Чарльз Чаллонер вел праздную и расточительную жизнь, а его беспредельно снисходительные взгляды на мораль шокировали добропорядочного дельца. Но тем не менее этот растленный господин сохранил известное благородство манер, что удерживало родственников жены на почтительном расстоянии. Им дозволялось всего лишь оказывать финансовую помощь. Гордыня мистера Чаллонера не имела ничего против того, чтобы презренные плебеи время от времени извлекали благородного джентльмена из долговой ямы, куда злодейка-судьба, спевшаяся с мерзавцами-кредиторами, так и норовила его загнать. Но мистер Чаллонер был глубоко убежден, что человек его происхождения не может позволить себе общаться на равных с теми, кого он именовал сбродом. Эту уверенность в себе и аристократические повадки Чарльз Чаллонер передал своей любимице Мери. Дядюшка Генри чувствовал себя крайне неуютно в присутствии старшей племянницы, а потому втайне мечтал, чтобы выбор его сына пал на куда более простую и красивую Софи. Но Джошуа по какой-то неведомой причине взбрело в голову влюбиться в аристократическую и высокомерную Мери.

У миссис Чаллонер имелось только две дочери, и с того момента, как Мери исполнилось шестнадцать, цель жизни неукротимой мадам свелась к одному: как можно скорее выдать своих пташек замуж. Замечательный успех, достигнутый некой ирландской вдовой, подвигнул миссис Чаллонер на дерзкие замыслы, которые ее брат счел фантастическими, если не сказать вредными. Миссис Чаллонер сознавала, что Мери, несмотря на прекрасное образование, вряд ли может надеяться на что-то большее, чем брак с порядочным, но простым человеком. Но когда речь заходила о Софи, то любящая мать и мысли не допускала, что Мария и Элизабет Ганнинг способны хотя бы отчасти соперничать с ее младшей дочуркой. Прошло уже более двадцати лет, как сестры Ганнинг (потомство той самой ирландской выскочки) учинили в Лондоне подлинный переполох. Миссис Чаллонер не имела счастья лицезреть прославленных девиц, но знающие люди уверяли ее, что Софи во всех отношениях намного превосходит этих выскочек. Если уж пресловутая вдова Ганнинг, ирландка до мозга костей, да еще без гроша в кармане, умудрилась поймать в свои сети графа и герцога, то почему бы миссис Чаллонер, избавленной провидением от ужасного ирландского акцента, не повторить ее успех? Хотя бы отчасти, ибо миссис Чаллонер не страдала самообольщением: она давно уже поняла, что Мери, в отличие от Софи, надеяться на чудо бессмысленно.

Нельзя сказать, что старшая мисс Чаллонер была некрасива. У нее были прекрасные серые глаза и чудесный тонкий профиль. Но рядом с ослепительной Софи она выглядела несколько буднично. На что могут претендовать заурядные каштановые локоны в сравнении с буйством золотистых кудряшек? На что надеяться холодным серым глазам, когда рядом сверкают прозрачно-голубые озера, обрамленные длинными и густыми ресницами? Вопросы эти, увы, носят чисто риторический характер.

Мери Чаллонер обладала твердым независимым характером и недюжинным умом. Прямой взгляд ее прелестных глаз зачастую приводил собеседника в смущение. Кроме того, Мери имела обыкновение презрительно щуриться, что оказывало обескураживающее действие на мужское самомнение. Кроме упомянутых пороков старшая мисс Чаллонер в избытке обладала здравым смыслом, а какому мужчине захочется иметь дело с разумной девушкой, когда можно наслаждаться восхитительной глупостью Софи? Но самым худшим было то, что Мери получила образование в привилегированной закрытой школе — миссис Чаллонер испытывала серьезные опасения, не превратилась ли ее старшая дочь в суровый синий чулок.

Расходы за обучение оплатили родственники Мери со стороны отца, и одно время миссис Чаллонер ждала чудес от утонченного воспитания. Но, судя по всему, Мери не вынесла из школы ничего, кроме изрядного запаса бесполезных знаний и умения безукоризненно держать себя. В этой закрытой школе обучались юные леди из высшего сословия, но здравый смысл Мери удержал ее от дружбы с этими надменными особами, так что надежды миссис Чаллонер вступить в высший свет с помощью подруг старшей дочери рухнули в одночасье. Последующие годы прошли под знаком сожалений и разочарований. Дня не проходило, чтобы миссис Чаллонер не кляла себя за то, что обратилась за помощью к родственникам покойного мужа. Хотя после кончины Чарльза Чаллонера это казалось наилучшим решением. Генри Симпкинс не уставал твердить, что глупо надеяться на поддержку столь знатного и могущественного рода, но миссис Чаллонер настояла тогда на своем, и крупно проиграла: она получила даже меньше, чем ничего. Генерал сэр Джайлз Чаллонер не выказал никакого желания встретиться с супругой своего покойного сына, однако согласился обеспечить старшей внучке достойное воспитание. Волей-неволей миссис Чаллонер пришлось принять жалкую подачку в тайной надежде, что покровительство генерала откроет дорогу к процветанию и успеху. Но увы, чуда не произошло. Несколько раз Мери предлагали посетить Букенгемшир, но дед ни разу не заводил речь о том, чтобы взять внучку на воспитание или пригласить в свое имение мать и сестру Мери.

Несмотря на столь горькое разочарование, миссис Чаллонер по зрелому размышлению пришла к выводу, что причиной крушения ее надежд явилась сама Мери. Упрямая девица не захотела использовать представившиеся возможности. Она не сделала даже слабой попытки стать незаменимой для своих аристократических покровителей. И в наказание, достигнув двадцати лет, Мери осталась вместе с матерью и сестрой, а будущее девушки не обещало лучшего, чем брак с кузеном Джошуа.

Джошуа, вполне обеспеченный молодой человек, не обладал, конечно же, титулом, но ведь и Мери была далеко не Софи, а потому миссис Чаллонер вполне удовольствовалась бы такой партией. По какой-то необъяснимой причине Джошуа совершенно не интересовался Софи. Он упорно, если не сказать пылко, любил Мери, но беда состояла в том, что своенравная особа даже слышать не хотела о кузене.

— Не знаю, о чем ты думаешь, — как-то раз сказала миссис Чаллонер, находясь в состоянии вполне объяснимой ярости. — Если ты надеешься выйти замуж за дворянина, то позволь заметить, дорогая Мери, что ты понятия не имеешь, как добиться этого чуда.

В ответ на это Мери оторвалась от рукоделия и сказала спокойным голосом, в котором чуткое ухо непременно уловило бы насмешливые интонации:

— Но, мама, у меня есть все возможности научиться необходимым уловкам, не правда ли?

— Если твое прекрасное образование научило тебя лишь иронизировать над сестрой и матерью, то ты напрасно потратила все эти годы! — взорвалась обремененная чадами Чаллонер.

Мери вновь склонилась над рукоделием.

— Я и сама так думаю, — кротко ответила она.

Большего миссис Чаллонер добиться от дочери не смогла. Почтенная леди подозревала, что у старшей дочери имеются какие-то тайные намерения, но не удержалась от едкого замечания:

— Можешь сколько угодно глумиться над Софи, посмотрим, что ты скажешь, когда ее станут звать миледи.

Мери продела нитку в иглу.

— Думаю, я буду весьма удивлена, — сухо ответила девушка. Заметив, что миссис Чаллонер вот-вот выйдет из себя, Мери отложила рукоделие в сторону и добавила спокойным голосом: — Матушка, думаю, в глубине души вы сознаете, что лорд Видал и не помышляет о женитьбе?

— Вот что я тебе скажу, — прошипела миссис Чаллонер, все больше распаляясь, — ты завидуешь красоте сестры и ее поклонникам! Не помышляет о женитьбе, говоришь? Да что тебе известно о личной жизни маркиза? Может, он посвятил тебя в свои сокровенные планы? — Миссис Чаллонер окончательно потеряла самообладание.

Мери пожала плечами.

— Не думаю, что лорд Видал знает о моем существовании.

— Удивляться этому не приходится, — проворчала миссис Чаллонер. — Ты понятия не имеешь, как произвести благоприятное впечатление на джентльмена. Но это не повод, чтобы глумиться над нашими надеждами. Если мне когда-нибудь доводилось видеть влюбленного по уши мужчину, так это лорд Видал, заруби себе на носу. Боже, да он не отходит от порога нашего дома, а что касается букетов и безделушек…