Погода была ясной и по-летнему жаркой. На небе не было ни единого облачка. Отражающееся от морской глади солнце слепило глаза. Совсем рядом, в стороне мыса, резвилась стая дельфинов. Печально было бы погибнуть в столь замечательный день.

Наконец, стоящий на самом горизонте крейсер, с помощью своих парусов, подал сигнал о приближении неприятеля. Морозов тут же велел Алексею передать сию весть капитану Поскочину, а нескольким матросам, владеющим семафором, с помощью флагов передать об этом всей флотилии. В это время разработанная англичанами числовая система подачи сигналов с помощью флагов лишь начинала входить в обиход, всё ещё не имея общего распространения.

Получив известие о появлении вражеского флота, Ушаков немедленно скомандовал всем капитанам привести корабли в полную боеготовность.

Тем временем, быстро идя по направлению ветра, турецкая флотилия стала стремительно приближаться к своему заклятому противнику. Приближение их было столь грозным и скорым, что могло вселить ужас в сердце любого врага.

Ровно в полдень, подойдя к русскому авангарду на достаточное расстояние, передовые османские корабли открыли огонь. Одно за другим загрохотали их бортовые орудия, вздымая клубы белого дыма и разнося по морским просторам раскатистое громовое эхо.

Первый удар на себя приняли передовые корабли авангарда- линкоры «Святой Георгий Победоносец» и «Мария Магдалина», а вместе с ними фрегат «Иоанн Воинственник». Первые сотни турецких ядер полетели именно в них, врезаясь в борта, дырявя паруса и разрубая канаты. Ушаков незамедлительно отдал команду: «Вступить в бой с неприятелем!», позволившую русскому авангарду открыть ответный огонь. И на этот раз сотни чугунных шаров полетели уже в турецкие корабли.

И всё же, этот первый турецкий натиск был ужасающим. Капудан-паша Хуссейн сделал всё для того, чтобы сходу взять инициативу в свои руки и добиться скорого, решительного перевеса. К корабельным бортовым орудиям, ведущим огонь простыми чугунными ядрами, вскоре добавились залпы огромных тяжёлых мортир, установленных на специальных бомбардировочных кораблях, выстреливающих по высокой навесной траектории ужасными разрывными снарядами. И если большинство простых ядер пролетало мимо или же причиняло незначительный вред, то урон, наносимый этими бомбами, мог попросту стать фатальным. Взрываясь высоко в воздухе, они оставляли после себя огромные облака клубящегося дыма, а падая в воду, вздымали исполинские столпы брызг. Но если же они достигали своей прямой цели, то наносили просто чудовищный урон.

Подключая к атаке всё новые и новые корабли и беспрестанно усиливая огонь, капудан-паша решительно надеялся сломить русский авангард, а после взяться за кордебаталию. Внимание Ушакова в эти судьбоносные минуты всецело было приковано к передовым кораблям. Контр-адмирал понимал, что ести авангард устоит, то он сможет быстро перехватить инициативу и перейти в резкую контратаку. В противном случае дело могло принять самый трагический оборот.

Знали это и капитаны кораблей авангарда, прекрасно понимая, что именно от них может зависеть исход всей битвы.

Производимый турками огонь, достигнув своего пика, стал походить на ужасный огненный шторм, способный снести всё, что попадётся у него на пути, и стойкость русского авангарда, в эти минуты, казалась неким божественным чудом. Но ещё большим чудом казался не менее жестокий и беспощадный ответный огонь, производимый русскими передовыми линкорами и фрегатами. Казалось, что одному огненному вихрю противостоит другой, не менее ужасный и смертельный, огненный вихрь.

На носу «Святого Георгия Победоносца» находилась мощная, похожая на перевёрнутый колокол, мортира, установленная на прочном, намертво привинченном к палубе, лафете, способная посылать в турок такие же убийственные разрывные снаряды, какими они засыпали русских. И именно с ней, вместе с одним матросом и двумя канонирами, и вступил в разгоревшийся бой гардемарин Сергеев-Ронский. В то время как остальные заряжали своё ужасное орудие и производили оглушающий выстрел, от которого, казалось, могло разорваться сердце, Алексей со своей подзорной трубой отслеживал полёт выпущенного снаряда и после каждого залпа давал указания по корректировке.

Снаряды, загружаемые в мортиру, были столь тяжелы и огромны, что поднять их и поднести к орудию мог лишь исполинского роста и дюжей силы матрос, бывший истым образцом настоящего русского витязя. Но те страшные неприятности, причинённые уже туркам, не шли ни в какое сравнение с их трудностями.

Но вскоре непроглядная дымовая завеса, окутавшая поле боя, сделала невозможной хоть какую то корректировку и бить из орудия приходилось попросту наугад.

Клубящийся густой пороховой дым слепил глаза и не давал дышать. Вырывающееся из жерла орудия пламя обдавало таким жаром, что, казалось, в нём можно было сгореть. Пропитанный гарью воздух стал горяч настолько, что его больно было вдыхать. Всё окружающее напоминало огромный, неистово полыхающий пожар.

Близились роковые минуты, способные решить исход противостояния.

Такая минута настала и для Алексея.

Сквозь задымлённую мглу уже невозможно было что либо разобрать, и они отправляли свои смертоносные посылки почти вслепую. Вдруг, шальная турецкая бомба, выпущенная из подобного рода мортиры, угодила прямиком в их носовой мостик. Грянувший взрыв, казалось, потряс всю вселенную. Гиганта-матроса убило на месте, одного из канониров смертельно ранило. Алексею достался один осколок, навылет пронзивший руку. Основную их часть принял на себя погибший матрос, в роковой миг оказавшийся как раз между ним и прилетевшим турецким снарядом. Куда сильней его потряс неистовой силы взрыв, разметавший всё вокруг себя.

Оглушённый, с сильной кровоточащей раной в левой руке, он рухнул на палубу. В этот миг ему показалось, что он вот-вот расстанется с жизнью.

Но именно в эти страшные грозовые минуты неистовый вражеские натиск стал ослабевать. Всем было ясно, что русский авангард таки устоял, и даже своим ответным огнём задал изрядную трёпку противнику. Начальный план капудан-паши по стремительному силовому натиску разбился о передовые русские корабли, как волна о прибрежный риф.

Убедившись в том, что его авангард выдержал самый первый и самый неистовый вражеский натиск, Ушаков решил провести несколько необходимых тактических манёвров с целью усиления боевой линии и предотвращения ненужных потерь. Выждав подходящий момент, контр-адмирал приказал всем шести своим фрегатам повернуть на левый галс и выйти из строя, после чего сформировать собой «корпус резерва» для поддержки основной боевой линии. Повинуясь приказу командующего, тяжёлые сорокапушечные фрегаты, один за другим стали покидать свои позиции, уходя влево. И едва места в боевой линии, занимаемые фрегатами, оказались свободны, Ушаков приказал оставшимся в ней линкорам подтянуться к самому передовому «Святому Георгию Победоносцу» и образовать плотную боевую линию из десяти линкоров. Получив соответствующий приказ, десять линейных кораблей стали выстраиваться в одну мощную боевую колону. Корпус резерва из шести фрегатов стал позади.

К этому времени турецкая флотилия также выстроилась в мощную боевую колону напротив своих оппонентов. Завязалась ожесточённая перестрелка между бортовыми батареями враждующих кораблей. На некоторое время казалось, что силы абсолютно равны и ни одна из сторон не сможет одержать решительной победы.

Тем временем полдень давно миновал и после двух часов дня наметилась некоторая перемена ветра.

Боясь потерять ветер, капудан-паша Хуссейн одал приказ повернуть свои корабли по ветру, чтобы окончательно не утратить инициативу. Ушакову же сия перемена позволила ещё ближе подойти к неприятелю и окончательно перетянуть инициативу на свою сторону. На своём флагмане «Рождество Христово» он решительно атаковал флагманский корабль капудан-паши. Во время манёвра враждующие флагманские корабли сблизились почти вплотную, подойдя друг к другу на расстояние картечного выстрела. Противостояние разгорелось с просто неистовым ожесточением. Зная главную слабость турок, заключающуюся в том, что они держатся лишь до тех пор, пока держится флагман капудан-паши, Ушаков приказал сосредоточить всю мощь атаки именно на нём.