Быстро, насколько это было возможно, они залезли на пролетку. Но возмутился извозчик:

   - Я с ними не поеду. Мне перед полицией потом оправдываться не охота.

   - Рубль даю!

   - Нет!

   - Рупь с полтиной!

   За полтора рубля извозчик согласился рискнуть. Гортанно выкрикнув кобыле "н-но, пшла!", он щелкнул по крупу вожжами и сорвал пролетку с места под требовательную трель свистка городового. Повернул несколько раз на перекрестках, скрываясь из вида, и только тогда сбавил темп, перейдя на обычный темп.

   Я привел своих бывших противников к себе домой. На звук хлопнувшей двери вышла Анна Павловна и, увидав мой окрававленный вид, пришла в ужас.

   - Боже мой, что с вами случилось, Василий Иванович?! - всплеснула она руками и быстрыми пальчиками стала стаскивать с меня запачканное пальто.

   - Не надо, Анна, со мной все в порядке. Только нос разбит, - отстранил я ее. - Помоги лучше молодым людям - им нужнее. И вызови врача.

   - Не надо врача, - глухо проговорил Пузо, недоверчиво поглядывая на мою экономку, что пыталась "облизать" меня. - Мы сейчас уйдем.

   - Не слушай его, Анна, вызывай. Они подождут.

   Я не дал им уйти. Приказал им помыться, привести одежду в порядок и дождаться доктора. Они скромно просидели на лавочке в прихожей, стесняясь воспользоваться гостеприимством. После осмотра доктора и наложения швов на разбитый подбородок, они заломили шапки, и непрестанно откланиваясь, задом попятились к двери. Пузо смущенно бормотал извинения и обещал отдать долг за врачебный осмотр. Застеснялся парень в барском доме.

   - Да постой ты, не беги, - остановил я его. - Успеешь еще. Ты лучше скажи, за что ты того парня избил. За дело или так, по баловству?

   Длинный сверкнул глазами. Вспомнилось ему что-то неприятное.

   - За дело, - ответил он после мучительного молчания. - Из-за него моего троюродного брата один казачок нагайкой посек. Доносчик он, вот и получил свое....

   Троюродный брат у Валентина Пузеева был студентом. Он учился в Императорском Университете и проживал в столице у близких родственников. После недавно случившейся студенческой "революции", за свои подстрекательства к бунту он имел серьезный разговор с ректором Сергеевичем, где и обвинил того в неуважении студенческих союзов. И пообещал поспособствовать в усугублении ситуации, если тот не извинится за недавно сделанное заявление. Но ректор проигнорировал требования студентов и пригрозил зачинщикам разбирательством в участке полиции. И через несколько дней свою угрозу исполнил, обратился в полицию и там, через вихрастого доносчика, отыскали родственника Пузеева и поимели с ним серьезный разговор, окончившийся располосованной спиной и разбитыми губами.

   - Мой брат еще легко отделался, - сказал Пузо, безучастно разглядывая свое отражение в окне. - Петька, его друг, с пробитой головой сейчас лежит, лицо как слива синее.

   - Да-да, - поддакнул низкий, - а троих человек в участок забрали.

   Странно. Не слышал я в своем будущем о таком студенческом бунте. Ничего не знал о подоплеке произошедшего, и потому пришлось мне выискивать информацию и поднимать газеты, которые я имел обыкновение использовать по альтернативному назначению. Оказалось, что каждый год восьмого февраля студенты Императорского университета имели обыкновение устраивать празднества в честь основания университета и шумными компаниями разбредаться по кабакам. Сутки юные падаваны предавались утехам - гуляли, пили пиво-вино-водку, горлопанили не жалея глоток, орали нестройными голосами песни и, конечно же, выбивали с лихим весельем друг другу и соседям зубы. Ректор, желая прекратить эти безобразия, за несколько дней до восьмого февраля опубликовал объявление, в котором он потребовал во время празднования дня основания соблюдать порядок. В ином случае он грозил различными сроками арестов и штрафов. Студенческая братия сочла тон объявления оскорбительным и уже сама объявила бессрочный бойкот, в полном составе проигнорировав посещение занятий. А восьмого числа, когда студенты расходились по домам, у Академии Художеств, произошло столкновение группы веселых учащихся с конным отрядом полиции, где с разгромным и сухим счетом выиграли представители власти. Пострадавших от уставных нагаек было десятки человек, а у работников полиции от метких снежков морально пострадало всего несколько служителей правопорядка.

   А через несколько дней меня дома посетил жандармский ротмистр. Галантно и вежливо он учинил мне допрос, а после чего откланялся, поблагодарив за честность. От него же я узнал, что Валентина Пузеева с товарищем загребли-таки для допроса и вдобавок уволили с завода. А через несколько дней гроза рабочего поселка, выйдя из участка и заплатив очередной штраф, появился у проходной нашего цеха. Кое-как уговорил сторожа пропустить его к управляющему и, смог устроиться к нам на работу. Я удивленно спросил у Попова, почему тот, при полном комплекте персонала все-таки взял его, и он ответил, что Валентин, ему первым делом сообщил, что он имеет хорошее и близкое знакомство с Василием Ивановичем, то есть со мной, и якобы я обещал ему протекцию в устройстве на работу. К тому же, что было важнее, он был очень хорошим слесарем и ремонтником, и грех такого человека было упускать. А через пару недель к нам должен был подойти второй станок, тот самый с новой формой, и новый слесарь нам ой как пригодится. Я, в очередной раз удивившись людской наглости, вяло махнул рукой и согласился с доводами управляющего, но предостерег, сказав, что Пузеев не дурак выпить и подраться. Попов, оказывается, уже был в курсе этих наклонностей и заверил меня, что с новым работником проблем быть не должно. Тому было доходчиво разъяснено, что за малейшее нарушение дисциплины последует немедленное увольнение. А так как, Пузеева больше никто брать не хотел, то и выходило, что деваться ему было некуда, и оставалось лишь смириться и честно делать свою работу. У него на иждивении была супруга с двумя детьми и пожилая мать.

   Завидев меня в цехе, Пузеев расцвел счастливой улыбкой, как доброму и старому знакомому и в пояс поклонился мне, смяв в кулаке рабочий картуз.

   - Спасибо вам, Василий Иванович, - благодарно сказал он мне.

   - За что это? - удивился я.

   - За то, что остановили меня. Я ведь ничего не соображал - убить мог.

   - А-а, ну ладно, чего уж там. Я случайно, - ответил я, пошутив.

   - Если бы вы, Василий Иванович, меня тогда не лягнули как лошадь, то посадили бы меня, точно бы - посадили, а жена моя пошла бы продаваться. Никто бы ей не помог. Спасибо вам еще раз и храни вас Бог, - и он еще раз до земли поклонился, широко перекрестился и зачем-то приложился губами к нательному крестику.

   Вот и не знаю я, как надо реагировать на такое. То ли принимать благодарность как само собой разумеющееся, то ли останавливать его от излишнего усердия. Народ, наслышанный о произошедшем, с пониманием отнесся к этой церемонии.

   - Ну, ладно, ладно, проехали..., - немного смутившись, ответил я. - Скажи, Валентин, а друг твой разве не здесь? Не с тобой?

   - Нет, меня одного с Путиловского турнули. Он там остался.

   - А в полиции сильно бока намяли?

   - Было чуть-чуть, - улыбнулся выбитыми зубами драчун. - Научили уму разуму, да и выгнали вон.

   Валентин Пузеев действительно оказался прекрасным ремонтником. Когда к нам пришел новый станок, то он, на равных с прибывшим персоналом помогал им, изучал и настраивал пресс. А потом, когда отладка была завершена, и пришло время работать, то выяснилось, что станок оказался капризным и требовал к себе повышенного внимания. Мне это казалось странным, ведь ничего сложного в этом станке не было, но таков был уровень современного машиностроения и металлообработки. Подвижные части станка нуждались в постоянной смазке, валы и другие вращающиеся элементы интенсивно истирались, болты раскручивались и пытались вывалиться. Механик матерился, ругаясь на тех, кто сделал это "чудо современной инженерии", каждое утро брал в руки масленку с ключами и полз под станок смазывать и подкручивать. Валентин, поначалу стоявший на этом станке за вырубкой кнопок, всегда помогал ему и, так уж получилось, что побыв сначала на подхвате по обслуживанию, он, мало-помалу целиком заменил механика, и, когда тот запил по-черному, подхватил его работу. Пришлось ему добавить в зарплате, а механика уволить. Пузеев был счастлив, и он долго благодарил меня, тряс мою руку и даже принес от своей жены подарочек - небольшой белый ситцевый платочек с вышитым вензелем "Русских Заводов". Второй такой же он подарил восхитившемуся Михе. Угодил ему, засранец.