Имя болгарского писателя Камена Калчева уже известно советским читателям. С героями его книги «Семья ткачей» мы познакомились в 1959 году.

Камен Калчев принадлежит к среднему поколению болгарских писателей. Он родился в 1914 году. Окончил Софийский университет. За участие в антифашистском движении был арестован царской полицией. Сейчас Камен Калчев — секретарь союза писателей Болгарской Народной Республики.

Печататься Камен Калчев начал в 1935 году.

В 1938 году вышла его повесть «Путина с гор», в 1941 — сборник рассказов «Годы уходящие», в 1945 — роман «В конце лета» и драма «Партизаны». Большой и заслуженный успех имела книга К. Калчева о Георгии Димитрове «Сын рабочего класса» (1949). За нею последовали романы: «Живые помнят» (1950), «На границе» (1958), «Семья ткачей» (1957) и повесть «Влюбленные птицы» (1961). Калчевым также написан ряд книг для детей и юношества.

В предлагаемом читателям романе, вышедшем в Болгарии в 1960 году, автор продолжает рассказ о жизни и труде рабочих-текстильщиков. Это вторая книга дилогии о ткачах. Однако по характеру повествования, по завершенности изображаемых событий она представляет собой вполне самостоятельное произведение. В русском издании вторая часть «Семьи ткачей» с согласия автора названа «Новые встречи».

Прошло три года, а может быть, и больше с тех пор, как Борис Желев и Гита Коевская сели в поезд и уехали из города неизвестно куда.

Все это время, вопреки предсказаниям и угрозам рассерженного молодого человека, жизнь текла по-прежнему — словно река, словно облака в небе, будто ничего не произошло и ничего не изменилось в этом маленьком провинциальном городе. Ткачи на фабрике «Балканская звезда» продолжали посменно работать в установленном порядке, и с тяжелых станков, вытянувшихся рядами, ежедневно стекали все новые и новые ткани, которыми гордились и продавцы, и покупатели, и те, кто их производил.

Как прежде, перекликались в общежитии звонкие девичьи голоса. Парни и девушки деловито спорили на собраниях, смеялись, а порой и плакали, мечтательно вздыхая на вечеринках, в буковой роще и на берегу реки, шум которой оглашал всю окрестность. По вечерам до поздней ночи аккордеоны и громкоговорители разносили веселые мелодии, трепещущие, как мотыльки, как крылышки влюбленных птичек, и взлетающие к самым звездам.

Случилось ли что за минувшее время? Создано ли что-то новое?

Да, новое — это городской парк, разбитый и засаженный по плану добровольческими бригадами городского народного совета, и, словно снежный сугроб, поднявшийся на берегу ресторан с красной крышей и такими террасами, каких не было даже в Охотничьем домике. У входа в ресторан — цветник из роз и петуний, в саду — столики и стулья с красными спинками. Новое — это круглый бассейн, где плавают разноцветные рыбки, холодные, как стекло. В середине бассейна бьет фонтан, и брызги его долетают до террасы ресторана. На этой высокой террасе, до половины затененной деревянным навесом, также расставлены столики, стулья и вазы с цветами, особенно красивыми в лучах солнца… По праздникам и в короткие летние вечера публика веселится и танцует здесь в восторге и от вина, и от джазовой музыки, и от выступлений известной певицы.

Есть еще какие-нибудь нововведения?

Да, в той же стороне, где теперь ресторан, выросло несколько кооперативных домов — светлых, с балконами, — которые сразу изменили облик старого города. Появились и новая гостиница, и новая автобусная линия. Завершено строительство стадиона, поглотившее много труда и средств.

Дед Еким не спеша расхаживал по новому парку. Все созданное здесь за эти годы радовало его сердце.

Что ему еще нужно?

Чуть поодаль бежит вприпрыжку его внучка — девочка в красном платьице с белым бантом на голове. В одной руке у нее ведерко с песком, в другой — лопатка. Время от времени она останавливается и испуганно спрашивает:

— Ты тут, дедушка?

А старик отвечает:

— Тут я. родненькая, тут! Никуда не денусь! — И, преисполненный умиления, заложив руки за спину, он оглядывается с таким видом, будто и парк вместе с березками, и все, что заново выросло вокруг, принадлежит ему.

Было, разумеется, и такое, что вызывало его суровое осуждение. Глядя, например, на балконы новых домов, где сушилось белье, он начинает бубнить сердито:

— Сколько раз говорил, чтоб не развешивали простынь на балконах. Нет, неймется им!.. Штрафа ждут, что ли? — И извлекает из внутреннего кармана старенький блокнот.

— Ты тут, дедушка?

— Тут я, родненькая, тут.

— Собака перепрыгнула через ограду, дедушка!

— Вот как? — старик перелистывает блокнот. — Остается только коз сюда пригнать, тогда уже будет полный порядок… в новом парке.

Нахмурившись, он продолжает в том же духе, а вопросы девочки нанизываются, словно четки.

Была весна, конец апреля. Высоко в горах и в глубоких ущельях совсем недавно белели сугробы и свистел резкий ветер. Но с неделю назад подул «южняк» и разорвал облака, громоздившиеся над горными утесами, как белые стада. Как-то сразу потеплело, зазвенела капель, зацвели сливы и персики, а следом за ними побелели черешни и груши, и весь город наполнился благоуханием. Было радостно, словно кто-то праздновал свадьбу. Стало еще веселей, еще нарядней, когда однажды утром буковый лес совсем неожиданно покрылся нежно-зеленой листвой. На другой, на третий день листочки развернулись больше, а через неделю лес зашумел, откинув густую тень до самой реки, и потемнел. После этого «южняк» утих. Только солнце припекало, согревая землю. И тут стали пробиваться травы, зацвели гиацинты и тюльпаны, опережая другие цветы. Ласточки принялись вить гнезда под стрехами. Воробышки же по старой своей привычке рассаживались на телефонных проводах, поджидая, не упадет ли откуда какая крошка, чтобы ринуться за ней и склевать. Горлицы уже разместились на высоких вязах и неумолчно ворковали по целым дням. Множество птиц собиралось в новом парке. И больше всего — прирученных голубей. Дед Еким по-мальчишески увлекался ими. Прибавлялись к этому и другие, уже идейные соображения, ведь голубь не простая птица — во всем мире она служит символом мира. Вот почему, еще когда только закладывали парк, дед Еким подал мысль разводить голубей и сам занялся этим делом. За три года в парке и на городских площадях расплодилось столько голубей, что Горсовет не знал, как от них избавиться. Но старик радовался и всегда имел про запас крошки в кармане, чтобы подбросить птицам и посмотреть, как они борются у его ног. Голуби клевали прямо из рук старика, поглядывая на него то одним глазом, го другим. Порой вспархивали и садились ему на плечи, и тогда он становился похожим на чудотворца.

В это воскресное утро парк был еще пуст, голуби не слетелись. Может быть, они и вправду перебрались под старые часы. Там каждое утра насыпают им крошек жители соседних домов. Старик знал, что голуби вернутся сюда к обеду, когда откроется ресторан и в парке соберется народ.

Да, все идет как по часам. Все в порядке. Глаза деда Екима смеялись. Он был доволен. Так вот и должны жить люди — согретые солнцем, среди цветов и голубей. Он читал об этом в книжках, которые брал у библиотекаря Минковского, да и сам понимал, что так должно быть. Цветы и солнце!

Но что это? Одна из березок наклонилась, она сломана! «Кто осмелился на такое злодеяние?» Глаза старика потемнели. Он подошел к деревцу и осторожно потрогал его, будто боясь причинить ему боль. На траву посыпались сухие листья. «И в новом саду начались опустошения!» Старик с трудом выпрямил поникшее деревцо, попытался подвязать его, но оно опять склонилось к земле, будто ища в ней опору.

— Зачем ее сломал», дедушка?