Мое сердце радовалось.
Так что не только «Пари-Матчи» и «Иси-Пари»… Хотя именно в «Пари-Матч» была напечатана фотография матери Щаранского у здания суда — сидит на каком-то ящичке, седенькая, в очках, что-то читает, а в трех шагах загородка, милиция, с любопытством, тупо разглядывают.
Пойдем дальше, оставив позади обилие и прессу, упоминание о которых считается не вполне дозволенным приемом.
В ящике письменного стола у меня лежит маленькая серенькая книжечка с моей фотографией, именуемая «Титр де вояж». Если я хочу поехать в Италию, Швейцарию, Англию или Германию, я кладу ее в боковой карман, сажусь в поезд, самолет или машину и еду в Лондон, Женеву, Рим. На границе, как правило, никто этой книжечкой не интересуется (если ты едешь машиной — на других видах транспорта задерживают не больше, чем на три-четыре секунды). Правда, в некоторые страны, как-то Австрия, Испания, Португалия, для нас, изгнанников, требуется виза. Получение ее отнимает не больше часа времени. И мы уже ворчим — идти еще надо, стоять в очереди…
Свобода передвижения! Боже, какое это счастье!.. В прошлом году в Афинах, на Акрополе, чертыхаясь из-за обилия туристов — из-за потных, почему-то в большинстве своем японских спин и грандиозных, на голову выше своих хозяев рюкзаков ФРГшных студентов с трудом можно было разглядеть колонны Парфенона, — я с грустью слушал иностранную речь и ни разу не услышал русского слова… В Париже его все-таки иногда можно услышать, в основном, правда, в магазине «Тати», там самые дешевые колготки и лифчики… А в этом году, исколесив чуть ли не половину испанских дорог на машине, мы видели на багажниках обгонявших нас машин только «F», «В», «D», «GB», «NL», «Н» — француз, бельгиец, немец (западный), англичанин, голландец, швейцарец, даже если это была «Лада».
А Пласа-Майор в Мадриде? Самый живой, веселый, кипящий, интернациональный уголок Европы. Гитары, песни, хохот, что-то поют, танцуют… И опять эти японцы — рядом с нами человек двадцать расселись, и все с фотоаппаратами, и не лень им и денег хватает, чтоб полземного шара пролететь и именно здесь веселиться — и какие-то бронзовые, курчавые эквадорцы или перуанцы, и хоть бы родной матючок где-нибудь прозвучал… Нет! (Кажется, я заполнил этот пробел.)
Но мы увлеклись. Увлеклись, так сказать, активом капитализма. Поговорим же о язвах. Как ни как, всё же инфляция, безработица, расизм, борьба за существование… С детства учили.
Начнем с последнего.
Когда меня спрашивают, что мне больше всего не нравится в капиталистическом мире, я, рискуя быть проклятым всеми левонастроенными интеллигентами, отвечаю — забастовки! Да — забастовки! И не краснею.
Я вполне разделяю точку зрения В. Буковского, который где-то сказал: «Если говорить о солидарности, то я понимаю ее так: рабочие некоего немецкого, допустим, завода, которые изготовляют, например, трубы по заказу Советского Союза, прекращают работу в знак протеста против преследований в Советском Союзе. Освободите Кузнецова, или Щаранского, или Гинзбурга, тогда и трубы получите. Вот это солидарность!»
Вижу улыбку, а то и сдвинутые брови… Рабочие борются за свои права, это их неотъемлемое право, это и есть демократия. Заступаться за Щаранского и Кузнецова дело, конечно, хорошее, но свой желудок все-таки ближе.
Вот о желудке-то и пойдет речь.
В конце июля этого года работники французских аэропортов, так называемые aiguilleurs du ciel, «небесные стрелочники» — диспетчеры и контролеры, объявили забастовку. Одно из основных требований — повышение зарплаты. Законно? Законно. Должен только кое-что разъяснить. Профессор Сорбонны, к примеру, получает 6–7 тысяч франков в месяц. Стрелочник — 8 тысяч! В переводе на советские деньги — по официальному курсу, т. е. более чем заниженному, — это около 1350 рублей. Много ли вы знаете людей, зарабатывающих столько в Советском Союзе? И можно ли кое-как свести концы с концами и заполнить желудок на этот заработок? Даже при росте цен?
И вот аэродромы бастуют. И это в самый напряженный период — начало каникул. Во Франции август — месяц каникул. Париж пустеет. До 15 миллионов французов — 30-го, 31-го, 1-го, 2-го — рвутся, как безумные, на юг. На дорогах пробки длиною в несколько километров, вводятся дополнительные поезда, на аэродромах не протолкнешься. И в эти-то дни стрелочники и выключились, парализовав не только свои аэродромы, но и всех соседних стран: Париж — главный европейский перекресток. Короче, более полумиллиона пассажиров в Париже, Лондоне, Брюсселе, Франкфурте, Барселоне что-то около недели провалялись на своих рюкзаках и чемоданах, в ожидании рейсов, которые — забастовка была greve du zele — «по всем правилам» — не отменялись, а откладывались — от одного часа до нескольких суток…
Фотографии в парижских газетах напомнили мне московские станции метро, превращенные во время войны в бомбоубежища.
Я спрашиваю — кому в данном случае надо сочувствовать: стрелочнику или пассажиру, на которого стрелочнику с высоты своего неба глубоко наплевать? А ведь кто-то, может, и не отдыхать, а к умирающему летит. И вот никто — кроме пассажиров, но и те больше с голоду, рестораны не управлялись — ни в одной газете не возмутился. Борются за свои права!
За свои! За право купить новую машину (эта прошла уже свои 70 тысяч), или яхту (дети подросли, не отстают), да и вообще Жан-Пьеру надо уже подыскивать квартиру, что-то долго он с этой красоткой гуляет… Разве тут до Кузнецова или Щаранского? А то, что в прошлую, года два тому назад, подобную забастовку из-за неразберих разбился самолет и были жертвы — что ж, выразили соболезнование родственникам. Короче — и на это наплевать.
И профсоюзы — синдикаты, как они во Франции называются, — на защите этих прав. И не мне — приголубленному эмигранту — в эти дела вмешиваться. Да я и не вмешиваюсь. Только удивляюсь. И тому, кстати, что руководители синдикатов, как ни в чем не бывало, принимают у себя деятелей советских профсоюзов и сами ездят в Москву, зная, всё зная о нашей борьбе за свои права. И о Новочеркасске тоже.
Демократия, ничего не поделаешь…
И все же ничего лучшего, будь она трижды гнилой, не найдешь. Просто другого выбора нет. С одной стороны, Советский Союз с беспардонной своей наглостью, со своими ракетами, и передравшиеся между собой Китаи, Камбоджи и Вьетнамы, с другой — поддающийся, увы, шантажу, так называемый свободный мир. А между ними «неприсоединившиеся», тоже свара — Египет на Кубу, Кадафи на Египет, Сирия на Ливан, Ирак вообще непонятно против и за кого, за террористов. Есть еще Пиночет и Видела, предмет всеобщей ненависти (лицезрел я не телеэкране и того, и другого, особой симпатии не вызывают. Видела со своей хунтой, довольно долго ожидавший после последнего матча с Голландией этих самых голландцев, так и не пришедших, чем-то очень напомнил мне стоящих на мавзолее наших руководителей — та же невозмутимость на лицах, граничащая с тупостью, ни признака улыбки — что-то есть общее у всех диктаторов). Вот их обвинять можно, везде демонстрации — правые, фашисты! А Иди Амина, бросающего кого не лень в Нил на съедение крокодилам, и эфиопских прогрессивных Менгисту, расстреливающих сотнями своих студентов, лучше не задевать — где-то там у них слово «социализм» существует. А увешанному до колен в три раза больше, чем Жуков и Брежнев вместе взятые, орденами императору Бокасса I можно даже и наполеоновскую шпагу подарить — он же любит Францию, даже от гражданства не отказался.
И над всей этой шайкой убийц и людоедов возвышается и диктует свои условия человек в бурнусе, которого встречают везде с распростертыми объятиями и сто одним выстрелом из орудий, — король Халид ибн Абдул-Азиз, полновластный хозяин Саудовской Аравии, а может, и всего мира. Он прилетает на своем «Боинге», обставленным мягкими диванами, со специальной операционной на случай, если у шейха сердце сдаст, и все двери перед ним открываются — от него зависит уик-энд любого европейца: повысят или не повысят цены на бензин. И беседует он с королями, президентами и премьер-министрами, свита и родственники его тем временем скупают всё, что на глаза попадет, от зубной пасты до особняков и замков, а дома кочевники по-прежнему на 80 % безграмотны, и какую-то принцессу публично, на площади, расстреляли за то, что полюбила неверного. И это еще сжалились над ней, а то по закону (XX век!) ее должны были закопать по шею в землю и закидать камнями… А шейх, властелин самых богатых недр земли, тем временем уничтожает устриц и омаров где-нибудь в Букингэмском или Елисейском дворце. Того и гляди, в Кремлевский заглянет, попробовать икры.