Сказав, отвернулась, вышла, тихо прикрыв за собой дверь, и оставив его там – не сказавшего ни слова. Растерянного, пристыженного. Униженного.

Оставила там – в кабинете всю любовь былую. Все хорошее, что помнила о нем – в пыль растерла.

С невероятным облегчением спустилась к машине Марка. Уселась впереди, улыбнулась.

Марк удивился ее скорому возвращению, но еще более – абсолютному спокойствию, выдержке. Ника была немного бледна, но улыбалась вполне искренне.

Сам он как на иголках просидел, ее ожидая. Порывался за ней пойти, но раздумал. И так – пока она не вернулась. Даже из машины выходил несколько раз.

Не стал спрашивать, как все прошло. Задал другой вопрос:

- Домой поедем?

- Нет, - головой помотала. – Отвези меня на кладбище.

Глядя, как у Марка вытягивается лицо, пояснила:

- Место присмотрю, куда памятник поставить. Вдруг дочка захочет к отцу наведаться.

Естественно, ни на какое кладбище они не поехали. Марк отвез ее на набережную. Они нашли уединенное место под тенью ветвистой липы, устроились на покрывале, что отыскалось в багажнике.

Вечерело, с воды тянуло приятной прохладой. Тихо было. Спокойно. Впервые за последние сутки.

Обида, что протянула колючие лапы по всей нервной системе, ослабла, растворяться стала. Кровь горячая ее разъедала. Помаленьку, но отпускало.

Ника разоткровенничалась, а Марк с каждым словом ее расслаблялся.

- Не поверишь. Смотрю на него и не чувствую ни боли, ни злости, только отвращение. Да, это было определенно отвращение. Противно сделалось – как на таракана наступила.

Помолчали. Марк сорвал травинку, сунул ее в рот.

- Ты понимаешь, что я убью его? – Повернулся к ней. – Таким, как он – нельзя давать возможность топтать эту землю. У таких внутри нет Вселенных, вместо них там только убогие кроличьи норы.

Ника смотрела в его серьезные глаза, решительно сомкнутые губы и понимала – убьет. Это осознание не принесло ничего – ни страха, ни сожаления. Только заботу ощутила – о нем, о Марке.

- Я не хочу, чтобы ты брал на себя этот грех. Подожди, дай сказать, - положила Марку руку на плечо, предвосхищая возражение. – Я знаю кто ты. Знаю, чем занимался. Понимаю, что убивал не единожды. Но это другое, понимаешь? Не пачкай руки. Они у тебя – золотые.

Обняла Марка за талию, прижалась к широкой груди, чувствуя умиротворение, покой. Сказала:

- Я его уже давно похоронила. Ничего больше не чувствую – испарилась тоска, исчезла светлая память по лелеемому образу. Хорошо, что увидела его. Хорошо, что так все получилось.

Долго сидели у воды. Зажглись фонари, утихло отдаленное веселье подростков. Ника шевельнулась в объятиях Марка. Подняла к нему лицо, поцеловала колючую скулу – не побрился с утра. Выбралась из-под его теплой руки, села на колени, погладила по груди, зарылась ладошками в его волосы. Марк, уловив ее намерения, подхватил за талию, прижал к себе.

Ника улыбнулась, лизнула его за нижнюю губу, а он не отпустил, проник влажно ей в рот, стискивая сильнее спину, поглаживая ребра, приближаясь к груди.

Внутри сделалось горячо, тесно, захотелось его всего – целиком. Зачем она так долго таила в себе страсть, почему так долго не признавалась, что полюбила его беззаветно, крепко. На века. Самой себе не признавалась, трусиха была.

Марк рассмеялся ей на ухо – хрипло, с нескрываемым желанием. Поцеловал висок, скулу, мягко коснулся губ, расслышав томный стон, двинулся ниже – по бархатной шее, провел языком у ключиц. Обхватил ладонями грудь, погладил затвердевшие под его пальцами, соски. Выдохнул, захватил их губами сквозь тонкую ткань сарафана. Ника заерзала у него на коленях, скользнула рукой к пряжке ремня. Погладила затвердевший пах. Не прекращая целовать грудь, Марк скользнул рукой под платье – провел горячей ладонью по животу, поддел кружевную резинку трусиков, проник к сокровенному месту. Ника ахнула Марку в плечо, когда он принялся поглаживать ее, разжигая, заставляя дышать жарче. Невмоготу стало, расстегнула молнию на его брюках, заерзала. Когда скользнул в нее, застонала протяжно, так, что пульс взорвался. Двинулась медленно, растягивая жар, заставляя дрожать внутри нее. Приник ко рту, поцеловал жадно – сплелись языками дико, нетерпеливо, сладко. Покачиваясь на нем, ускорила темп. Марк почувствовал, как она наливается влажной жарой там – глубоко внутри. Толкнулся навстречу, она застонала ему в шею, запульсировала вокруг него – протяжно, хаотично. Прикусил от наслаждения за губу, излился вслед на ней.

Прислонилась к Марку лбом, обняла крепко за шею. Не встала – все еще чувствовала, как он подрагивает внутри нее.

- Марк, - позвала.

Он поднял на нее затуманенный взгляд. Мышцы на лице еще не расслабились, от того он казался хмурым, но Ника знала, выучила, что это не настроение, а последствие наслаждения.

- Сейчас я могу тебе сказать это, - он улыбнулся, не понимая. – Я люблю тебя, Марк.

Он даже не заметил, что перестал дышать. Облегченно рассмеялся, поцеловал ее в губы, заглянул в глаза и ответил:

- Я давно уже могу сказать это, Лисичка.

- Тогда почему же молчишь? – распахнула глаза.

Марк усмехнулся.

- Потому что это уже ни для кого не секрет. Ты знаешь это. Знаю, что знаешь. Чувствуешь. Так есть ли смысл воздух сотрясать?

Ника засмеялась счастливо. Поцеловала Марка в кончик носа, соскользнула, мяукнув неразборчивое напоследок. Поднялась мягко на ноги и тут же покачнулась – держали они совершенно нетвердо. Прислонилась к дереву спиной и подождала, пока Марк приведет себя в порядок.

- А если бы нас застукал какой-нибудь любопытный? Или полицейские? – поднял голову, хитро улыбнулся. Видно было, что ему весьма по душе пришлись последние несколько часов.

- Не знаю, - прищурилась Ника. – Ты бы рыкнул погромче, они бы и отвязались. А что такого – сидим спокойно под липой, воздухом дышим…

Ответом Нике был довольный смешок.

Пока брели к машине – обнявшись, на заплетающихся ногах, Ника решила еще раз попросить Марка не делать глупостей:

- Обещай, что откажешься от мести.

Рука, что обнимала Нику за плечо, ощутимо напряглась.

- Обещай, - повернулась к нему, заставила остановиться.

- Раз ты так просишь, - скрипнул зубами Марк и отвел глаза.

- Не за него прошу. За тебя. Не хочу, чтобы ты потом этот крест нес, слышишь?

- Слышу, - вздохнул тяжело. – И даю слово.

Вера бегала по участку наперегонки с собачатами, что уже совсем выросли – время-то летит, подумала Ника, с улыбкой глядя на визжащую ватагу. Она сидела на резном крылечке, пила прохладный компот и чувствовала глубокое душевное удовлетворение.

- Заскучала? – спросила вышедшая из дома Надежда Ивановна и надела Нике на голову легкую панаму.

- Совсем нет. Хорошо у вас, спокойно.

Мать Марка погладила девушку по плечу скупым, но от того не менее бережным жестом и вернулась на кухню – пироги с капустой затеяла, не могла отойти надолго.

- Мам, смотри, как Федор умеет, - нетерпеливо крикнула Вера и засмеялась.

Собачонок по кличке Федор в это время крутился юлой – пытался укусить себя хвост. Ника улыбнулась.

- Вижу, милая.

- Папа! – в запале взвизгнула малышка, увидев Марка, что вышел из летней кухни. – Гляди скорее!

Марк застыл с вафельным полотенцем в руках. Сглотнул ком, образовавшийся в горле от этих слов, кивнул рассеянно. Ника в свою очередь пролила на платье компот – дрогнула кисть. Приложила ладонь ко рту, словно это с ее губ сорвалось. Но ребенок даже не обратил внимания на оговорку – Вера уже понеслась дальше по тропинке. Туда, где наливалась соком поздняя клубника.

- Это было неожиданно, но просто-таки чертовски приятно, - утер руки, запачканные машинным маслом, - хочу, чтобы еще так сказала.

- Скажет, - сглотнула Ника и повернулась к нему. – Теперь точно скажет.