На склоне хребта Вернадского мы были вынуждены провести лишний день, потому что не могли собрать всех оленей.
Ох и трудная же это работа — собирать стадо после ночевки! Олень далеко не такое послушное животное, как конь. Когда стадо на стоянке распускается, на шею некоторым оленям привязывают деревянный брусок на длинной веревке — чемгай, как называют его эвенки, — для того чтобы животные не могли далеко уйти.
В поисках ягеля все стадо разбредается по тайге. Только изредка, чтобы отдохнуть от гнуса, олени приходят к кострам-дымокурам. Чтобы собрать оленей, эвенки каждый раз вынуждены совершать длительные вылазки в тайгу. На поиски уходит много времени: приходится ведь разыскивать поодиночке каждого оленя!
Но вот стадо согнали к кострам. Теперь на каждое животное надо надеть узду. Это не так просто. Оленеводам надо изрядно потрудиться, применив при этом и ловкость и хитрость. Соль — вот что пленяет животных. Они готовы в любую секунду шарахнуться от хозяина в сторону, но соблазнительная горсть соли на протянутой руке покоряет их — и вот узда уже надета на голову.
Наконец все олени переловлены и навьючены. Мы отправляемся дальше.
На склоне этого хребта нам пришлось наблюдать очень интересное явление. Здесь росло много странно изогнутых деревьев. Силой взрыва, видимо, пригнуло к земле поросль, молодые деревца продолжали расти лежа и постепенно тянулись своими вершинами в небо. Их стволы изогнулись дугой. Любопытно, что дуги всех стволов ориентированы строго в одном направлении. Местами нам встречались лежащие на земле стволы лиственниц со слегка приподнятыми вершинами; из стволов вертикально росли толстые деревья. Вероятно, пятьдесят лет назад эти деревья были только ветвями молодых лиственниц, поваленных взрывной волной, образовавшейся при падении метеорита. Некоторые из поваленных деревьев не погибли и продолжали расти в горизонтальном положении, а их ветви со временем превратились в стволы самостоятельных деревьев.
К концу пятого дня пути мы вышли к долгожданной Хушме. Лил дождь, но глухая таежная речка была хороша и в пасмурный день.
Мы перешли вброд речку. Через несколько сотен метров на берегу у подножия невысокого холма, под сенью мощных лиственниц, показалась избушка. Рядом стояла низенькая баня. В стороне, среди леса, возвышался на двух столбах лабаз.
Хушма здесь течет среди живописных берегов, заросших высоким лесом. С бугра, под которым приютилась избушка, открывается замечательный вид на излучину реки. Под бугром в Хушму впадает ручей Чургим.
Это место нравилось Кулику; здесь во время двух его первых экспедиций была создана база, которую назвали Пристань на Хушме. Были построены дом, баня и лабаз.
(Лабазом в сибирской тайге называют маленькое строение в виде амбарчика, предназначенное для хранения продовольствия, шкур и разного охотничьего снаряжения. Он сооружается на четырех столбах, а чаще на двух высоко спиленных стволах деревьев, чтобы медведи, росомахи и другие звери не могли проникнуть к хранящимся в нем продуктам.)
Теперь этот маленький хуторок — наш главный штаб. Отсюда экспедиция должна совершить несколько радиальных маршрутов.
Эвенки загнали оленей на бугор над избушкой и стали устраивать чум.
— Сон алан, — крикнул мне Андрей, — иди смотри, как строится тунгусский дом!
Афанасий и Андрей вооружились острыми «пальмами». Эвенкийская пальма — это длинный, тяжелый нож, насаженный на метровую деревянную палку. Она заменяет топор, когда караван идет через непролазную чащу, помогает расчищать дорогу. Она полезна и при устройстве чума, когда нужно нарубить тонких жердочек для каркаса.
Я с восхищением следил, как эвенки орудовали своими пальмами. Они нарубили десятка два молодых лиственниц, аккуратно обтесали их. Три из них, потолще, перевязали вверху и эту треногу поставили на то место, где будет чум.
— Вот это и есть «сон алан», то есть, по-вашему, треножка, — сказал Андрей.
— А меня-то ты почему называешь «сон алан»?
— Да ты все время бегаешь с треножкой. Вот ты и есть сон алан.
А я-то вначале не решался спросить Андрея о значении этого слова, думая, что это просто ласковое обращение вроде «дорогой». Мы оба от души рассмеялись.
Вскоре вокруг треножки было наставлено много жердей, и каркас чума был готов. Оставалось только обтянуть его брезентом, шкурами и обложить древесной корой.
Наконец внутри чума задымил маленький костер-дымокур, который выгнал всех комаров. Жены эвенков стали готовить пищу. На экспедиционном костре внизу под бугром тоже готовился ужин. Я поспешил возвратиться к своим товарищам, несмотря на уговоры Андрея остаться у него в гостях.
— В другой раз, Андрей!
Вернувшись в экспедиционный лагерь, я увидел, что старик Янковский ходит среди строений на берегу Хушмы; каждый предмет давал ему тему для рассказа. На чердаке избы он обнаружил оставленные Куликом пробы пород и различные предметы.
— Как будто вчера я здесь был: все лежит на своем месте! — с удивлением и легкой грустью говорил Янковский.
Мы молча смотрели на него и не задавали вопросов: всем были понятны чувства человека, попавшего в знакомые места через много-много лет... Потом все потихоньку разошлись: пусть старик побудет наедине со своими воспоминаниями!
На другой день участники экспедиции принялись за дело. В их распоряжении были миниатюрные устройства — бутары, напоминающие маленькие драги для промывки золота. В бутаре установлены сильные магниты, улавливающие при промывке почвы частицы магнетита, которым особенно богата земля тунгусской тайги.
Вронский и Зоткин ежедневно занимались кропотливой работой. В разных местах тайги они брали грунт и промывали его бутарой, собирали и высушивали порошок магнетита, тщательно сортировали и записывали, в каких местах взята проба.
Затем высушенный порошок поступал в распоряжение Петра Николаевича Палея. Он раскладывал на земле свою походную химическую лабораторию и начинал священнодействовать. Метеоритное вещество, как известно, содержит никель. Присутствие этого металла и должен был определить Петр Николаевич.
Ученые предполагают, что при взрыве Тунгусский метеорит мог разорваться на мельчайшие частицы. Они осели в грунт, и теперь их можно выявить только химическим путем. Если метеорит был металлическим, обнаружить продукты его распада не составляет большого труда. Повышенный процент содержания никеля в частицах — один из признаков их метеоритной природы.
Палей долго и упорно возился с реактивами. Наконец, утомленный, он оторвался от приборов и разочарованно сказал:
— Нет никеля!
Итак, в пробах у избушки на Хушме этот металл не обнаружен. Ну что ж, впереди еще много маршрутов по тунгусской тайге, и надежда не покидала исследователей.
В 1929 году от Пристани на Хушме вдоль ручья Чургим в сторону Великой Котловины в лесу была прорублена тропа протяженностью восемь километров. Там среди болот, у подножия горы Стойковича, была построена последняя база — заимка Кулика.
Закончив работы на Хушме, наша экспедиция направилась к заимке. Мы идем по тропе мимо живописного водопада Чургим. Бурный ручей вытекает со стороны болотистой котловины. Пересекая невысокую цепь возвышенностей и образуя ущелье, он почти отвесной струей падает с двадцатиметровой высоты.
Водопад Чургим — одно из самых красивых мест по тропе Кулика. Шумные потоки, бегущие между камнями, спускаются, как по ступенькам, к ущелью, где брызжет прозрачная струя водопада. Струя падает в глубокий бассейн, в котором снуют маленькие ручьевые рыбки — гольяны. Тропа проходит вблизи Чургима и, поднявшись на гору, тянется вдоль каскадов.
Олений караван направляется по тропе. Вронский и Янковский вместе с некоторыми из молодых участников экспедиции избирают путь возле самой струи водопада. Цепляясь руками за камни, они поднимаются по ущелью к каскадам и от них выходят на тропу. Тропа заросла, слабо угадывается давняя просека. Поваленные стволы преграждают путь.