Позвали бояре царя. Пошел царь с вором, вор наряжен иностранным купцом. Стали царю подавать чарку. Царь спрашивает:
— Как в ваших местах — тот выпивает, кто наливает, али как?
Купец отвечает:
— Которой наливает, тот первой и выпивает.
Царь приказал подносчику вперед выпить. Выпил подносчик чару, да тут и помер. Схватили всех, сколько тут было бояр, новы́х расстреляли, новы́х на воротах повесили. А вора царь себе думным доспел.
Ехал государь с боярами, увидел старичка белобородого — борода большая, седой.
— Здравствуй, дедушка!
— Здравствуй, свет великия надежа государь.
— Как же ты, дедушка, поздно встал?
— А я рано встал, да подопнулся.
— А ты бы и в другиж.
— А я и в другиж встал, да подопнулся.
— А ты бы и в третьиж!
— А я и в третьиж встал, да опять подопнулся.
— Дедушка, давно ли на горах снеги забелели?
— Двадцать лет.
— Давно ли с гор ручьи побежали?
— Пятнадцать лет.
— Дедушка, прилетят сюды гуси, можешь ли их теребить?
— А сколько могу, потереблю!
— Дедушка, тереби гораздне, не жалей!
Распростился царь с дедом, поехали. Приехал царь домой, стал у бояр спрашивать:
— Чего мы с дедушкой говорили?
Бояре стали сроку просить. Выпросили сроку, с царем распростились, разошлись, сели на коней и поехали к дедушке. Приехали, поздоровались.
— Дедушка, чего вы с государем говорили?
— Нет, нельзя сказать!
— Дедушка, дадим по сту рублей!
— Нет, нельзя.
— Дедушка, дадим по двести рублей!
— Нет, нельзя.
— Дедушка, дадим по триста.
— Ну, когда по триста, скажу. Спросил у меня царь: «Пошто поздно женился?». Я сказал: «Рано женился, да женка померла». — «А ты бы, говорит, и в другиж женился». — «Я и другиж женился, и другая померла». — «А ты бы и третьиж женился». — «Я и третьиж, и третья померла». Спросил царь: «Давно ли, говорит, волосы на голове заседели?». — «Двадцать лет». — «Давно ли, говорит, ручьи с гор побежали?». — «Пятнадцать лет». То слезы из глаз побежали.
— А гусей каких говорил? — спрашивают бояре.
— А вот вас самих теребить и велел.
Поехали бояре к государю и передали все, что узнали. Другой раз поехал государь, увидел дедушку, спрашивает:
— Были ли у тебя гуси?
— Были!
— Ну каково же ты потеребил?
— А сколько мог теребил, свет великия надежа государь.
— А плохо теребил, ты бы так теребил, чтобы перышки все у их ощипал!
Близ большой дороги засевал мужик полянку. На то время ехал царь, остановился против мужика и сказал:
— Бог-помощь, мужичок!
— Спасибо, доброй человек! (Он не знал, что это царь).
— Много ли получаешь с той полянки пользы? — спросил царь.
— Да при хорошем урожае рублей с восемьдесят будет.
— Куда ж эти деньги деваешь?
— Двадцать рублей в подать взношу, двадцать — долгу плачу, двадцать — взаймы даю, да двадцать — за окно кидаю.
— Растолкуй же, братец, какой ты долг платишь, кому взаймы даешь и зачем за окно кидаешь?
— Долг плачу — отца содержу, взаймы даю — сына кормлю, за окно кидаю — дочь питаю.
— Правда твоя! — сказал государь, дал ему горсть серебра, объявил себя, что он царь, и заповедал — без его лица никому тех речей не сказывать:
— Кто бы ни спрашивал — никому не говори!
Приехал царь в свою столицу и созвал бояр да генералов.
— Разгадайте, — говорит, — мне загадку. Видел я по дороге мужика — засевал полянку. Спросил у него: сколько он пользы получает и куда деньги девает? Мужичок мне отвечал: при урожае восемьдесят рублей получаю — двадцать в подать взношу, двадцать долгу плачу, двадцать взаймы даю, да двадцать за окно кидаю. Кто из вас разгадает эту загадку, того больших наград, больших почестей удостою.
Бояре и генералы думали, думали, не могли разгадать. Вот один боярин вздумал и отправился к тому мужику, с которым царь разговаривал. Насыпал ему целую груду серебряных рублевиков и просит:
— Объясни-де, растолкуй царскую загадку!
Мужик позарился на деньги, взял, да и объявил про все боярину. А боярин воротился к царю и сейчас растолковал его загадку.
Царь видит, что мужик не сдержал заповеди, приказал его перед себя достать. Мужик явился к царю и с самого перва́ сознался, что это он рассказал боярину.
— Ну, брат, пеняй на себя, я за такую провинность велю казнить тебя смертию!
— Ваше величество! Я ничем не виновен, потому боярину рассказал я при вашем царском лице.
Тут вынул мужик из кармана серебряный рублевик с царской персоной и показал государю.
— Правда твоя! — сказал государь, — это моя персона.
Наградил щедро мужика и отпустил домой.
С самого утра мужичок трудится на своей борозде; устал бедный. Едет воевода. Известно, воеводы рано не встают, ездить не ездят. Вот подъезжает он; увидел мужичка, подозвал, начал спрашивать, как его зовут, прибыльно ли работать, сколько получает в год.
— Ничего, слава богу; сыт, не гол — и того будет. За большим не гоняюсь. Уродится — хорошо, не уродится — божья воля. А в год сбираю рублей на восемьдесят.
Воевода опять спрашивает:
— Куда же ты, мужичок, их деваешь?
— Как куда? Известно, по хозяйству разве мало надыть? Да вот, с первого раза двадцатью рублями, значит, долг плачу, двадцать рублей в долг даю, двадцать рублей за окно кидаю, да двадцать рублей податей плачу!
Воевода стоит, раздумывает, что бы это значило: двадцать рублей в долг давать, двадцать в окно кидать да двадцать в долг отдавать. «Загадка трудная», — смекает; просит мужичка растолковать. Тот отказался. Воевода говорит:
— Ну ладно! Ты не говори никому, кто бы тебя ни спрашивал. Вот тебе мой воеводский приказ! — Пригрозил так воевода мужичку. — А то, — говорит, — тебе не сдобровать! И уехал.
Приезжает домой, потребовал всех самых именитых бояр.
— Так и так, говорит, попался мне мужичок на дороге; говорит, получает всего в год восемьдесят рублей: двадцать рублей долгу платит, двадцать рублей в долг дает и двадцать рублей в окно кидает. Отгадайте, бояре, эту загадку. Кто отгадает, награжу золотом и милостью!
Бояре весь день думали, ничего не придумали, выпросили у воеводы месяц сроку. Вот и месяц приходит к концу. Что делать? А каждому выслужиться хочется. Вот один поехал к мужику.
— Расскажи, — говорит, — братец, пожалуйста. Растолкуешь, пожалую тебя по-царски, дам тысячу червонцев.
Мужичок говорит:
— Двадцать рублей долгу плачу, то отца кормлю: он допрежь меня кормил. Двадцать рублей в долг даю, то сына кормлю: он меня будет кормить, этим заплатит, стало быть. Двадцать рублей за окно кидаю, то дочь питаю: это уж ни жилец, ни помощник, ни кормилец.
Боярин подумал, подумал:
— И это, ведь, правда.
И дал мужичку тысячу золотых.
Приехал другой боярин и дал мужичку две тысячи золотых. Тот рассказал опять задачу. Приехал третий, дал три тысячи. Мужик опять растолковал боярину.
Месяц кончился. Пора отдавать отчет воеводе. Все пришли. Воевода начал спрашивать, кто как надумал. Один боярин сказал:
— На двадцать рублей отца кормит мужик, на двадцать сына, на двадцать дочь!
Воевода обратился к другому. Тот ответил то же. Конечно, и третий ответил не иначе.
Воевода себе на уме; это, дескать, что-то недаром. Послал гонца за мужиком, приказал немедленно явиться. Приехал мужичок, сейчас его к воеводе.
— Ах ты, такой-сякой, — осерчал воевода, — кому ты сказал про загадку? Говори правду-истину, а не то твоей голове не уцелеть! Я хотел разузнать, как отгадают мои бояре эту загадку, могут ли они моим воеводством управлять. А ты мне все дело изгадил! Знаешь, бояре должны быть всех умнее, всех догадливее?