Поскорее бы миновать Галапагосские острова! Это скалы причудливой формы, окутанные серой дымкой, поднимающейся над течением Гумбольдта; они высятся над океаном в семистах милях от берегов Эквадора и похожи на безвестных изгнанников, окончивших жизнь в цепях.
Лабиринты пещер и уединенные пляжи до сих пор скрывают сокровища инков, убитых на Золотых горах. Эти сокровища добывали для инков в многочисленных шахтах и изумрудных копях тысячи индейцев разных племен, работавших не разгибая спины. Многие из них добрались до пещер Галапагосских островов и скрылись там навсегда.
Только бы пройти мимо маленькому плоту, пройти, не коснувшись скал!
"Надеюсь, вы возьмете с собой воду в достаточном количестве?" — спросил меня однажды вечером в Гуаякиле один мой знакомый, обитатель Галапагосских островов.
"Около ста двадцати галлонов", — ответил я.
"Берите побольше, вода всегда пригодится, — предупредил он меня и тут же рассказал об одном своем приключении. — Однажды, когда я ловил рыбу в открытом море, — сказал он, — мой мотор отказал. Смеркалось. Ловля были удачной, и я продолжал вытаскивать рыбу. Я находился далеко от острова, на котором живу. Но внезапно начался быстрый дрейф, и я понял, что погибаю. Я дрейфовал всю ночь, и только перед рассветом мне показалось, что вижу неясно вырисовывающуюся в тумане скалу. Я смутно припоминал, что несколько лет назад на этом месте действительно видел скалу. Это было моим единственным шансом на спасение. Захватив спички и рыболовные крючки, я прыгнул в воду. Наплевать на акул! Я должен был во что бы то ни стало доплыть до этой скалы. И я доплыл. В течение трех месяцев, пока меня не нашли, я находился на этой скале. Питался я рыбой. За три месяца мне не удалось выпить ни капли свежей воды, я выдавливал ее из рыб, благо их было много. Но пить в течение трех месяцев воду, выжатую из рыб!.. К островам привыкаешь, и они становятся для тебя необходимыми, — продолжал он. — Я не мог бы жить больше нигде. На одном из этих островов под каждым камнем можно найти скорпиона, и ничего, кроме камней, на этом острове нет. А я жил на таком острове, где под каждым камнем сидела сороконожка. Я боялся сунуть руку в карман, чтобы не вытащить оттуда сороконожку, которая совсем не похожа на ангелочка! Но на большинстве островов нет питьевой воды, и это хуже всего. Дикие козы и крупный рогатый скот бредут к морю пить соленую воду. На островах изобилие мяса; чтобы его добыть, достаточно подстрелить корову или козу.
Правда, сделать это не так просто.
Я знаю парня, живущего где-то в Гуаякиле, который попытался разбогатеть на Галапагосских островах охотой. Он думал, что ему пришла в голову блестящая идея. И вот, получив в Квито разрешение набивать раз в год целый корабль тушами крупного рогатого скота, он приобрел рефрижераторное судно и с командой охотников отправился в путь. Галапагосские острова — это сгрудившиеся скалы, как будто бы упавшие с неба или вытолкнутые из преисподней, а коровы и козы там дики, как тигры. Когда охотники с трудом загнали одну старую корову и застрелили ее, то обнаружили, что в результате беготни по скалам они остались без сапог. До берега, где их судно плясало на волнах, было десять миль. Они не добыли мяса даже себе на обед. На этом деле мой знакомый потерял последнюю рубашку и плачет об этом до сих пор. Приходится не торопиться на острова, которые созданы для того, чтобы люди вели себя на них осмотрительно... Я занимаюсь рыбной ловлей каждый год меньше месяца, но этот заработок вполне меня обеспечивает", — закончил он.
Глава XI. За бортом!
Это произошло около десяти часов утра 12 июля, через двенадцать дней после отплытия из Кальяо. За это время я прошел почти тысячу миль и находился несколько южнее Галапагосских островов. Стоя у правого борта, возле грот-мачты, я насадил на крючок летучую рыбу и забросил леску. Большинство дельфинов плыло под плотом, и с этого места я уже поймал несколько штук.
Однако плот шел так быстро, что леска натянулась вдоль борта, и крючок зацепился за бревно. Мне пришлось лечь плашмя на палубу и перегнуться через борт, чтобы отцепить крючок. Сделать это было нелегко, к тому же опасно, так как поблизости плавали акулы. Мне так и не удалось поймать рыбу с этого места, и я перебрался на корму. Привязав леску к поперечному бревну, я несколько раз подряд забрасывал крючок. Дельфинов не было видно. Я выпустил около двухсот футов лески, растянув ее на всю длину.
Не прошло и минуты, как леска натянулась рывком и, казалось, вот-вот порвется. Оставаясь натянутой и слегка подергиваясь, она двигалась вместе с плотом. "Большая рыба", — подумал я и принялся выбирать леску. Неужели дельфин? Едва ли. Ведь если бы попался дельфин, он стал бы в ярости метаться во все стороны, вспенивая воду ударами хвоста. А эта рыба тянула леску сильно, но равномерно. Уходя в глубину, леска порой ослабевала, затем вновь натягивалась. Было похоже на то, что попалась акула. Чтобы не дать ей забраться под плот и забиться между бревнами, где я уже потерял одного дельфина, я поспешно выбирал леску. Наконец в восьми футах от кормы появилась здоровенная акула, футов шести в длину.
Когда я наполовину вытащил акулу на плот, ее хвост находился еще в воде. Крючок застрял в углу пасти, и акула перевернулась на спину. Она отчаянно билась, но я продолжал тянуть. Затем она затихла, словно раздумывая, как ей быть дальше. Я все натягивал леску, держа ее в правой руке, а левой дотянулся до остроги, лежавшей позади меня, и, пробив акуле нижнюю челюсть, пригвоздил ее к плоту. Потом я слегка ослабил леску и перегнулся через поперечное бревно, чтобы вытащить крючок из пасти акулы. Акула была мне не нужна, и я хотел только достать крючок. С акулой всегда опасно иметь дело: неожиданно она сомкнет пасть, мгновенная оплошность — и потеряешь несколько пальцев, а то и кисть. Я не раз вытаскивал крючки из пасти акул и был уверен, что и теперь все обойдется благополучно.
Я стоял на опасном месте. Бревна были опутаны морскими водорослями и осклизли от длительного пребывания в воде, а плот, как обычно, покачивался у меня под ногами. Крепко упершись коленями в бревно, я круто перегибался, пытаясь правой рукой выдернуть крючок из зубастой акульей пасти. Широкая пасть была раскрыта на целый фут, и акула свирепо уставилась на меня тусклыми свиными глазами. Расшатывая крючок, я нажимал на острогу, не давая спуску акуле. Крючок начал поддаваться. Это был двойной крючок длиной в два с половиной дюйма, какие применяются профессиональными ловцами тунцов.
Акула не двигалась, и, рванув еще раз, я вытащил крючок. В тот же миг она стала так отчаянно биться, что острога выскользнула у меня из руки. Я потерял равновесие и головой вперед полетел в воду. Я инстинктивно вытянул левую руку, чтобы ухватиться за что-нибудь. На беду, я попал рукой в пасть акулы и сильно поранил кисть. Внезапно я очутился в водовороте кильватерной струи. Акула, конечно, ушла.
Когда я вынырнул и стал разглядывать руку, плот уже уплывал от меня. На краткий миг я залюбовался своим плотом, который четко вырисовывался распущенными парусами на синем фоне океана. Мой чудесный плот уплывал вместе с облаками...
Я погиб.
В отчаянии я стал плыть за плотом, но тут же сдержал себя, сообразив, что за ним все равно не угонишься. Что делать? Тут я осознал, что леска все еще обернута вокруг моей правой руки, вернее не сама леска, а металлический поводок, к которому был прикреплен крючок. Другой конец лески был привязан к поперечному бревну на корме плота. Я ухватился за поводок, а затем и за леску, которая и потащила меня за плотом. Значит, у меня еще был шанс на спасение! Если леска не оборвется, возможно, что я доберусь до плота, который уплывал наподобие яхты и, словно живое существо, тащил меня за собой.
Перехватывая леску руками, я подтягивался к плоту. Только бы выдержала! Это была старая, довольно изношенная леска, подаренная мне в Кальяо капитаном тунцового клипера.