— Гиблое место, — произнёс Дрюдор, принюхиваясь к вечерней прохладе, щурясь на чернеющий хутор, — чую, рады нам здесь не будут.

— Плевать. Не дождусь, когда вытяну ноги на настоящей кровати, — мечтательно потянулся Уги.

— За которую, кстати, нечем платить, — сержант сделал кислую мину.

Уги ощупал карманы, демонстративно развел руками. Бесполезно. Не завалялось даже медяка. Остатки жалованья без оглядки проиграны в кости.

— Та же история, — выдохнул Дрюдор.

Бегство после проигранного боя не располагало к долгим сборам, и увесистая секира оказалась единственной ценностью.

— Эй, сержант, — крикнул стоящий поодаль Микка, — у меня есть деньги.

Дрюдор отмахнулся.

— Признаться, я не привык быть должником кому-либо.

Уги присвистнул.

— Святые небеса, какой ещё долг? Его дядя задолжал поболе пары медных монет, что запросят за ночлег.

— Держи язык за зубами, парень.

— А разве не справедливо, если племянник заплатит?

— Конечно, я с радостью заплачу. Это честь для меня, — встрял в перепалку юноша.

— Оставьте, кэп, — отрезал сержант. — Денежки вам пригодятся самому.

Уги недовольно фыркнул и отвернулся.

— Вот, что есть.

Все посмотрели на кашевара. На вытянутой его ладони в слабых кроваво-красных лучах вечернего солнца переливался, сверкая искрами, некий блестящий предмет.

— Чего там ещё? — присмотрелся Дрюдор.

К своему удивлению он увидел небольшую позолоченную ложечку с тонкой, вычурно закрученной ручкой и замысловатым вензелем на конце. Аккуратно, насколько позволяли его огромные крючковатые пальцы, сержант взял изящную вещицу и с видом знатока повертел перед глазами.

— О! Да за такое богатство можно столоваться целый месяц. Что там месяц, год! — сержант спрятал вещицу в поясную сумку, добавив: — у меня будет надежней.

Хрустнула ветка, в кустах сверкнули глаза — вернулся арбалетчик. Выйдя на дорогу, махнул рукой, призывая идти за ним:

— Го-го.

Все быстро поднялись, отряхиваясь, а капитан Микка коротко свистнул пасущемуся в степи коню.

Было совсем темно, когда путники вошли в селение. Дрюдор шел первым, освещая дорогу факелом из коряги и высушенного мха. Крошечный хутор, разрезанный дорожным трактом, насчитывал не более десятка ветхих домишек, и возвышающееся прямо на обочине добротное двухэтажное здание постоялого двора на фоне покосившихся заборов и чернеющих пятен полудомов-полуземлянок походило на замок. Свет факела вырвал из мрака широкие ступени и массивную дубовую дверь в медной кованой облицовке.

— Эй! Хозяева! — сержант громыхнул увесистым кулаком в дверь.

Скрипнули ставни, Го поднял арбалет, и в окне забрезжил неровный свет. Подойдя ближе, командир присмотрелся, но никого не увидел. Махнул рукой мерцающему огню.

— Эгей! Есть кто живой? — прогудел зычным басом.

В окне показалась девичья головка с глазами в пол-лица.

— Чего?

— На постой берете?

— Купцы?

— Вроде…м…

— Не нищие солдаты? Хозяйка страсть не любит вояк-оборванцев.

— Да мы… заплатим, сколько нужно.

Голова исчезла, и окно снова охватил мрак.

— Спрячьте оружие, — прошептал Дрюдор и сунул секиру подальше под крыльцо.

Уги сделал то же с фламбергом, Го прикрыл арбалет подолом халата, и лишь капитан стоял неподвижно с мечом за спиной.

— Безоружный рыцарь — не рыцарь, — пожал он плечами.

Сержант согласно кивнул.

— Кого там ещё не убили на большой дороге? — раздался за дверью неприятный женский голос.

Скрипнул засов, и в ночной тишине пронзительно завизжали дверные петли. На крыльце появилась немолодая толстуха в полушубке, наспех накинутом поверх ночной сорочки. В одной руке женщина держала серп, в другой длинный кухонный нож, а из-за её необъятной спины выглядывала большеглазая девка с лампадой в руке.

— А ну-ка, посвети сюда.

Хозяйка презрительно осмотрела разношерстную компанию. Мельком глянула на Долговязого, поморщилась от вида босых ног Уги, недобро прищурилась, взглянув на немого, а осмотрев с головы до ног Микку, раздраженно икнула. Затем повернулась к девке и выдохнула:

— Какие это купцы? Пешие нищеброды это. Дура ты, Монька.

Она уже намеревалась скрыться за дверью, как Дрюдор прытко вставил ногу в дверной проём.

— Минуточку, хозяюшка, гм.

Элегантно подкручивая кончики усов, он откашлялся и продолжил:

— Хочу вам заметить, если у пеших нищебродов и появляется что-либо съестное на столе, что бывает крайне редко, поскольку у них и стола-то нету, то они едят оное, как правило, что ваши свиньи. Вы же, с виду весьма интересная особа, и у вас завсегда есть на столе и свежий кусок мяса и сытная гороховая похлёбка, что тоже неплохо. Но и вы, культурная женщина, довольствуетесь деревянной утварью для поглощения эдакой снеди. Может мы и не купцы, гм… но лишь придворные особы, и уж никак не нищеброды пользуются во время обеда вот чем.

С этими словами сержант демонстративно поднес к глазам толстухи позолоченную ложечку. Диковинная штучка благородно искрилась в блеклом свете лампы. Жирное усатое лицо хозяйки непроизвольно расплылось в завистливой улыбке, и она широко распахнула перед путниками дверь.

— Что ж сразу-то не сказали, что вы не простые э… Заходите. Берем недорого, останетесь довольны.

Внутри дом выглядел одной просторной залой с широкой лестницей посередине, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты. Из мебели два длинных массивных стола добротно сколоченных из широких досок. Вдоль столов скамьи, такие же длинные, затертые до глянцевого блеска. В углах несколько старых стульев. Покосившийся буфет с аккуратно выстроенными посудными горками внутри. Миловидная большеглазая прислуга Монька суетливо носилась из угла в угол, зажигая старенькие лампадки, отчего колышущиеся тени таинственно расплывались по бревенчатым стенам. Под лестницей виднелась дверь в кухню, из которой доносился шум. Рядом ещё одна, по-видимому, на хозяйскую половину.

В кухне приглушённо шептались:

— Воду ставь, олух старый!

— Таз-то немытый…

— Не зли меня!

Монька поднялась наверх, тут же спустилась с ворохом смятых простыней и скрылась на хозяйской половине. Дверь кухни приоткрылась, и оттуда повеяло кислым затхлым духом. В трапезную вошла хозяйка. Теперь на ней красовалась длинная цветастая юбка с узким жакетом, пуговицы которого растягивали петли так, что еле сдерживали рыхлые, выпирающие из прорех жирные бока.

— Умыться с дороги желаете?

— Не мешало бы, — прогремел Дрюдор.

— Ночлег с ужином, вода и овес для лошадей — серебряный томане́р.

— Не вопрос. Завтра утром денежки на вашем, хозяюшка, столе. — Дрюдор пропустил мимо ушей баснословную цену и направился к кухне.

Внезапно дверь отворилась, и оттуда вынырнул тщедушный старичок. Худыми трясущимися руками он держал громадный ушат, из которого валил густой пар.

— Дай я, — крякнул сержант, и позабыв о ране, подхватил ушат вместе с трясущимся старичком, оторвав того от пола.

Немощный отпустил ношу, и едва удержавшись на обмякших ногах, охнул:

— Ух, тяжесть-то.

— Никакого проку, — на лице хозяйки появилось нескрываемое раздражение. — За что плачу? Мне что ль, постояльцев обхаживать?

Она раздраженно зыркнула в сторону работника. Тот съежился, втянул голову в плечи и заковылял обратно на кухню.

— Где полотенца?! Эй, лентяи! Тьфу! — Тетка смачно сплюнула в пустой камин и обратилась к гостям: — Для ужина время позднее, может, потерпите до утра? Тогда уж перед завтраком и рассчитаетесь.

Дрюдор оглядел спутников. В желудке у Долговязого протяжно заурчало.

— Да чего ждать-то, подавайте сейчас! — Сержант улыбнулся настолько приветливо, насколько позволяло ему его голодное брюхо. — За деньги не беспокойтесь. Деньги есть. Король Хор нас ценит.

Он оскалился еще шире, задрав усы до ушей. Зачем сержант упомянул короля, никто не понял. Давно известно, Хор нищий. Но толстуха усмотрела в этих словах скрытый смысл и понимающе моргнула тяжелыми веками.