— Боже мой, — воскликнул он, — что же нам делать! У нас в Америке, да и у вас в Германии так дальше продолжаться не может. А здесь? Для того чтобы понять все это, нужно, наверное, родиться в России.

Разочарованным возвратился я в Германию. Потребовалась вторая мировая война, чтобы я прозрел.

Может быть, нацисты нашли для Германии правильный путь? Установить отношения с ними было легче. Бывший мой коллега из министерства иностранных дел работал теперь на Хедейманштрассе на штатной должности в руководстве берлинской организации нацистской партии при Геббельсе. [102] Иоганн фон Лерс, так звали его, был родом из Мекленбурга. В детстве у него одно время была та же няня, что и у меня.

— Послушайте, Путлиц, — сказал он мне при нашей первой случайной встрече. — Такой парень, как вы, должен быть с нами.

Я отнесся к этому скептически, однако решил несколько ближе присмотреться к людям, подобным ему. Однажды я даже посетил его на службе. Кроме того, мы часто назначали друг другу свидания в ресторане «Амей-зее» в Штеглице, где собирались штурмовики из его отряда. Он представил мне многих своих товарищей, и наши беседы часто продолжались допоздна.

— Послушайте, Лерс, я полностью согласен с вами, — заметил я, — что нынешний свинарник нужно подвергнуть беспощадной чистке. Многие из ваших идей мне очень нравятся. Если вам действительно удастся создать народную общность и осуществить лозунг «общественное важнее личного», то я всей душой с вами. Но у вас так много идей, которые кажутся любому образованному человеку по меньшей мере детскими и варварскими. Например, неужели вы сами верите в вашу расовую теорию и всерьез предполагаете, что все наладится, как только вы вышвырнете евреев?

— Нельзя же, мой дорогой Путлиц, понимать все так буквально. Мы хорошо знаем, что среди евреев имеется столько же хороших, сколько и плохих. Мы — социалисты, и наша борьба в первую очередь направлена против продажных и паразитирующих денежных мешков. Слышали ли вы когда-нибудь о различии между созидательным и грабительским капиталом? Мы выступаем за созидательный капитал. Грабительскому же капиталу, бессовестным спекулянтам мы объявляем беспощадную войну, особенно если они к тому же пытаются диктовать свою волю в политике. Вы сами знаете, что нынче повсюду в газетах и банках почти все руководящие посты заняты еврейскими спекулянтами. Вспомните только о Скляреке, Бармате, Кутискере и им подобных типах. Их необходимо убрать.

— Итак, вы не намерены наносить ущерба евреям, занятым лишь гражданскими профессиями? Например, мой врач доктор Г. вылечил недавно меня от очень неприятного расстройства пищеварения, которое я нажил себе в Гаити. А вот ни один из арийских врачей, которых я посещал до этого, не мог мне помочь. Этого доктора Г. вы тоже хотите вышвырнуть? [103]

— Разумеется, нет, если он будет заниматься своими делами и держать себя спокойно.

— Меня успокаивает, что по этому вопросу вы по крайней мере готовы вступить в дискуссию. А как обстоит дело с вашей враждой к коммунистам? Они ведь, бесспорно, немцы и, в конце концов, борются за осуществление многого из того, за что выступаете и вы. Почему же каждый вечер вы устраиваете с ними драки и организуете эту непрерывную поножовщину?

— Да, это сложная и печальная проблема. Средний рабочий-коммунист должен быть, по сути дела, с нами, и мы всеми средствами пытаемся привлечь таких людей. Однако в их руководстве господствуют представителя международного еврейства и они внушают своим людям фанатическую ненависть к нам.

— Лерс, в то, что руководство коммунистов состоит из представителей международного еврейства, я просто не верю. Главная причина, почему хорошие коммунисты не идут к вам, мне кажется, совсем в другом. Как вы хотите привлечь на свою сторону этих людей, если ваш Гитлер заключает перемирие с Гугенбергом, со «Стальным шлемом» Зельте и самыми реакционными денежными мешками? Более того, он заключает с ними союз, как это имело место в случае с «Гарцбургским фронтом»{8}. На всех хвоих плакатах вы ругаете реакцию и рисуете фон Папена с отвратительной чертячьей рожей. В действительности же все знают, что вы друг другу глаз не выцарапаете. Получается, что вы не можете свести концы с концами. Если ваши штурмовики всерьез выйдут на баррикады, я убежден, что за ними пойдет достаточно народа, чтобы менее чем за двадцать четыре часа согнать этих господ с их министерских кресел. В таком случае, разумеется, коммунисты тоже будут на вашей стороне. [104] Почему же вы ничего не предпринимаете, чтобы свергнуть эту клику реакционеров, в то время как для этого имеются все условия?

— Дорогой Путлиц, это большая политика, которую по-настоящему не понимаем ни я, ни вы. Вы не знаете нашего фюрера, но будьте уверены, ему известно, когда наступит подходящий момент. Временно мы вынуждены действовать тонкими средствами, но подождите — придет день, и Адольф Гитлер даст этой окопавшейся банде такой пинок, что они забудут, как их звала родная мать. Тогда мы придем к власти, и ситуация в Германии изменится коренным образом.

Аргументы этих нацистов хромали на обе ноги, однако, убеждал я себя, придя к власти, они все же сумеют покончить с оцепенением, в котором застыла реакция, господствовавшая в стране, и проложат пути к чему-то новому. Было бы нечестным, если бы я сегодня утверждал, что в то время мне была ясна заведомая ложь сбивчивых нацистских лозунгов. Напротив, мне казалось, что многие из этих людей честно и самоотверженно борются за идеалы, казавшиеся мне самому вполне достойными. Если бы летом 1932 года они действительно подняли мятеж против правительства Папена, правительства «клуба господ», я с откровенной симпатией встал бы на их сторону.

Сомнения начались лишь осенью, когда кончился мой отпуск и я был переведен в отдел печати имперского правительства, помещавшийся на Вильгельмплац. Я получил возможность по-настоящему заглянуть за кулисы, и мои взгляды начали меняться.

В отделе печати мне была поручена англо-американская пресса. До сих пор я был лишь поверхностно знаком с газетным делом в Англии, поэтому меня предварительно направили на несколько недель в лондонское посольство, возглавляемое со времени ухода Нейрата моим старым другом поверенным в делах графом Альбрехтом Берншторфом. Он и фон Устинов не жалели усилий, чтобы посвятить меня в тайны газетного квартала Флит-стрит. Время я провел интересно и приятно. Сейчас, в отличие от того, что было десять лет назад, для нас, немцев, были широко и дружелюбно открыты двери лучших английских домов. [105]

Вскоре после моего возвращения фон Папен был смещен. Возня по поводу образования нового кабинета совпала с первыми днями моей новой деятельности на Вильгельмплац. До предела тупые и невежественные юнкеры из «кабинета баронов» благодаря своей неспособности завели Германию во внутриполитическом отношении в такое болото, что для предотвращения почти неизбежной катастрофы были необходимы решительные меры. Военная клика, которая до сих пор плела интриги лишь косвенно, большей частью через престарелого, «достопочтенного» фельдмаршала, была вынуждена передать вожжи в более твердые руки. Впервые перед общественностью лично выступил окутанный до сих пор таинственностью генерал фон Шлейхер — «серый кардинал» Бендлерштрассе. Опираться лишь на одни штыки рейхсвера становилось невозможным, необходимо было попытаться создать в народе более широкую базу. С мечтами о монархии было на время покончено. Казалось, что пробил час «народного трибуна» Гитлера. Он один был в состоянии призвать под знамена генералов миллионные массы, в которых они нуждались.

Коричневое руководство нацистов в Мюнхене было официально приглашено в Берлин для переговоров о формировании правительства. Господа прибыли в длинной колонне фешенебельных лимузинов и разместились в аристократическом отеле «Кайзерхоф» на Вильгельмплац, который на время выставил на улицу своих обычных клиентов. Мой кабинет в бывшем дворце Фердинанда Леопольда, где помещался отдел печати, находился как раз напротив отеля. Поэтому я мог собственными глазами, не вставая из-за письменного стола, наблюдать за шумным въездом этой пестрой компании, разукрашенной галунами, шнурами и размалеванными отворотами. Можно было подумать, что карнавал начался на несколько месяцев раньше. Ага, значит, так выглядят люди, которые должны вывести народ из его неописуемой нужды! Я обратил внимание Лерса на это противоречие. Ему тоже не понравилась вся эта комедия, но он успокоил меня: