Форум тоже производил впечатление. Здесь многое поменялось, но кое-что все же осталось нетронутым. Фульциний улыбался уцелевшим строениям, как старым знакомым. Вот Храм Диоскуров — ничуть не изменился, странно только, что он закрыт. Вот Табуларий, построенный Суллой, — на месте, словно и не прошло пять веков с тех пор, как Фульциний проходил мимо него в последний раз. Храм Богини Согласия тоже здесь, но — чудо! — он стал мраморным, вроде и тот же, а лучше прежнего. И опять странно: двери храма наглухо заперты — и это в праздничный день! Храм Весты. На это священное здание не поднялась рука всемогущего времени — оно точно такое же, как в том, прежнем Риме. Фульциний уже не удивился его закрытым дверям, но поначалу не верил своим глазам — над крышей храма не курился привычный дымок! Неужто священный Огонь угас? Как такое возможно? Да, многое изменилось тут, в Риме. И не всё в лучшую сторону… Он не сразу узнал базилику Эмилия — само здание исчезло, но портики остались нетронутыми. Храм Сатурна был полностью перестроен, вместо базилики Семпрония высится новое здание, то же и с курией Корнелия, где заседал Сенат. Зато храм Портунуса на Бычьем Форуме не изменился ничуть…
Голова шла кругом от этих перемен, но Фульциний взял себя в руки. Здания — лишь камни, люди — вот что представляет истинный интерес. Он ходил по Форуму и окрестным улицам, присоединялся к группам людей, заходил в таверны и слушал, слушал бесконечные разговоры:
— Истину говорю вам, дети мои! — вещал со ступеней базилики старый проповедник, обращаясь к целой толпе слушателей. — В милости Своей явил нам Господь великое чудо! Повержен злой еретик, и войско его рассеяно. Святая вера Христова вновь торжествует над своими гонителями!
— Ага. А кто поверг да рассеял? Язычники!
— Не язычники, но заблудшие овцы! Услышав же слово Божие, обратятся они и уверуют. И будет то новое чудо Христово!
— Ну, ну. Болтай, болтай…
У храма Весты вокруг старика в белых одеждах собралась кучка людей поменьше. Говорили тихо, и Фульцинию пришлось напрячь слух.
— Ну, что я вам говорил? Не зря мы молились старым богам. У них есть еще сила, хоть эти невежды и заперли храмы. Чудо свершилось, не смогут они теперь свой нос воротить. Сквозь время пришли к нам герои древности, чтобы восстановить почитание позабытых богов.
— А храмы откроют? Как думаешь, Невий?
— Откроют. Некуда им теперь деться!
Трое ремесленников, каждый с женой и в окружении кучи ребятишек, обсуждали более земные дела:
— Как думаешь, Сервий, будут хлеб раздавать?
— Да вроде бы говорят…
— Они скажут!
— А ты, Тит, помолчал бы лучше. Вечно накаркаешь.
— Да я-то что? А только когда ты от них что хорошее видел?
— Но, но! Ты императора не порочь!
У портика Эмилия собралась молодежь. Пьют вино и ржут на всю улицу.
— …у Цестия заведение знаешь? Так вот, появилась там новая девка, гречанка, ох, хороша, говорят!
— Может, сходим после праздника?
— Да дорого там. Цестий — скупердяй еще тот…
Ну, здесь ничего интересного. А те вон красавцы о чем толкуют?
— Да говорю же вам: будут игры! И не просто игры — гладиаторов мы увидим!
— Да с чего ты взял это, Маний?
— С того. Рубрий сказал, а ему — знакомый один из гвардейцев. Уж они-то должны знать.
— Вот так новость! Гладиаторов я бы посмотрел! Но что церковь скажет?
— А кто их теперь спрашивать будет!
За три часа Фульциний наслушался разного, а материала набрал на десять докладов Крассу. Между тем, время подходило к полудню — пора было двигаться на Палатин. У Пренестианских ворот уже начиналось триумфальное шествие.
Префект Рима Флавий Мессий Север ужасно переживал, что при всем желании не может организовать это шествие так, как подобало бы ему проходить. Всю прошлую ночь он не спал, отдавая кучу приказов, рассылая туда и сюда команды рабов, стараясь за всем уследить. Он знал, что времени привести Город в порядок ему не хватит, но Красс и Антемий не желали и слушать об отсрочке триумфа — враг еще не был добит, не завтра, так послезавтра армия уходила на север. Мессий вспоминал все, что читал о древних триумфах: Рим не видел такого со времен Диоклетиана, и ему, городскому префекту, выпала честь возрождения древней традиции! Мессий не желал оплошать и теперь, возглавляя процессию, придирчиво оглядывал улицы. Да, он сделал все, что мог — эх, времени бы еще побольше…
От самых Пренестианских ворот до Капитолия люди заполнили улицы, теснились, толкались, не желая упустить малейших подробностей невиданного доселе зрелища. Многие были измождены голодом и осадой, но все равно пришли, надев лучшие одежды, а кое-кто не забыл и о лавровых венках. Последний раз римлянам довелось участвовать в подобном празднике пять лет назад во время свадьбы дочери императора и Рицимера, но разве могли те торжества идти в какое-то сравнение с нынешними! Нынче Город праздновал освобождение от тягот осады, устроенной тем самым Рицимером, избавление от страха грабежа и насилия. И каким же невероятным оказалось избавление! Все уже знали, что оно пришло в образе древних героев, вернувшихся в Рим спустя пять столетий. Об этом говорили везде, многие до сих пор не могли поверить в явленное небом чудо, но вот оно! И армия победителей, несокрушимые легионы древней Республики уже входят в Город.
Впереди процессии, в знак уважения к триумфатору, шли сенаторы, магистраты, высшие лица Империи. Не было здесь, пожалуй, лишь императора и его семьи. Все остальные, в нарядных одеждах, украшенные венками, приветствовали народ, улыбались, махали руками.
— А Папа все же не пришел, как я и предполагал, — принцепс Сената Геннадий Авиенн, не забывая кивать головой и приветливо улыбаться, обратился к идущему рядом сенатору Квинту Бассу.
— Сказал, что после вчерашнего пира немного недомогает. Но молебен в честь избавления Города от врагов обещал отслужить.
— Надеюсь, что так. Но я гляжу, и сенаторы не все явились. Уж их-то на вчерашнем пиру я не заметил.
— Да, около двадцати человек сказались больными.
— Прямо эпидемия какая-то! Могли бы прийти хоть из вежливости.
— Так это Анций Паулин и остальные из самых добрых христиан. Их можно понять. Паулин прямо сказал, что не желает шествовать перед язычниками.
— Тоже придумал… А я не христианин разве? Что же нам теперь, наших спасителей оскорблять только потому, что они не слыхали никогда об истинной вере? Так не годится.
— Я полностью с тобою согласен… Зато посмотри, как сияет Никомах! Вот уж у кого сегодня праздник, так праздник.
Аниций обернулся и украдкой взглянул на лидера сенатских язычников. «Вот так так! И это вечно мрачный Никомах, кто бы мог подумать!»
— Да здравствует Сенат! Слава! Слава! — кричала толпа…
Вслед за сенаторами и магистратами медленно двигалась гораздо более интересная людям часть шествия. Что сенаторы? Их можно хоть каждый день видеть. А вот золото, драгоценности, оружие и доспехи — на это всегда посмотреть интересно. На украшенных лентами носилках, колесницах, телегах везли военные трофеи. Здесь были полные денег амфоры, россыпи драгоценных камней, золотая и серебряная утварь. Это была добыча, взятая Крассом в Сирии, и лишь в малой степени — в лагере Рицимера. Утром Красс и Кассий осмотрели всё приготовленное к показу, и Красс задумчиво сказал своему квестору:
— Как странно все вышло. Я собирался показать это на своем триумфе в Риме. Так ведь и получается. Только триумф совсем не за то, на что я рассчитывал.
— И Рим совсем не тот, — добавил Кассий.
— Тот или не тот, но я надеюсь, все это произведет впечатление. Пусть видят, что мы не нищие просители, и на нашей стороне не только сила мечей, но и могущество денег.
Толпа восторженно ревела, приветствуя каждую новую телегу с сокровищами.
За трофеями следовали пленные. Взятые в битве хмурые германцы медленно шли, гремя цепями. Кто испуганно, кто с опаской, а кто и с вызовом, глядели они на толпу, сыпавшую насмешками и оскорблениями. Издеваясь над пленниками, римляне давали выход страху, что натерпелись за время осады. Теперь враги, грозившие Риму, были перед ними. Униженные и скованные, они брели по улицам, гадая, какую судьбу готовит им победитель. В конце этой невеселой процессии шли два десятка сенаторов, схваченных в лагере Рицимера, и среди них самый знатный пленник — Аниций Олибрий, которого грозный свеб прочил в императоры.