Мне, человеку, прожившему много лет, думается, что в направлении детей в самостоятельную жизнь большую роль играют матери. Какое святое слово — мать! Сколько любви и терпения вложили они в наше воспитание! Вот почему мы все должны с громадной благодарностью и с самой нежной любовью относиться к своим матерям, а если их нет в живых, то сохранять о них священную память.

Отец мой был родом из Петербурга. Он не получил законченного образования, но по праву слыл развитым человеком. Отличительной его чертой была постоянная деятельность. Я никогда не видел, чтобы он сидел без дела. То он слесарничал, то столярничал, то мастерил силки для птиц. Страстно любил охоту, подолгу пропадал в лесу. В нашем доме было много птиц; отец разводил канареек.

Часто у нас собирались гости. Отец, как говорится, становился «душой общества». Он пел, аккомпанируя себе на рояле или гитаре, что-нибудь, увлекательно рассказывал или показывал разные фокусы. Знакомые обычно с похвалой говорили об отце: «Столичный человек!»

Его служба на железной дороге принуждала семью часто переезжать с места на место. Это было тяжело. Приходилось бросать дом, к которому привыкли, собираться в дальнюю и трудную дорогу. Но мать, на плечи которой ложились основные тяготы переездов, не роптала на судьбу. И на новом месте мы быстро обживались. Как я уже сказал, учение мое началось задолго до школы. Родители часто говорили о гимназии, и я рано начал о ней мечтать. Быть принятым в гимназию мне казалось необыкновенным счастьем,

Постепенно мечты становились реальностью.

В те время мы жили на маленькой станции Зайцеве, Лозово — Севастопольской железной дороги. Помощником отца по службе был молодой офицер в отставке Ланге. Он окончил кадетский корпус и считался образованным человеком. Родители попросили его подготовить меня и сестру в первый класс гимназии.

Ланге занимался с нами около года. Мы учились очень старательно — боялись не сдать экзамены.

В Зайцеве не было ни школы, ни гимназии, и мать переехала с нами в город Павлоград.

Первый день учения у всех остается в памяти, и я запомнил его на всю жизнь. Меня поразили строгая тишина классов, правильные ряды парт, высокая кафедра преподавателя.

Учиться стал хорошо, старался быть прилежным. Помню, однажды задали для чтения маленький отрывок на латинском языке. Я его так много раз прочитал вслух, что не только сам, но и все домашние, даже неграмотная няня, заучили его наизусть. И теперь, хотя прошло более 70 лет, помню первую фразу этого отрывка.

Для меня и сестры было великим счастьем ездить на каникулы в любимые Смолевичи, где жили родители матери, и воспоминания об этих событиях моего далекого детства — а оно действительно далекое: ведь я родился в 1875 году — у меня тесно связаны с дедушкой, которого я горячо любил.

Когда наша коляска подъезжала к дому, я выскакивал из нее чуть ли не на ходу и со слезами радости бросался к деду на шею.

Дед тоже очень любил меня, не отпускал ни на шаг, а во время еды обязательно сажал рядом с собой.

Дедушка Гавриил (мне дали это имя в его честь) в молодости окончил духовную семинарию, но деятельность священника его привлекала мало. Человек одаренный, с большими способностями к рисованию, он удивительно тонко чувствовал и понимал природу. Он с таким вдохновением рассказывал о ней, так ярко, так образно, что я многое запомнил на всю жизнь.

Страсть к живописи привела деда в Петербург. Несколько лет он был студентом Петербургской Академии художеств, но по недостатку средств ушел оттуда. У меня до сих пор сохранилась два альбома с его гравюрами, выполненными в классическом стиле.

Вернувшись из Петербурга, дед поселился в Смолевичах. Он очень любил цветы и около дома разбил прекрасный цветник, за которым с большим старанием ухаживал.

Каникулы в Смолевичах пролетали незаметно. С утра до вечера день был занят до отказа.

Но кончалось лето, и мы возвращались в Павлоград. Учиться мне всегда нравилось: каждый день приносил что-нибудь новое, интересное. Интересным для меня в ту пору было все — в возрасте 14–15 лет призвание мое еще не определилось.

В детстве я был очень религиозным, мечтал даже стать священником, потом возомнил себя поэтом и начал было писать стихи, но, увы, весьма неудачно. Тогда я увлекся живописью. Надо сказать, что я унаследовал от дедушки и отца некоторые способности к рисованию и одно время даже думал стать художником.

Но шли годы. Из класса в класс я переходил с наградой: похвальным листом и дарственной книгой, а кем буду, так и не знал.

Семья наша не была достаточно обеспеченной. И мне пришлось уже с двенадцатилетнего возраста репетировать младших учеников. Первый мой заработок был очень невелик — всего 2 рубля в месяц. Правда, тогда каждодневные расходы семьи не превышали нескольких рублей. Поэтому я считал, что получаю приличные деньги. Позднее мой заработок поднялся до 15 рублей.

Несмотря на то что прошло много лет, мне запомнились уроки с одним мальчиком, который жил на противоположной от нас окраине Симферополя, (К этому времени мы снова перекочевали в другой город.)

Я ходил на уроки в послеобеденное время несколько раз в неделю. Возвращался домой в сумерки. Как-то, взглянув на небо, я обратил внимание на две звезды. Одна была очень яркой, другая — левее — привлекала взор тем что непрерывно меняла цвет. Она напоминала алмаз, искрящийся всеми цветами — от красного до фиолетового. Обе звезды меня чрезвычайно заинтересовали.

У моей сестры в гимназии уже преподавали космографию — так тогда называли астрономию, — и. я попросил ее узнать у учителя названия красивых звезд. Ответ был таков: яркая звезда — планета Венера, мерцающая — звезда Сириус.

Мне захотелось побольше узнать о них, поближе с ними познакомиться. В Симферопольской публичной библиотеке я попросил астрономические книги. Мне дали две книги Камилля Фламмариона; «Историю неба» в русском переводе и «Популярную астрономию» на французском языке.

Прочитал их с захватывающим интересом, и моя судьба была решена. Весну 1892 года я никогда не забуду — тогда я бесповоротно решил сделаться астрономом.

В гимназии, где я учился, была метеорологическая вышка. Там имелся кометоикатель и трехдюймовая астрономическая труба. Я попросил у преподавателя разрешения посмотреть в них на небо и в ясный вечер пошел на вышку.

До сих пор помню тот восторг, который испытал, посмотрев в кометоискатель на Млечный Путь и в астрономическую трубу на Сатурн. Я заметил на планете два иглообразных выступа — этого было достаточно: я видел кольца Сатурна!

С жадностью приобретал я всё новые и новые астрономические книги. Каждая из них раскрывала передо мной одну за другой тайны небесных светил. Мир становился и шире и, загадочнее, и я не переставал восхищаться его многообразием и красотой.

Должен сознаться, что у некоторых моя страсть к астрономии вызывала неодобрение и даже насмешки, но это меня ничуть не смущало. Я твердо решил поступить в Московский университет, на физико-математический факультет, чтобы специализироваться по астрономии.

Мои репетиторские занятия продолжались. В летние каникулы после седьмого класса мне предложили заниматься с одним юношей, чтобы подготовить его к поступлению в нашу гимназию.

Он жил с родителями на южном берегу Крыма, в усадьбе «Олеиз». Я согласился и переехал к ученику.