— Пожалуй, — неохотно согласился Олег Павлович.

Человек, вообще, странное существо, и Ивин не был исключением. Пять минут назад горел нетерпением поговорить с Антоном Матвеевичем, чтоб отпроситься на праздник домой, сейчас же, когда это решилось, забеспокоился. А тут еще Медведев подогрел: для веселого разговора не вызовет. А что? Если сам Ярин его разыскивал, значит, возникла непредвиденная и срочная нужда в Ивине. Не на праздник же отзывает! Но какая нужда?

— Утром и поеду, — сказал Олег Павлович. — Послушай, какими семенами пугал меня сейчас Малев?

— Сунуло вас с этими семенами, — усмехнулся Медведев, положительно у него сегодня добродушное настроение, наверное, удачно съездил на пятое отделение. — Тебе-то можно было не вмешиваться.

— Иван Михайлович! — удивленно и вместе с тем с досадой воскликнул Ивин.

— Я у Пашки штаны спущу и голым в Арктику пущу, и благоверную заодно, — зарокотал гневом директорский бас. — На то поле требовалась «Харьковская-46», а вы посеяли черт-те что!

— Здорово! — рассердился и Ивин, папироску даже сломал. — За такие порядки, как у вас, не в Арктику пускать, а крапивой бить по одному месту! Техника простаивает. Кладовщик в стельку пьян. Управляющий с агрономом куда-то сгинули. Директора и главного с огнем не сыщешь. Это что же делается, Иван Михайлович?! Да в такую горячую пору в конторе хоть одного ответственного работника оставляйте. На всякий случай. Нельзя же всем на фронт, а в тылу никого.

— Видишь, не поехал со мной — проспал, теперь разошелся. Со вторым отделением разберусь, в долгу не умею жить! Ты прав — ответственный с завтрашнего дня будет.

— Не мог заехать, а? — Директорское добродушие действовало успокаивающе.

— Не выношу засонь и растяп. Ну, ладно, все вы одного поля ягоды — вмешиваетесь, где вас просят и где не просят.

— Кто же это «все»?

— Ты и Домашнев. Видал, какую статью в газете отгрохал, копья об меня ломал. Читал?

— У вас на втором и газет-то нет.

— Не туда смотрел, потому и не видел. Ну, ладно, в сторону разговорчики, в своих делах я как-нибудь разберусь. Есть к тебе вопрос. Задать?

— Давай.

Медведев открыл форточку, и свежий ветерок резко ворвался в накуренный кабинет, надул парусом желтую штору. Чуть приподняв мохнатые брови, Медведев поглядел на Ивина внимательно и со спрятанной глубоко в глазах усмешкой спросил:

— Ходят слухи, будто просишься ты в совхоз парторгом. Вместо Беспалова, а?

Ивин откинулся на спинку стула, улыбнулся и в свою очередь сам испытующе поглядел на Ивана Михайловича. Подумал: «Экий, однако, народец! Обязательно все становится известным. И откуда только?»

— Отвечай! — потребовал Медведев.

— До меня эти слухи еще не дошли. Но уж коль на то пошло — примешь?

— Мудрец! Хочешь к моим словам прицепиться, да?

— Об этом как-то не подумал, но спасибо за подсказку — воспользуюсь.

— Нечестно!

— Нечестно сплетни собирать, а прицепиться к чужим словам, отчего же? Если тем более эти слова в строку.

— Это я-то собираю сплетни! — обиженно забасил Медведев. — Брось, могу обидеться!

— А ты юморист, Иван Михайлович, — усмехнулся Ивин. — Задал каверзный вопрос, и я имел полное право обидеться. И на тебе — сам же грозишься обидеться! Твое телеграфное агентство работает с перебоями, не Лепестинья ли им заворачивает?

— К тебе обратился, не к Лепестинье. Обратился бы к ней, тогда пришивал бы сплетню.

— Нет, к тебе лично не просился. Но в совхоз просился, в любой. Даже с Грайским разговаривал. Предложат к тебе — пойду.

— Ладно. Давай до конца. Не ходи.

Ивин потер ладонью подбородок: утром не успел побриться, вот и лезла щетина. Нет, славный все-таки Иван Михайлович! Камень за пазухой держать не будет, тем более бить из-за угла. В глаза скажет, прямо и честно — тут хоть стой, хоть падай. Коли слабонервный, хватайся за сердце и глотай валидол.

— Почему же?

— Не сообразил?

Как не сообразил, сообразил, конечно, только хотел услышать, что сам Медведев скажет. Потому и пожал плечами.

Зазвонил телефон, Медведев взял трубку и сказал:

— Занят, звоните завтра. — Потом постучал по рычажку и, когда ответила телефонистка, попросил: — Меня нет — не соединяйте.

Не спеша размял над пепельницей толстыми сильными пальцами папироску, вытащил лишние ниточки табака, те, что выдавились, растер пальцами и, наконец, поднял на Олега Павловича умные глаза:

— Год присматриваюсь, да, да, исподволь присматриваюсь. Тихий ты, но себе на уме. С неба звезд не хватаешь, но как бы лучше выразить мысль? Строптивый не строптивый… Упрямый? Любишь лезть не в свое дело, подковырнуть любишь, иногда против течения прешь. У меня кто против течения — нож к горлу.

— Не против течения, — уточнил Олег Павлович, — а против шерсти когда гладят — тогда нож к горлу.

— Одна сатана. В совхозе хозяин я, ты будешь путаться под ногами, будешь, будешь. Не все правильно делаю!

— Перед рабочими так почаще кайся, — довольно улыбнулся Ивин.

Медведев пропустил мимо ушей эту колкость.

— Будем с тобой лаяться, ты крючок, прицепишься — не отдерешь. Вывод ясен?

— Не совсем.

— Не буду же разжевывать. Врешь, что не ясен вывод. Ясен. Ты хитрый.

— Лучше нет Беспалова, так?

— А что Беспалов? Мне не мешает, и я ему не мешаю. Живем.

— Спасибо за откровенность, Иван Михайлович. Кажется, я сказал, что подумаю, если предложат идти к тебе? Теперь, пожалуй, сам попрошусь. Вот будут переизбирать Беспалова и попрошусь.

— Переизбирать?

— Ты думаешь оставят?

— Дела-а. Извини, надо посидеть одному.

Ивин поднялся, но уходить не торопился. Маялся: спросить — не спросить о Тоне? Что же стряслось на ферме? Взял из медведевской пачки еще одну папиросу, закурил. Медведев подвинул к себе бумагу, углубился в чтение, будто позабыл про Ивина. Олег Павлович терзался: спросить — не спросить? Пока маялся, в кабинете появился Беспалов. Поздоровался с директором, потом с Ивиным. Мешки под глазами, будто не спал подряд пять ночей. Пожимая сухую энергичную ивинскую ладонь своей мягкой и влажной, Беспалов сказал:

— Вы здесь — это хорошо, — и, повернувшись к директору добавил: — Хочу о «ЧП» на ферме…

— Я занят, — сухо отозвался Медведев, поморщился и выразительно посмотрел на Ивина: уходи, мол. У нас семейное дело и разберемся как-нибудь без тебя. Ты, чего доброго, раззвонишь на все управление, тогда потянутся ко мне комиссии — не хватало только возиться с ними!

Однако Беспалов директорского настроения не уловил и начал с ходу:

— Десять коров, Иван Михайлович, дело серьезное. С Зыбкиной надо взыскать по всей строгости. Такую зимовку пережили — страшно подумать! Но поголовье сохранили. И — пожалуйста! ЧП! Дело судом пахнет, я так полагаю, Иван Михайлович.

Сел на стул, видно было, что он возмущен до глубины души, но даже и теперь сохранил округлую неторопливость движений. Изнутри вроде бы горит, а снаружи даже не тлеет.

Медведев молчал, не хотел при Ивине вступать в полемику. Олег Павлович про себя усмехнулся: ничего, заговоришь — не выдержишь.

— Между прочим, — добавил Беспалов, — я с Зыбкиной беседовал. Ничего она не поняла из происшедшего, никаких выводов! На меня же и накричала, ногами затопала!

— Уж и затопала? — посмотрел Ивин на Беспалова насмешливо: чтобы Тоня ногами топала на парторга?

— Ну, не в полном смысле… Ни на грош у человека сознательности. И знаете, Иван Михайлович, что еще возмущает — доярки ее поддерживают. Тут, по-моему, влияние самой Прасковьи, авторитету у нее много, доярки не хотят против нее идти.

— Передают, будто ты судом стращал? — наконец нарушил молчание Медведев, разминая в пальцах новую папироску. Ивин докуривал вторую папироску, а он за четвертую берется. Волнуется? Ветер закрыл форточку, штора обмякла, перестала пузыриться. Медведев снова потянул за ниточку, висевшую на шпингалете, и штора снова гулко хлопнула.