Сообщая однажды данные разведки, Пятра сказал:

— Разрешите взорвать мост без боя.

Я и комиссар удивились.

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Взорвать мост без боя, — повторил он.

— Что тебе для этого надо?

Требования Моряк предъявил небольшие. Он просил испортить несколько трофейных противогазов, добыть штук пять-шесть автомобильных резиновых камер и приготовить два резиновых мешка. Всё, что ему требовалось, в соединении имелось.

С этого дня под тенью огромного дуба Моряк и его друзья — Карпов, Науменко и ещё человек пять — начали сосредоточенно работать. У радистов добыли изоляционные ленты, резиновый клей и клеили резину. Работа проходила молча — разговаривать Моряк запрещал. Науменко сердился.

— Откуда ты взялся на нашу голову, молчун такой? — ворчал украинец. — С тобой и разговаривать разучишься, язык перестанет работать. Понимаешь?

Пятра, не отвечая, просматривал на солнце резиновый мешок. Потом он собрал края мешка в гармошку, прижал к губам и изо всей силы дунул в него. Мешок вздулся пузырем.

— Дивиться, добрые люди, — говорил Науменко, глядя на Пятра, — хлопче уже пузыри пугкае. Где это ты газу позычив? А мабуть, це мыльный пузырь?

— Перестань трепаться, — перебил его Карпов.

Науменко замолчал. Однако ненадолго. На этот раз уже серьезно он спросил:

— Ты командиру доложил?

— Что?

— А то, что проволоку — ту колючку — немцы в три ряда в воде протянули.

— Доложил.

— Ну?

— Пока ничего страшного. Они укрепили проволоку на три метра от обоих берегов, а средина реки свободна.

— А если дальше потянут?

— Будем кусать.

— Кусав дид сатану…

— Ну, а как же ты думал? — перебил его Карпов.

— Думаю, что это будет трудно… Дождь бы пошел, вот тогда…

— А це навищо потрибно? — нарочито по-украински спросил Карпов.

— Темно, и охрана в бункеры прячется… Да, а ты, Пятра, заметил, что новые солдаты появились на мосту? — спросил Науменко.

— Не такие уж они новые — трепаные. Две роты ещё прибыло.

— А командиру сказал?

— Сказал.

— Ну?

— Не за руки же они сцепились вокруг моста. Батальон в деревне, второй — на станции, роты — в казармах, а это метров шестьсот.

— А часовые? Забыл, что они пара за парой шляются по этим их секретам. Как косачи троп натоптали всюду.

— А ты хотел, чтобы и совсем охраны не было?

— Эй, хлопче, хлопче! — опять вмешался Науменко. — Щось, я дывлюсь, ты не тот стал. Всё у тебя легко, просто… С каких это пор?

— А зачем же пугать себя? И так страшно. А стал я таким с тех пор, как Петрович объяснил мне слова Сталина: «Нет таких крепостей, которые бы не брали большевики…» А комиссар что говорит?

— Так то ж большевики, а мы беспартийные.

Трудно было понять, шутит ли Науменко, говорит ли серьезно, и Пятра вспылил и закричал на него так же, как тогда у машины:

— Кап де гыскэ! — И пошел прочь.

Вскоре под тем же ветвистым дубом Моряк в последний раз объяснял своим товарищам.

— Это, — показывал он камеру, — спасательный круг. Он будет служить вместо лодки. Круг подносит Карпов. Это, — показывал он на два резиновьус мешка, — тол, всего здесь тридцать килограммов. Подносить к реке его будет Науменко, он здоровее.

Моряк держал в руках зажим для носа, извлеченный из противогаза, и длинный, метра в полтора-два, резиновый шланг, смонтированный из гофрированных трубок.

— Это мой дыхательный аппарат, — закончил он объяснение.

На следующую ночь Моряк приступил к минированию моста.

Тихая ночь. Река, выйдя из леса, прокладывает свой путь через степь. В долине прохладно. Из тумана кое-где выступают силуэты кустарника и стогов сена. Это надежное прикрытие и вместе с тем напоминание о предосторожности. Река местами коварная — с быстрым течением, с опасными омутами. Но Пятра уже изучил их… Осторожно из-за ивы он спустился по крутому берегу в воду и бесшумно на своей лодке поплыл по течению к мосту. Ночную темь то и дело рассекали вспышки белых и зеленых ракет. Пятра на мгновение замирал… Метров за сто от моста он погрузился в воду с головой, стал дышать через трубку.

У моста река обмелела. Моряк пошел по дну. В береговом устое и в одном из быков он обнаружил минные ниши, очень осторожно, под плеск катящейся вниз реки, открыл их и уложил тол. Потом Пятра перешел к другому быку, проделал то же самое и закрыл ниши. Окончив работу, он также осторожно уплыл на километр вниз по течению, где его встречала группа товарищей.

Десять дней подряд Моряк проделывал этот путь. Иногда ему помогали ветер и дождь… Взрывчатку он носил под водой в двух резиновых мешках. Заложив в ниши за десять дней около трехсот килограммов тола, Пятра соединил их детонирующим шнуром. Потом он зажег шнуры, и когда отплыл метров на четыреста, раздался взрыв.

В лагерь Пятра вернулся невеселым. Науменко ворчал:

— Без дила мовчить, а писля дила ще бильше. Ну, чего ты? Шо тебе точыть, скажи?

— Какой мост! А?.. — тяжело вздохнув, сказал Пятра. — Сколько же времени его строили?

— Ах, вот оно что! — сказал Рудь. — Славный мост, твоя правда, а вот пришлось взорвать его. Да-а… Жалко, конечно. Что же делать!

— Придется перестать рвать мосты, — пошутил я.

— Да-а, придется перестать. А? Пятра…

Пятра долго смотрел куда-то ввысь, через верхушки сосен, потом сел на старый пень, оперся на автомат, поставив его между ног, и проговорил, глядя в упор на комиссара:

— Не могу.

— Что?

— Не могу не рвать. И всё-таки жалко рвать!..

— Погоди, погоди, — перебил его Рудь — Жалко? И мне жалко, и всем нам. Но пора уже, Пятра, понять другое: ты не разрушил мост, а построил его. Да, да. Один из мостов нашей победы, которые мы все строим… И вот подожди, Украина назовет мост, построенный на этом же месте, твоим именем, именем Пятра. А что ты думаешь?

Пятра откашлялся. Лицо его густо покраснело. Он сбивчиво заговорил:

— А я, Герасим Яковлевич, я другое думаю. Вот доучусь, понимаете ли… Нет, не теперь. Я скажу, когда доучусь… Я назову, я попрошу тогда назвать мост… и ещё может… я попрошу назвать именем Петровича…

Разведка доложила о том, что фермы моста рухнули в реку. Дорога надолго вышла из строя. Вражеские эшелоны с техникой поворачивали обратно и направлялись к фронту обходными путями, а пехота выгружалась на берегу, переходила реку по кладкам и до следующей станции шла пешком.

— Эх, как бы я хотел попасть сейчас в Молдавию, — сказал однажды Моряк.

Мечта Моряка сбылась. В начале 1944 года наш отряд получил новое задание: нанести удары по южным коммуникациям врага, куда партизанские атаки сдвинули основной поток движения поездов.

Из Ровенщины начался наш новый поход по тылам врага.

— Подходяще, рейд — дело морское. Только вот погода, кажется, не по кораблику, — сказал Пятра, стукнув коня по крупу.

Погода, действительно, стояла скверная. В январе началась оттепель, полили дожди, снег растаял, дорога расползлась в черные озера грязи. Одежда промокала до нитки, но сушиться не было времени, да и негде.

Моряк шел в группе разведки. Он часто приносил ценные сведения о противнике и предлагал дерзкие операции. У города Оструг мы прорвались к реке Вилии и начали переправу.

Переполненная сбегавшими с высот водами, Вилия бурлила, пенилась и в стремительном движении подмывала и без того крутые берега. Пехота, на плечах неся продовольствие, боеприпасы и вооружение, прошла по доскам, уложенным на сваи сожженного моста. Освобожденные от груза повозки переправлялись вверх по течению там, где до разлива был брод. Науменко, получив приказание, носился на гнедом коне по берегу.

— Основная задача состоит в том, — говорил он, — чтобы и из этой воды вылезть сухим…

Моряк ринулся в реку, встав на седло ногами, и с противоположного берега подавал команду:

— Лево руля! Полный! Самый полный, жми на все моторы…