и жандармов. Именно из-за предательства такого сорта «совслужей» за одну ночь пала сильно укрепленная Пермь. Но мы сделали то, чего не успели и не смогли сделать пермские чекисты: город был очищен от белогвардейщины. Теперь обороне не грозил нож в спину. Вятка осталась советской. Враг не прошел.

«Пять» по тригонометрии

После пермской катастрофы штаб Третьей Красной Армии отступил в Вятку. Вскоре после этого к нам в Вятскую ЧК зашла очень прилично одетая дама лет тридцати пяти и робко осведомилась:

— Могу я видеть начальника?

— Вот мы оба и есть начальники…

— Неужели! — недоверчиво тянет она. — Такие молодые, а уже начальники?

— Позвольте, собственно, узнать цель вашего визита? Садитесь, пожалуйста, не стесняйтесь.

Женщина решительно села на стул и затараторила:

— Вот раньше я, признаюсь, боялась вашей ЧК, как черт ладана, и обходила дом за несколько кварталов — в городе ведь всякое говорят… Но сегодня решилась зайти, хотя я домовладелица и богатая, как у вас принято говорить — «буржуйка». Так вот, в моем собственном доме разместилась авточасть вашей Третьей армии и живет начальник авточасти Каргальский. Он бывший царский полковник, и, знаете, — буржуйка даже понизила голос, — человек он не советский…

Тут у нас с Володей Гориным от изумления вытянулись шеи. Женщина помяла в руках муфту, перевела дыхание и продолжала:

— Да-да, не удивляйтесь, я знаю, что говорю! Напрасно вы ему доверяете. У него в подчинении царские офицеры, жена буржуя Красовская, жена фабриканта Бокова — известные в Вятке красавицы. Под видом вечеринок они в моем собственном доме устраивают совещания. Прошу меня извинить, но мне кажется, тут какая-то заговорщицкая организация.

Записали мы ее адрес, поблагодарили и попросили, если заметит еще что, приходить на одну частную квартиру, а не в здание ЧК. Ушла. Ходим по комнате из угла в угол, соображаем.

— Что ее привело к нам? Она же буржуйка!

— Что бы ни привело — прежде всего проверим это. Не пускает ли она нас по ложному следу?..

Наша проверка подтвердила, что к Каргальскому действительно заходят подозрительные типы. Как-то днем хозяйка сообщила нам, что с утра в дом приносят пиво, вина, закуски — готовится очередное совещание. Мы уже знали об этом.

В полночь, в разгар вечеринки, чекист Геннадий Почетаев с отрядом красноармейцев окружил дом и с комиссарами вошел в комнату. За ярко освещенным столом, уставленным яствами и винами, сидело несколько офицеров и женщин. После команды «Руки вверх!» красавицы картинно забились в истерике. Пока комиссары отпаивали их водой, находившийся в другой комнате начальник отдела военных сообщений Третьей Красной Армии Бирон соединился по телефону (провода ребята не догадались перерезать) с председателем Областного Совета Урала Белобородовым и пожаловался: «Ваши чекисты мешают весело отдыхать». Белобородов попросил к телефону старшего, узнав голос Геннадия (они вместе сидели до революции в тюрьме), приказал прекратить обыск и освободить квартиру.

— Как так, ведь у меня же приказ?!

— Говорю тебе, Геннадий, раз там Бирон — обыск можно не производить!

Не известив по телефону коллегию ЧК, Почетаев извинился перед присутствующими и увел красноармейцев.

На следующее утро врывается к нам разъяренная хозяйка.

— Если бы я знала, что вы на обыск пошлете такого растяпу, ничего бы вам не сказала. Слышали бы вы, какой хохот стоял потом в комнате! Насмеявшись до слез, они сжигали в печке бумаги… Эх, вы!

И она выбежала, потрясая муфтой. На коллегии ЧК разобрали операцию, Геннадий каялся и клялся исправить ошибку. Это был явный промах, но тогда мы не могли предположить всю его глубину…

Началось с того, что в колчаковском тылу без вести пропали трое наших разведчиков: бывший директор Мотовилихинского завода близ Перми Грачев, Павел Иванович Смирнов и молодая женщина Андреева с ребенком. Вероятно, мы так ничего и не узнали бы об их судьбе, если б в расположение наших войск не перебежал паренек лет восемнадцати. Он назвался подручным слесаря с завода Каменских в Перми и предъявил красноармейцам зашитое в шапку письмо в Чрезвычайную Комиссию Вятского ревкома.

Парень как парень… старое засаленное пальто, руки и лицо в ржавчине и мазуте. Документы в идеальном порядке. Вскрываем письмо — и с волнением узнаем почерк нашего пропавшего разведчика. Грачев пишет, что всю группу задержала колчаковская контрразведка. Сидит он в пермской тюрьме и о судьбе остальных ничего не знает. Пока его не опознали. Надеется бежать, так как связался из тюрьмы с пермской подпольной большевистской организацией, которая нуждается в опытных руководителях, деньгах и оружии. Просит командировать в Пермь разведчиков, знающих, где в городе зарыто оружие; хорошо, если бы они знали расположение тайных складов оружия и в Екатеринбурге.

В ревкоме после сличения почерка были в совершенном восторге: наконец-то наладили связь с пермским подпольем. Скорее послать туда оружие, людей, деньги. Но нас, чекистов, многое настораживало в этом письме: и настойчивые просьбы открыть склады оружия, и слишком откровенный тон письма, и то, что такое важное письмо было доверено какому-то подмастерью. Многие из нас еще по недавнему прошлому помнили, как трудно связаться из тюрьмы с подпольной организацией, а тут еще труднее, — мы представляли, что такое колчаковская контрразведка. Чудовищные пытки могли заставить человека написать любое письмо… Что делать? Решили проверить паренька.

На наше счастье, в Вятке были эвакуированные рабочие с завода Каменских. Пригласили мы их в кабинет и беседуем с пареньком: в каком он цехе работал, что изготовлял цех, а кто мастером был, а после революции кого назначили мастером? Подмастерье на все вопросы отвечал бойко. Когда его увели, спрашиваем рабочих из его цеха:

— Ну, как? Правильно отвечал?

— Врал от начала до конца!

Вводим парня снова и продолжаем допрос: какие учебные заведения сейчас открыты в Перми? Чекист Хотимский полюбопытствовал, что нынче проходят в гимназиях и духовных семинариях, до чего дошли по алгебре? Даже задачку вместе решили по тригонометрии. Парень очень обстоятельно все объясняет. Снова уводим его в другую комнату. Спрашиваю у Хотимского его мнение.

— По тригонометрии? «Пять»!

— Не может подручный слесаря знать ни алгебры, ни тригонометрии! — зашумели рабочие с завода Каменских. — Никакой он не подмастерье.

Опять приводим чумазого и ставим вопрос прямо:

— Хватит нам голову морочить, господин гимназист. Говори, кто тебя послал.

— Полковник Никифоров, начальник колчаковской контрразведки.

— Задание?

— Передать письмо. Никифоров мне и письмо дал, и сказал, что говорить…

— Дальше.

— Когда мне поверят и отпустят, явиться к начальнику авточасти Третьей Красном Армии товарищу Каргальскому…

— Еще к кому явки?

— У него же в аппарате работает Бокова и Красовская. От них получить разведовательные данные и незаметно пронести через фронт к полковнику Никифорову. Ваших новых разведчиков его люди будут ждать в местах перехода фронта. Все!

Теперь Геннадий Почетаев смог исправить свой промах. В тот же день колчаковские шпионы были арестованы.