— Вот так-то, господин младший лейтенант, — снова заговорил Маринча, и его голос прозвучал как-то особенно резко. — Следует отплатить немцам за все, что мы вытерпели по милости Гитлера.

— Так мы им и отплачиваем, — возразил я. — Выгнали их из страны… А сейчас легче станет не только нам, но и болгарам, сербам, а может быть, и другим народам…

— То есть как это так? — перебил меня Маринча, сразу же заинтересовавшись.

— Да так… Теперь и болгары восстали против них!

— Правда? — недоверчиво спросил он.

— Да! Как раз сегодня в Болгарии началось восстание!

При этом известии лица рыбаков посветлели. А один из них исподлобья пристально посмотрел на Маринчу. В тот момент мне был еще непонятен скрытый смысл этого взгляда.

— Значит, это правда! — словно отвечая на свои мысли, проговорил Маринча.

Потом он поднялся и как был — без шапки, в накинутом на плечи пиджаке и расстегнутой на груди рубашке — вышел из сарая навстречу дождю и ветру. Сквозь похожую на туманное облако завесу моросящего дождя было видно, как он стоял, не двигаясь, будто стараясь проникнуть взглядом в темноту, скрывавшую противоположный, болгарский берег… Постояв некоторое время, Маринча шагнул вперед и исчез за брезентом, закрывавшим вход в одну из хижин. Я нашел его там растянувшимся на осоке с закинутыми за голову руками.

— Что с тобой? — спросил я, — Что случилось?

— Ничего, — ответил он мне. — Я думал… я рад тому, что и болгары восстали.

Маринча что-то не договаривал. Я это чувствовал по его голосу. Но мне некогда было его расспрашивать, так как в этот момент прибежал солдат первого секрета и доложил, что на заставе меня поджидает командир батальона. Связной подвел лошадей, мы вскочили в седла и рысью помчались назад через заросли ивняка.

На заставе я действительно нашел командира батальона. С ним был еще какой-то офицер генерального штаба в чине капитана. Они сидели за столом, склонившись над развернутой картой. Палец капитана вдруг остановился на пунктирной красной линии, которая делила один из квадратов карты пополам. Капитан переглянулся с командиром батальона, и тот сейчас же повернулся ко мне.

— У меня для вас особое задание, — начал он. — Необходимо перебраться туда!

Я не сразу понял, о чем идет речь, и спросил:

— Перебраться?.. Куда перебраться?

— Туда, — повторил майор. — К болгарам! Необходимо связаться с отрядом, который дерется с немцами на том берегу, как раз напротив нас. Поезжайте и разузнайте все. Нам нужно выяснить, куда передвигаются немецкие войска. Как бы они снова не вторглись в нашу страну!

Задание было не из легких, и я задумался: «В такую погоду и в такое время перебираться через Дунай?! Удастся ли мне достичь болгарского берега? А потом неизвестно, на кого там нарвешься. Неровен час, к немцам в лапы попадешь!»

— Что, боитесь? — резко спросил меня командир батальона.

— Да, есть немножко, — признался я.

— Действуйте умно, хладнокровно, — сказал офицер генерального штаба, — и тогда все будет в порядке. Пойдете переодетым… Прошу сюда, — он сделал мне знак приблизиться к карте, — я покажу вам, что необходимо им сообщить…

Когда я вышел из помещения заставы, голова моя гудела. Я еще не освоился с мыслью, что именно мне нужно сейчас отправляться к болгарам. Темнота, холодный моросящий дождь, злобное завывание ветра — все это не могло радовать мое сердце.

— Ничего, ночь поможет, — ободряюще шепнул мне на ухо командир батальона, вышедший вслед за мной. А когда я уже сел на коня, он подошел ко мне и, не говоря ни слова, взволнованно протянул руку.

— Да, будем надеяться, что поможет, — сухо прошептал я в ответ и пустил лошадь рысью.

Некоторая неопределенность в моем задании беспокоила меня, мешала четко и быстро все обдумать. Я бросил поводья связному и побежал к хижине Маринчи. Он лежал на спине, закинув за голову руки.

— Маринча, мне нужна лодка и рыбацкая одежда, — обратился я к нему.

Под Маринчей зашуршала сухая осока, он приподнялся на локте.

— Для чего же? — недоуменно спросил он.

— Мне надо переплыть на тот берег, к болгарам.

— На разведку?

— Что-то вроде этого.

Мои нервы не выдержали его спокойного тона, и я почти крикнул:

— Но поскорее, мне некогда мешкать! Завтра к рассвету мне надо вернуться назад.

Он молча проскользнул мимо меня и вышел. Я последовал за ним к берегу Дуная. У наших ног бились друг о друга привязанные к причалу лодки, тени от которых колебались на темно-синей поверхности воды. Дунай разгневанно шумел, и по нему бежали белые барашки волн.

— По-болгарски понимаете? — спросил меня Маринча.

— Нет! Откуда же?

— Вы к кому-нибудь идете?.. Знаете пароль или какой-нибудь условный знак?

— Нет…

Мы вернулись в хижину. Не зажигая огня, Маринча порылся в углу и достал оттуда куртку из грубой парусины, штаны, болгарскую суконную шапку с коротким козырьком, какую носят рыбаки на обоих берегах Дуная, и протянул все это мне. Я переоделся, сунул в карман пистолет, пару гранат. После этого Маринча, надев пиджак, вытащил из камышовой стены рыбацкий нож и засунул его за пояс.

— И я иду с вами, — сказал он. — Думаю, что буду вам полезен…

Мы уселись в лодку и поплыли навстречу бушующей реке. Маринча усиленно греб, стараясь держать лодку поперек волн. Я же сидел на корме с рулевым веслом и пристально всматривался в берег, который отдалялся от нас все больше и больше.

До болгарского берега мы добрались довольно поздно, к полуночи. Маринча подвел лодку к высокому обрывистому берегу и привязал ее к нависающим над водой корням деревьев. Здесь, казалось, было потише, впрочем, возможно, дождь и ветер и в самом деле начали стихать. Мы на четвереньках влезли на берег, нашли в зарослях просвет и увидели невдалеке справа мерцающие огоньки.

— Порт Видин, — пояснил мне Маринча. — Я знаю там одного рыбака… пойдемте к нему.

Мы вышли на дорогу и, держась поблизости от нее, быстрым шагом направились к Видину. Около порта мы свернули немного влево к берегу Дуная и вскоре подошли к одному из первых низеньких домиков с терраской, невысокие стены которого смутно белели в темноте. Маринча тихо постучал в калитку. На стук вышла невысокого роста женщина в низко повязанном черном муслиновом платке. Она хмуро посмотрела на нас в щель забора и что-то пробормотала…

— Бошков здесь живет? — спросил ее Маринча, слегка искажая болгарские слова.

— Здесь, — ответила женщина и поспешно добавила: — Но его нет дома… С этой весны мы совсем ничего не знаем о нем.

— Лелио, — прошептал Маринча, вытягивая шею через забор. — Ведь уже три дня прошло с тех пор, как он вернулся!

Женщина вздрогнула, недоверчиво покачала головой и отошла от забора. Потом вернулась и уже более решительно заявила:

— Нет… домой он не заходил. Мы не знаем даже, жив ли он!

— Лелио, — настойчиво продолжал мой сопровождающий, — я Маринча!

— Оттуда? — удивленно спросила женщина.

— Да.

Она открыла нам калитку. Согнувшись, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, мы переступили порог дома. Там еще никто не спал. На лавках около окон сидели парнишка и уже взрослая девушка.

— Мы спешим, — сказал Маринча, когда женщина предложила нам присесть на кровать. — Где Коля?

— Его нет дома.

В темноте я заметил, как Маринча в раздумье почесал затылок. Потом терпеливо продолжал:

— Лелио, Коля все лето жил у меня. Я все знаю… я же сам его на лодке сюда переправил!

— По какому сигналу? — допытывалась женщина.

— По трем огням, которые были зажжены на этом берегу.

Женщина подтолкнула нас к кровати и почти насильно усадила на нее.

— Коли нет дома, — повторила она. — Он ушел к партизанам в горы.

Маринча снова почесал затылок и о чем-то заговорил с женщиной вполголоса.

Я пытался вникнуть в их разговор. По нескольким словам мне удалось уловить кое-что из того, о чем они говорили. Однако полностью содержание разговора я узнал лишь после того, как Маринча в нескольких словах передал мне его. Коля Бошков был причастен к взрыву судов с боеприпасами в порту Видин, и ему пришлось в мае этого года переплыть Дунай, чтобы скрыться от преследования немцев и жандармов.