— Как погулял, добрый молодец? — спросил тот ехидно и, сделав строгое лицо, добавил: — Следуй за мной.

Закрыв дверь, Фирсов подошел к Никодиму и, не спуская с него ястребиных глаз, жестко сказал: — Если ты не умеешь держать себя в моем доме, можешь итти на все четыре стороны. Понял?

— Хорошо, — хмуро ответил тот и повернулся к выходу. — Я уйду, но без меня тебе будет плохо, жалеть будешь, ибо одна у нас с тобой дорога — в геенну огненную, а итти туда тебе одному как-то скучновато, — усмехнулся он.

— Убирайся вон! Кутейник! — затрясся от злобы Фирсов. — Кто из нас угодит к сатане, будет видно. Но пьяницам туда дорога верная.

Никодим выпрямился.

— Сколопендра ты рода человеческого, — язвительно сказал он и, хлопнув дверью, вышел.

Оставшись один, Никита забегал по комнате.

«У меня ли ему не житье? Обут, одет, при деньгах, что еще надо?» Успокоившись, Фирсов сел к столу и забарабанил пальцами. «Пожалуй, зря его выгнал, — подумал он с раскаянием, — пригодится еще. С интендантством хлопот много. Сергей молод, а на того ученого надеяться нечего», — вспомнил он про старшего сына.

Сергей вернулся с охоты под вечер. Узнав от отца, что он прогнал Никодима, забеспокоился.

— Надо его найти и привести домой, — заявил он решительно отцу. — Никодим честный человек.

— Не вижу.

— Если вы не хотите видеть, так я знаю. Его нужно найти сегодня же, — заявил твердо Сергей.

— Ну, пошли работника по кабакам, раз он так уж тебе нужен, — сердито произнес Никита.

В это время пьяный расстрига спал в харчевне.

Проснулся Елеонский от ощущения, что его кто-то сильно толкает в плечо. Открыв отяжелевшие веки, он равнодушно посмотрел на запачканные стены трактира, на стоявшего перед ним Сергея.

— Пойдем, Никодим Федорович, домой, — сказал тот мягко.

— Милое чадо! Нет у меня пристанища на земле, ибо я уподоблен древнему Иову и валяюсь где попало. Сир и наг и деньги все пропиты.

— Пойдем, я дома достану.

Никодим грузно поднялся со стула и тяжелым взглядом посмотрел на юношу.

— Запой у меня, — положив руку на плечо юноши, сказал он глухо. — Не бросай меня, Сергей. Пригожусь тебе еще в жизни. Поддержи в эти минуты. А то свихнусь, — вырвалось у него. И, повернувшись к своему другу, он вместе с ним вышел из харчевни.

Андрей приехал в Марамыш за день до именин сестры. Переодевшись, зашел в ее комнату. Агния встретила брата приветливо. Усадив возле себя, начала рассказывать городские новости.

— Скоро в кинематографе Степанова пойдет картина «Камо грядеши» по роману Генриха Сенкевича, — заметила она, — говорят, очень интересная. В особенности сцена в римском цирке. — Да, чуть не забыла, — она посмотрела в глаза брату, — в городе живет очень интересная особа, зовут ее Нина Дробышева. Я тебя познакомлю с ней на пикнике, смотри не влюбись, — шутливо погрозила она пальцем.

Андрей улыбнулся.

— На этот счет будь спокойна. У твоей Нины Дробышевой, вероятно, целый хвост поклонников, где уж нам, степнякам, — вздохнул он деланно. — Кто она?

Агния пожала плечами.

— Не знаю. Говорят, она дочь присяжного поверенного и выслана в Марамыш за связь с революционными кружками где-то на юге России. Между прочим, — добавила Агния, — на днях прибыли еще трое политических ссыльных. Один из них бывший студент, остальных не знаю. Да, еще новость. Приехал Штейер. Ты его помнишь, сын аптекаря. Он окончил юнкерское училище и гостит у стариков.

— К старикам ли он приехал? — Андрей лукаво посмотрел на сестру. Девушка вспыхнула. Он знал, что Агния неравнодушна к Штейеру.

— Кто еще будет на пикнике? — перевел он разговор.

— Коля Пучков, Виктор Словцов и другие.

— Виктор здесь?! — спросил живо Андрей. — Давно?

— Недели две. У него неприятность: исключили из университета.

— Вот это новость, — протянул Андрей. — Надо навестить Виктора.

Словцов жил на окраине города у старой просвирни. Фирсов нашел его на огороде занятым окучиванием картофеля. Бросив тяпку, Виктор раскрыл объятия и крепко расцеловал Андрея.

— Наконец-то явился. А я, признаться, собирался к тебе на мельницу, но Агния Никитична не пустила: скоро, говорит, будет в городе. Ну, пойдем в мое убежище, — похлопал он приятеля по плечу.

— Надолго? — спросил Андрей Словцова.

Виктор развел руками:

— Как тебе сказать. Пожалуй, насовсем, — усмехнулся он. — Чаю хочешь? — И, не дожидаясь согласия друга, крикнул в боковушку: — Марковна, поставь-ка самоварчик.

Из маленькой комнаты вышла старушка и, увидев Андрея, всплеснула руками.

— Господи, Андрюша! А мой-то Алексеевич, — взглянула она добрыми глазами на Словцова, — каждый день вспоминал. Собрался было итти в степь на мельницу, я и котомку ему с сухарями подготовила.

— Ну-ну, Марковна, не выдавать наших семейных секретов, — улыбнулся Виктор.

Когда женщина вышла, Андрей озабоченно спросил:

— Я слышал, у тебя по университету неприятность?

— Да, исключили, — он зашагал по комнате.

— Ну, хорошо, — остановил его Фирсов. — Исключили из университета, а дальше что думаешь делать?

Виктор пригладил волосы и подошел к столу.

— Пойду пока по стопам отца, устроюсь учителем, надеюсь на твою протекцию, — улыбнулся он.

Андрей поднялся со стула и подошел к приятелю.

— Просчитался, дружище. С протекцией Андрея Фирсова у тебя ничего не выйдет, — усмехнулся он.

— Не понимаю, — пожал плечами Словцов.

— Здешнее начальство поглядывает на меня косо. Тебя удивляет?

— Признаться, да.

Андрей рассказал о ссоре с отцом и намекнул о своей связи с революционными кружками Петербурга.

— Вот оно что, — протянул Виктор. — Я, признаться, считал тебя лишь богатым либералом и только. Ты мне и раньше нравился своей прямотой и честностью взглядов, но то, что ты сказал сейчас, меня радует.

Друзья уселись за чай.

— Агния мне говорила о какой-то Нине Дробышевой, ты ее знаешь? — спросил Андрей.

— Встречал раза два, — ответил тот. — Она убежденная марксистка. Не советую тебе вступать с ней в спор, — улыбнулся Виктор, — разнесет в пух и прах.

— Посмотрим. Может быть, общее в споре что-нибудь найду.

— Сомневаюсь, — заметил Виктор. — Компромиссов она не признает.

Андрей пожал плечами и, помолчав, спросил Виктора:

— Агния мне говорила, что в Марамыш прибыли еще трое политических ссыльных. Кто они?

— Не совсем точно. Двое административно высланные на год. Третий ссыльный — по решению суда. Его фамилия Русаков Григорий Иванович, по профессии слесарь. Как человек и собеседник очень интересен. Я тебя как-нибудь познакомлю с ним, между прочим, он имеет большое влияние на Нину Дробышеву. Если она неплохо теорию знает, то у Русакова сочетается теория марксизма с революционной практикой. Остальные двое меньшевики. Фамилия первого — Кукарский, это типичнейший экономист. Второй — Иван Устюгов. Взгляды последнего на политическое переустройство страны весьма оригинальные, — усмехнулся Виктор.

Андрей напомнил Виктору о пикнике.

— Буду обязательно, — пожимая руку Фирсова, ответил тот. — Передай Агнии Никитичне привет.

Андрей вышел от Словцова поздно. Город спал. Повернув на одну из улиц, он заметил фигуру человека, который неслышно шел за ним, прижимаясь к деревянным заборам домов.

«Шпик», — подумал Фирсов и прибавил шагу.

«Однако этот тип не отстает. Проучить разве?» Повернув круто обратно, он направился к незнакомцу. Тот притворился пьяным и, шатаясь, прислонился к забору.

Чиркнув спичкой, Андрей посмотрел ему в лицо. Перед ним стоял Феофан Чижиков — отставной коллежский регистратор.

— Ты что, заблудился, милейший? — спросил его насмешливо Андрей.

Феофан заморгал красноватыми глазами и съежился, точно от удара.

— Три рубля, и я ничего не видел и ничего не знаю, — заискивающим голосом произнес он и протянул руку. Встряхнув за шиворот Чижикова, Фирсов с презрением сказал: