В особенно циничной форме вакханалия капиталистического накопительства развернулась после окончания гражданской войны. Характеризуя развитие капитализма в последней трети XIX века, известный американский экономист Б. Селигмен в книге «Сильные мира сего: бизнес и бизнесмены в американской истории» писал: «Бизнес был подобен джунглям, наполненным хищниками...» . Эти хищники попирали любые принципы морали и законы, шли напролом, пуская по миру конкурентов, не останавливаясь ни перед какими махинациями, если они сулили барыши. Вот как характеризует Селигмен одного из крупнейших набобов Уолл-стрита XIX века, Джея Гулда: «Он приобрел репутацию неразборчивого в средствах финансиста, который получал удовольствие, разоряя других. Наглый, продажный и аморальный, он был способен на любое предательство и являлся мастером спекуляций и гением в деле ограбления компаний, которые контролировал. Гулд смотрел на мошеннические спекулятивные сделки хладнокровно и бесстыдно». Мало чем отличались от Гулда Дж. П. Морган, Джим Фиск, Джон Д. Рокфеллер, Эндрю Меллон и другие плутократы, нажившие свои баснословные состояния путем насилия и обмана. Кровавая история их борьбы за рудники, нефтеносные земли, их финансовые махинации средствами, ассигнованными на строительство железнодорожных магистралей,— все это проявления традиций американского капитализма. Об этих пиратах свободного предпринимательства в то время было метко сказано: «Когда они говорят — то врут, когда молчат — воруют».

Еще более грабительский, циничный характер приобрел американский бизнес в эпоху империализма. «Американские тресты,— отмечал В. И. Ленин,— есть высшее выражение экономики империализма или монополистического капитализма. Для устранения конкурента тресты не ограничиваются экономическими средствами, а постоянно прибегают к политическим и даже уголовным» . «Монополия,— указывал В. И. Ленин,— пролагает себе дорогу всюду и всяческими способами, начиная от «скромного» платежа отступного и кончая американским «применением» динамита к конкуренту» .

Таким образом, задолго до появления организованной преступности в США складывались и развивались традиции хищнического предпринимательства, использующего уголовные средства в интересах получения максимальных прибылей. Современный монополистический бизнес прибегает к преступным средствам и методам в не меньших, если не больших, масштабах, чем в начале века. Автор известного исследования о монополистической верхушке «Богачи и сверхбогачи» Ф. Ландберг отмечал, что «преступления бизнесменов... обычно рассматривают как ненасильственные, тем самым ставя этих обвиняемых в глазах общественного мнения хоть на ступеньку выше таких неортодоксальных бизнесменов, как Фрэнк Нитти, Тони Аккардо и Фрэнк Костелло (известные главари Мафии.— Авт.). Но это различие явно фальшивое...» Далее Ф. Ландберг отмечает, что нынешние воротилы монополистического капитала «имеют на своем счету внушительное число нарушений закона, и по сравнению с их незаконной деятельностью операции мафии и преступных синдикатов кажутся детской игрой» ¹⁰.

Действительно, никогда еще история США не знала такого размаха преступных махинаций хозяев крупного бизнеса, как в настоящее время. «Высокая техника» финансового жульничества монополий, отмеченная В. И. Лениным¹¹, шагнула за последние десятилетия далеко вперед. Здесь и новые методы фальсификаций отчетностей, и биржевые спекуляции, и уклонение от налогов (недоплата последних крупнейшими корпорациями исчисляется десятками миллиардов долларов в год). Неотъемлемой чертой американского бизнеса стали взяточничество и подкуп. Как сообщала американская печать, в 1977 году свыше 300 компаний делали щедрые подношения политическим деятелям за рубежом. Повседневным явлением стало надувательство покупателей. По данным Торговой палаты США, применяются около 800 различных способов обмана потребителей с целью выманить у них деньги, и каждый день изобретаются все новые. Коррупция и мошенничество среди предпринимательства приняли такие масштабы, что сенатор Проксмайр вынужден был признать: «По крайней мере значительная доля частного сектора в США представляет собой игорный дом, где игра идет краплеными картами — королями коррупции, валетами нелегальной торговли и тузами политического нажима».

Моральная деградация буржуазии, используемые ею методы, процессы монополизации — все это не только создало общий климат, благоприятствовавший процветанию организованной преступности, но и наложило свой отпечаток на особенности ее развития и деятельности. Причины создания преступных синдикатов в США кроются не в злокозненной деятельности мафиози, решивших воссоздать на американской земле сицилийские тайные организации. В действительности история организованной преступности в США — объединение разрозненных шаек в крупные синдикаты — повторяла, по сути дела, развитие американского легального предпринимательства, проходившие в нем процессы монополизации. Отмечая, что для организованной преступности характерна тенденция к объединению, американский криминолог У. Рэклисс справедливо проводил параллель с капиталистическими корпорациями. «В основе этой тенденции,— писал он,— лежит стремление главарей организованных преступников к неограниченному могуществу и полной власти в преступном мире; точно так же короли бизнеса стремятся к полноте власти в области финансовой и промышленной деятельности. Стремление преступных организаций к неограниченному могуществу в своей области полностью соответствует монополистическим тенденциям в мире бизнеса».

Комиссия Кефовера также отметила, что «преступные синдикаты и организации преступников копируют методы, которых придерживается современный бизнес». Это прежде всего касается стремления главарей преступного мира к расширению своего влияния, к устранению конкурентов в лице других банд путем либо физического уничтожения, либо подчинения своему контролю.

Другим важнейшим фактором, сделавшим возможным рост организованной преступности в США, явилось моральное разложение политической элиты, коррупция органов власти. «Американская политическая продажность» — так назвал В. И. Ленин одну из характерных черт буржуазного общества в США в эпоху империализма. Если бы не эта «политическая продажность», если бы главари не вступали в сговор с различными представителями властей — полицейскими, судьями, мэрами городов, губернаторами, партийными боссами и с более высокопоставленными деятелями, преступные банды давно были бы разгромлены и, естественно, не превратились бы в процветающие объединения. Президентская комиссия по применению закона и отправлению правосудия в своем докладе (1967) признала, что «организованная преступность существует благодаря той власти, которую она приобретает за деньги», что она «может тратить миллионы долларов на коррумпирование официальных лиц» ¹³.

Последнее, конечно, верно. Однако подобные официальные признания дают, по сути дела, одностороннюю и потому искаженную картину подлинных взаимоотношений между организованной преступностью и органами власти. Рэкетиры выступают в роли дьяволов-искусителей, склоняющих к первородному греху «невинных и добропорядочных ангелов» из государственных учреждений. Организованная преступность, сетует Р. Кларк, «разлагает аппарат государственной власти». По его словам, «наибольший вред, который причиняет организованная преступность, заключается в коррупции должностных лиц» .

Тем самым сознательное, целенаправленное партнерство двух равноправных сторон — преступников и представителей властей — изображается как нечто вроде улицы с односторонним движением. Эта картина далека от действительности. В реальной жизни отнюдь не рэкетиры и гангстеры явились источником коррумпирования государственного аппарата и партийных машин. Коррупция в этих сферах американского общества существовала задолго до появления первых синдикатов преступников. Само их появление стало возможным только потому, что вирус продажности, делячества, взяточничества, голого чистогана уже давно поразил государственные и буржуазные партийные институты США. Характеризуя нравы политической жизни в США, Ф. Энгельс писал: «Там каждая из двух больших партий, сменяющих одна другую у власти, в свою очередь, управляется людьми, которые превращают политику в выгодное дело, спекулируют на депутатских местах в законодательных собраниях, как союза, так отдельных штатов, или же живут за счет агитации в пользу своей партии и после победы в качестве вознаграждения получают должности. Известно, сколько усилий затратили американцы в течение последних тридцати лет, чтобы стряхнуть это ставшее невыносимым иго, и как они, несмотря на это, все более погружаются в болото коррупции... Мы видим там две большие банды политических спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помощи самых грязных средств и для самых грязных целей, а нация бессильна против этих двух больших картелей политиков, которые якобы находятся у нее на службе, а в действительности господствуют над ней и грабят себя⁵.