Вовка стоял, разинув рот, и ничего не мог понять.

Через несколько минут из-за кустов вышел Дима и увидел: на том месте, где вчера была калитка, прыгали, взявшись за руки, Маруся с Вовкой и громко пели:

Увидали Диму, остановились. Маруся показала на него пальцем и захохотала:

— Нос-то! Нос-то! Фуфлыга синяя, а не нос!

Дима собрался с духом и громко сказал:

— Ну, давайте в казаки-разбойники.

Маруся подняла обе руки, показала Диме длинный нос и, не сводя с него глаз, крикнула:

— Вовка! Я принесу Дуньку, давай в папу-маму!

— В папу-маму! — обрадовался Вовка.

Дима быстро повернулся на пятках и пошёл в сад. Он чувствовал, что сейчас заревёт. Оттого ли, что очень болел нос, оттого ли, что хохотала Маруся, или оттого, что не было калитки?.. Он сам не знал.

Маруся крикнула ему вслед:

— А тебя надо выпороть, не ври!

Дима, глотая слёзы, пошёл на бугорок над прудом. Там можно было прятаться, кругом кусты. По небу бежали белые облака, отражались в пруду. Но только в облаках уже не было страшной рожи Джиахона Фионафа, а из пруда уже не глядели его верные слуги… И некого было спасать из таинственного невидимого замка…

А на лужайке не было больше старой замшелой калитки. И везде казалось пусто-пусто и скучно-скучно…

„Что ж… пойду домой, почитаю“…

На дорожке Дима сразу натолкнулся на маму.

— Дима! Что с тобой? Ты плакал?

— Мама, ты не сердись… А только мне так жалко… так жалко!.. моего… моего Джиахона Фионафа!..