Через пару дней Славика, крест - накрест перевязанного той самой голубой лентой, вынесли в приёмник. Счастливый отец неуклюже сунул медсестре – здоровой краснощёкой бабе в белом халате - мятый полтинник, осторожно взял спелёнатый кулёк, смущаясь поцеловал жену, шедшую где - то позади медсестры, как будто она – мать была тут ни при чём, и они втроём вышли на улицу, в снег, в желтое такси с чёрными шашечками, в новую для всех них жизнь.

Славик этого не заметил. Он мирно посапывал на руках отца и не проснулся, даже когда на его маленький носик, торчащий из - под одеяльца, упали несколько пушистых снежинок. Упали и сразу растаяли.

IV

- Вот ты прожил на свете 19 лет и думаешь, что ни разу в жизни не участвовал в ритуалах ну, не считая бабушкины похороны. Конечно! Ты же не прыгал с папуасами вокруг костра и не вызывал духов. Зато ты 10 лет - большую часть своей жизни - просыпался под крик «Вставай! В школу пора!» А помнишь, как ты вступал в пионеры? - тут Людмила встала, выпятила вперед свою необъятную грудь, подняла в пионерском салюте налитую рюмку и с выражением продекламировала:

- Вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза..., - на этих словах она запнулась, громко икнула и стоя выпила.

- Папуасам такое и не снилось! – подытожила Людмила , плюхаясь в кресло. А знаешь, кстати, почему папуасы находятся внизу социальной лестницы? Потому что они не ходят на демонстрации! Ты когда - нибудь видел демонстрацию папуасов? И не увидишь, потому что если привести папуасов на Красную площадь и повязать каждому георгиевскую ленту, то они перестанут быть папуасами. Превратятся в патриотов. А если повязать им белые набедренные повязки, то это будет уже оппозиция, и вместо «помню - горжуся - напьюся» они будут бубнить «не забудем, не простим». – Она откинулась на спинку и громко засмеялась.

В дверь постучали, в кабинет просунулась голова узбека:

- Там… - сказала голова Людмиле, - посмотрите….

- Иду, - ответила та и, поднимаясь, добавила, обернувшись на Славика: - пойду проверю ритуальный уголок, никуда не уходи!

V

Уголок получался хороший. Над потолком во всю длину стены висел новенький (и это было особенно заметно на фоне старой облупившейся штукатурки) транспарант:

“Слава нашему великому народу, народу победителю!”

Чёрно - оранжевые полоски, нарисованные на транспаранте сверху и снизу, ползли над седой головой старушки - вахтёрши, над зеркалом, перед которым обычно красились старшеклассницы, и упирались в окно, забранное решёткой из арматуры. Между окном и зеркалом как из амбразуры на посетителя сурово смотрело с плаката глянцевое лицо солдата, как будто интересуясь: кто тут еще из народа - победителя не отдал свою жизнь за Родину?

Ниже транспаранта на затянутой кумачом доске была приклеена телеграмма от врио командира в/ч 10112 Модякина П.В. - серая узкая бумажка, в которой строгим шрифтом печатной машинки говорилось как раз о том, что один из выпускников школы всё - таки отдал свою жизнь за Родину. Под похоронкой висела статейка из газеты и фотография 1Б класса - два ряда мальчишек и девчонок , и улыбающаяся молодая училка посередине. Так как фотография была не очень хорошего качества, то, чтобы не ошибиться, над ней сияло, написанное золотыми вензелями, указание: «Герой - шестой в первом ряду».

VI

После торжественной линейки, на которой Славик и весь его класс, за исключением двоечника Женьки Ночевного, вступил в пионеры, их повезли на экскурсию в Музей воинской славы. Музей Славику понравился, особенно его поразил «зал номер три» с настоящей тачанкой. А бабушек из музея больше всего поразил Славик. Они бегали за ним и шипели, чтобы он слез с тачанки, не пытался залезть в ракету и не трогал руками матроса с гранатой. Это был храм мёртвых героев, а старухи - его неусыпными стражами. Они с упоением рассказывали, сколько русских фашисты убили во время войны и сколько фашистов сбил тот или иной русский летчик! Славик слушал это с раскрытым ртом, а потом захотел по - маленькому, и старухи проводили его в туалет – единственную в музее комнату, где можно было что - то потрогать.

VII

- Соскучился? – Людмила вернулась в кабинет и опять взяла рюмку, - Ты знаешь, почему нас – русских - никто не мог победить? Ни Змей Горыныч, ни Гитлер, ни алкоголизм? А? Потому что у нас есть Военная тайна Красной Армии! Это… - тут Людмила перешла на шёпот, - наш главный ритуал - Ритуал Героя! И его никогда не просекут проклятые буржуины!

- Ведь русский человек может бухать, ссать на стульчак, бить жену, скручивать назад электросчетчик, короче, быть настоящим мудаком, но в глубине души он готов к подвигу. Как Илья Муромец, Александр Матросов или Гагарин. Во всяком случае, так его воспитывали с детства, и он в это верит. Поэтому 9 мая он празднует победу как свою собственную: надевает георгиевскую ленту, пишет на своем фольксвагене «трофейная» и прыгает если не на амбразуру, то хотя бы в бассейн с балкона отеля в Турции. - Ты видел у кого - нибудь такой патриотизм?

Ты видел американца, который в свой день независимости натягивает на пузо майку с надписью «спасибо деду за победу»? Думаешь, у него не было деда? Дед у него был. И победа была. Но за что дед сражался с англичанами, он не помнит. Он уверен, что битва была за право внука жрать раз в год индейку, бомбить Ирак и накладывать на нас санкции, в общем, бороться за права человека. Человека с американским паспортом. И они празднуют этот день с улыбками и барбекю. А мы помним! И у нас это праздник со слезами на глазах и водкой. Поэтому нам насрать на их санкции. У нас каждый мальчиш–кибальчиш готов к этому с детства. Мы смотрим по телеку парад победы почти с таким же возбуждением как футбол и шлем друзьям смс:

«Бухал солдат, слеза катилась, хрипел трофейный саксофон, и на груди его светилась медаль за город Вашингтон…»

- Ну, за Вашингтон, дождутся они ответ на свои санкции, сожрём и высрем! – и Людмила опрокинула очередную рюмку.

VIII

Закончив, узбеки поднялись на второй этаж и подошли к кабинету директора. Из - за двери доносилась барабанная дробь, звуки трубы и других музыкальных инструментов, названия которых они не знали. Музыка нарастала, напирала и давила, казалось, она вот - вот выбьет дверь, так что оба сначала невольно отступили. Наконец, собравшись с духом, они постучали.

- Да, да, войдите, - донёсся из - за двери страшный на фоне этой музыки голос. Оба осторожно вошли и встали у порога. Людмила сидела перед музыкальным центром, уставившись пустым взглядом куда - то вдаль.

- Пришли? – очнулась она, - Берите вот это и повесьте слева от Путина. - Ну, Славик, за тебя. Увидимся. – добавила Людмила заплетающимся языком и размашисто чокнулась о чёрную мраморную доску, стоящую на столе.

- Ну, что стоите? – обернулась она к оторопевшим узбекам, - Взяли, подняли, пёрнули, понесли!

Узбеки бережно взяли доску и направились к выходу. Славик, мерно покачиваясь в узбекских руках под звуки Седьмой симфонии Шостаковича, смотрел на Людмилу немигающими мраморными глазами. У его левого виска была золотом выбита надпись: «В этой школе учился Вячеслав Фёдорович Малеев 21.01.1980 - 31.12.1999 Погиб при исполнении воинского долга. Награждён посмертно.»