Кстати, приход в психологию «по объявлениям» стал типовым в последние годы благодаря тому, что банкам и другим коммерческим структурам понадобились люди, называющие себя психологами. Ясно, почему это произошло. Глава коммерческой структуры может, конечно, уволить кого-либо или забраковать при приеме на работу, равно как и совершить обратные действия — взять кого-то на теплое место, опираясь лишь на свое личное мнение и вообще просто так. Но для того, чтобы снять с себя всякую ответственность за результат, все это проще делать с опорой на психологические тесты и прочие процедуры, которые называются «ассессмент». Тем более, что свой, да и просто разумный (а другого держать не надо) психолог, всегда предусмотрительно спросит, каковы должны быть результаты тестирования. Если же не спросит, то его самого можно подвергнуть ассессменту, передав контроль за процедурой в более надежные руки. В общем психологи оказались очень полезными людьми, и спрос на них быстро превысил предложение психологических вузов. К тому же то, что требовалось от них, мог сделать каждый. И поэтому коммерческие фирмы стали вербовать психологические кадры с помощью объявлений типа «Требуется психолог до 35 лет. Психологическое образование необязательно», на которые тут же откликнулись представители самых разных раздавленных нашей рыночной экономикой профессиональных групп.

Подобные психологи, рекрутированные со стороны, имеют целый ряд выгодных отличий от своих коллег, пять лет проторчавших в каком-либо из психологических вузов. Они более покладисты, просты в обращении, всегда дают именно то, чего от них хотят, не утомляют окружающих незнакомыми именами и малопонятными психологическим терминами, которых просто не знают. Поэтому флагманы нашей рыночной экономики долгое время предпочитали именно их, а не тех, кому за 35 лет, кто обременен университетскими дипломами, а, тем более, учеными степенями. Вместе с тем психологи-рекруты имеют и один важный недостаток — очень неуверенно чувствуют себя за пределами своей фирмы, при приближении дипломированного психолога стремятся перейти на противоположную сторону улицы, а, когда слышат психологические термины, приобретают виноватый или, наоборот, оскорбленный вид.

От «психологов по объявлению» несколько, хотя и не слишком значительно, отличается еще один их вид — «психологи по назначению». Например, в нынешней российской армии сложился такой, безусловно, прогрессивный порядок. Всех офицеров, как сказано в их характеристиках, «имеющих опыт работы с людьми», приказом командира части назначают психологами. В результате, не только бывшие политработники находят себе новое и вполне достойное применение, но и по количеству психологов наша армия сейчас уже не слишком отстает от американской, где психологов больше, чем генералов. И за ее психологический настрой, а, значит, и моральный дух, теперь можно не беспокоиться. У «психологов по назначению», впрочем, тоже есть важный недостаток: они не конвертируемы. То есть за пределами воинской части их не признают психологами, а офицера, даже «имеющего опыт работы с людьми», можно назначить психологом в армии, но не в гражданской жизни.

К «психологам по назначению» близки те дети современной российской демократии, которые иногда, не понимая, какое счастье на них свалилось, считают себя ее жертвами. Так, скажем, у автора этих строк однажды попросил консультации человек, которого на предприятии, где он трудился, выбрали психологом, не объяснив при этом, что он должен делать в новом для себя качестве. Все попытки разъяснить неофиту, что психолог — это не выборная должность, а профессия, требующая, как минимум, пятилетней подготовки, успеха не возымели.

Но, разумеется, главный фактор, под влиянием которого в нашей стране все происходит, это не гримасы рынка, демократии или чего-то еще, а простая случайность, хотя про нее принято говорить, что она — непознанная закономерность. Психология — и тут не исключение. Основная часть попадающих на скамьи психологических вузов — это люди, которые случайно оказались поблизости. Но их тоже нельзя считать неполноценными психологами. Со временем они начинают разделять основные признаки своей профессии: потихоньку сходят с ума, начинают метить в Эйнштейны, непонятно выражаться и так далее.

В популяции психологов случайные лица отчасти уравновешиваются закономерными психологами или «психологами по необходимости». Их происхождение обусловлено не только законом «сапожник всегда ходит без сапог». Психически неустойчивый человек может не только стать психологом, но и заняться чем-то другим, например, заседать в каком-нибудь правительственном или законодательном органе, где таких людей сейчас большинство. Человек с какими-либо частными сенсорными или интеллектуальными недостатками тоже не обречен на психологическую карьеру. Тот, кто плохо видит, может стать не только специалистом по зрительному восприятию, но, скажем, водителем или машинистом; тот, кто плохо говорит, — не только изучать речевое поведение, но и стать оратором или спикером в каком-нибудь представительном органе; тот, кто плохо соображает, вообще имеет в нашем обществе практически неограниченные перспективы. А вот если человек — психолог «по происхождению», т. е. его родители тоже психологи, то другого выхода, кроме как стать психологом, у него, как правило, нет. Это — так называемая «социальная наследственность». Соответствующая закономерность может быть элементарно подтверждена эмпирически: почти все дети известных психологов — тоже психологи, а все лучшие студенты факультета психологии МГУ имеют хорошо известные в нашем психологическом сообществе фамилии.

Почему так происходит, никто толком не знает, но закон «яблоко падает недалеко от яблони» является таким же непреложным, как и закон «сапожник всегда ходит без сапог». Причем закон «яблока и яблони» логически вытекает из известного в психологии закона Л. Зонди, который выражает факт взаимного притяжения родственников по одной наследственной линии. А соответствующее влияние, опираясь на название этого закона, можно назвать «зондированием».

Незнание закона «яблока и яблони» может порождать несуразные последствия, а иногда и разрушать социальную справедливость. Так, например, в советское время в пору беспощадной борьбы с семейственностью один уважаемый директор психологического института был снят с должности лишь за то, что под его началом трудилось несколько десятков супружеских пар, дополненных своими отпрысками. Несправедливость этой расправы состояла даже не в применении двойных стандартов: в те времена одно и то же явление в рабочих коллективах приветствовалось и называлось «династиями», а в научно-исследовательских институтах именовалось «семейственностью» и беспощадно искоренялось. Важнее то, что в силу закона «яблока и яблони» дети психологов, тоже обреченные стать психологами, были обречены и работать в тех же институтах, которых у нас было не так много, чтобы всех представителей психологических династий можно было развести по разным учреждениям.

Любопытный парадокс состоит в том, что сами родители-психологи, как правило, не только не желают своим чадам такой же участи, но и настойчиво отговаривают их идти по этой стезе, наглядно демонстрируя, во что они превратились, или используя молодых психологов (обычно своих подчиненных), которые пугают их отпрысков рассказами о тяготах психологической карьеры. Постичь этот парадокс, впрочем, нетрудно. Достаточно вспомнить совершенно правильный тезис марксистской науки о том, что социальные закономерности действуют независимо от воли и сознания людей, усилиями которых они реализуются. Сами психологи обычно не хотят, чтобы их дети тоже становились психологами. Дети подчас тоже не хотят. Но все это не имеет никакого значения, как не имеет значения, хотим мы или нет, чтобы на Земле действовал закон всемирного тяготения. Отпрыски психологов тоже, как правило, становятся психологами независимо оттого, хотят они этого или нет, а тем более независимо от воли и желаний своих довольно-таки безвольных родителей.