Творчество Эрвина Штритматтера, одного из наиболее выдающихся и оригинальных мастеров современной прозы, неразрывно связано с жизнью ГДР, с ее историей. Первым об этом сказал Б. Брехт еще в 1953 году: «Эрвин Штритматтер принадлежит к новым писателям, которые не поднялись из пролетариата, а выросли вместе с ним… Без Германской Демократической Республики он не только не стал бы таким писателем, но, скорее всего, вообще не стал бы писателем».[1]

О том же говорил и сам Эрвин Штритматтер: «Без Германской Демократической Республики я не стал бы тем, что я есть, не узнал бы того, что знаю, и не смог бы создавать свои будущие книги».[2]

В творчестве Эрвина Штритматтера все ново — и темы, и сюжеты, и художественные средства; но эта новизна полна памяти о великой культуре немецкого прошлого. Его новаторство демократично, оно открыто людям. Он смело ввел в современное искусство простонародного, или, точнее, истинно народного героя, «маленького человека», но не в привычном для немецкой литературы облике мелкого городского служащего, а в крестьянском обличии, и не беспомощного перед внешними силами, царящими в непознаваемом для него «большом мире», а полного веры в свои созидательные возможности.

Эрвин Штритматтер начал печататься сравнительно поздно, в 37 лет, но известность пришла к нему очень скоро, в том числе и за рубежом. Сегодня он переведен почти на 40 языков. В Советском Союзе у него давно уже есть широкая, устойчивая читательская аудитория; его книги издавались на русском и других языках народов СССР тиражом почти в четыре миллиона экземпляров. Но дело, конечно, не в цифрах, а в том, что книги его читают, их нельзя найти на прилавках книжных магазинов, они не залеживаются на библиотечных полках. Что касается его родины, Германской Демократической Республики, то там его имя известно каждому. В его славе нет ничего ни от дешевой популярности автора занимательных книг, ни от спокойной, величественной известности маститого художника, неторопливо взошедшего на вершину признания. Это слава задиристая, беспокойная, колючая. Уже о первой книге Эрвина Штритматтера, романе «Погонщик волов», опубликованном в 1951 году, спорили так, как редко спорят о литературных произведениях, а его зрелый роман «Оле Бинкоп» (1963) вызвал подлинную бурю разноречивых откликов, которая бушевала чуть ли не целый год, захватив все профессиональные и социальные слои, все население республики.

Рассказывая о том, как Эрвин Штритматтер пришел в литературу, критика ГДР не раз сравнивала его с М. Горьким. Действительно, основания для этого есть. Как и М. Горький, Эрвин Штритматтер — выходец из социальных низов, «самоучка», сохранивший живую и непосредственную связь с породившей его средой. Он родился и вырос на юго-востоке Германии, в Нидер-Лаузице, крае смешанного населения, где рядом с немцами проживают лужичане, представители славянского национального меньшинства. (В его роду есть и немцы, и лужичане.) Этот край с малоплодородными землями и слаборазвитой промышленностью (главную роль всегда играла добыча бурого каменного угля) в прошлом был экономически отсталым. Детство Эрвина Штритматтера (он родился 14 августа 1912 года в Шпремберге) проходило в деревне, где жил его отец, пекарь, владевший одновременно небольшим земельным наделом; как и многие в этом крае, он был наполовину крестьянином. Неброская природа этих мест — песчаные дороги, болота, поля и перелески, здешний трудовой люд — крестьяне, батраки, шахтеры, мастеровые — явятся нам потом со страниц многих книг Эрвина Штритматтера.

Родители, стремясь дать ему образование, послали его учиться в гимназию, но крестьянский сын не прижился среди детей горожан и шестнадцати лет вернулся в деревню, изучил отцовское ремесло, стал подручным пекаря, затем ушел «в люди» — работал официантом, шофером, батраком, конюхом, служил в цирке и на звероводческой ферме, рабочим на фабрике и т. д. Бродяжничество его было вынужденным, но стало и образом жизни. В стране, политическая жизнь которой быстро смещалась вправо, в сторону фашизма, он не мог найти себе твердого места. В 1934 году, после прихода к власти гитлеровцев, он был арестован, но вскоре выпущен, будучи призванным в армию, оказался на фронте. В конце войны ему удалось счастливо дезертировать. Таковы были его «университеты». Пестрые жизненные впечатления этих лет дали ему обильный материал для будущих книг, так же как и дни крутых перемен, наступивших в Германии после 1945 года. Эрвин Штритматтер вернулся домой, стал работать пекарем, получил по земельной реформе собственный надел. Но в новых условиях жизнь его пошла иным путем, чем жизнь его отца. Антифашист по чувствам и убеждениям, натура общественно-активная, Эрвин Штритматтер вскоре оказался среди тех, кого в ГДР называют «активистами первого часа». Он был крестьянским уполномоченным, в 1947 году вступил в СЕПГ, вскоре стал народным корреспондентом, позднее редактором в местной газете «Меркише фольксштимме». Он много ездил по деревням, вел повседневную репортерскую работу, писал заметки, очерки, статьи. Начал писать рассказы. Темы и сюжеты их рождались из действительности, которая его окружала и создавать которую он помогал своими руками.

Не имея возможности получить систематическое образование, Эрвин Штритматтер всегда старался самостоятельно учиться и постоянно и беспрерывно читал. Воспоминания его о знакомстве с книгами в детском и юношеском возрасте живо напоминают то, что рассказывал о себе Горький. Читалось все, что попадало под руку: высокая литература и базарная дребедень, нужное и ненужное, — всегда и везде, в самой неподходящей обстановке. Эрвин Штритматтер всю жизнь был и остается сегодня великим книгочеем, влюбленным в книгу, в печатное слово. В одной из статей о нем говорится, как трудно быть почтальоном там, где живет Штритматтер.

Но, когда речь заходит об истоках его творчества, он подчеркивает жизненное, а не книжное их происхождение. «Мне сказали, — пишет Эрвин Штритматтер, — что начинающий писатель должен черпать импульсы из книг, но вскоре я убедился, что писанина, созданная по этому рецепту, представляет собой скопление чужих мыслей. Я рассердился, перестал глотать книгу за книгой и начал наблюдать жизнь во всем ее многообразии. Наблюдать оказалось потрудней, чем читать, но зато это сделало меня самостоятельным».[3]

Роман «Погонщик волов» словно вырос из повседневной газетной работы и был обращен все к тому же, «своему», хорошо знакомому автору, читателю.

Этот роман не так просто вписывается в литературу ГДР того времени. Основными темами ее в первые послевоенные годы было осознание исторического рубежа, который пролег в 1945 году между прошлым и настоящим, поворот к новой жизни. Эта литература создавалась в те годы прежде всего писателями-антифашистами, вернувшимися на родину из изгнания, или теми, кто, проведя годы гитлеризма в Германии, только сейчас смог вернуться к свободной, не скованной террором литературной работе. Именно эти имена — Бехер, Зегерс, Брехт, Бредель, Вольф, А. Цвейг, Куба, Хермлин, Келлерман, Фаллада — составили первое поколение литературы ГДР. Молодые писатели, которые в то время только еще вступали в искусство, начинали, как правило, с того, что показывали в своих книгах ростки нового в сегодняшней действительности, помогали этим росткам укрепиться. К Фюману, Шульцу, де Бройну, Канту и другим ныне широко известным писателям ГДР признание придет позднее, в 60-е годы.

Эрвин Штритматтер начал писать и печататься в те же самые годы, что и молодые писатели ГДР (если не принимать в расчет ранние опыты, которые не публиковались), но он был на десятилетие старше их, и жизненный багаж его был существенно иным и много богаче. И он обратился к нему.

Действие «Погонщика волов» происходит в первые десятилетия двадцатого века и завершается в 1933 году, с приходом гитлеровцев к власти. Перед нами жизнь деревни, населенной по большей части батраками или шахтерами с близлежащей шахты. Это прекрасно знакомый Эрвину Штритматтеру мир, мир его детства, мир нищеты и бесправия, беспросветного труда на помещика-барона и богатеев и ожесточенной классовой борьбы. Книга рассказывает о тяжелом существовании и трагической судьбе в старой Германии любимых героев Эрвина Штритматтера. В ней ясно ощущение кровной связи писателя с описанной жизнью, ее трагедиями, ее надеждами, ее мечтами.