Жене непривычно было есть из тарелки. Ей вспомнился солдатский алюминиевый котелок дяди Саши, за которым они трудились в две руки. Где-то сейчас ее дядя Саша? Где-то ее фронтовые друзья?.. Без аппетита глотала она борщ.
Котлеты и жареный картофель — они еще шипели на сковороде — принесла сама тетя Оля, толстая, как все поварихи, в белой шапочке.
— Если мало — не стесняйся, скажи. — Тетя Оля улыбнулась, и глубокие морщины разбежались по ее румяному широкоскулому лицу.
Из кухни вышел огромный черный кот. Он важно переступил через порог, топорща длинные седые усы.
— Котофеич, брысь отсюда! — топнула ногой повариха.
— Пускай! — Женя тихонько усмехнулась и посадила пушистого Котофеича себе на колени.
Кот замурлыкал.
Наверху позвонили.
— Верно, старшие вернулись, — сказала Лида.
Женя, конечно, и не подумала, что это звонил дядя Саша.
Глава четвертая. Нина
Когда Женя пообедала, Лида повела ее осматривать дом.
В вестибюле — так, оказывается, называлась эта нарядная комната с колоннами, — где Женя и ступить-то боялась, самые младшие девочки играли в куклы, суетились, бегали.
— Наши будущие школьницы! — не без гордости сказала Лида. — Готовим их в первый класс.
Из вестибюля двери вели в кабинет директора Марии Михайловны, в зал и в пионерскую комнату. Возле вешалки деревянные перила огораживали круглую, винтовую лестницу, ведущую в полуподвальный этаж.
— Сейчас туда нельзя, — Лида показала на плотно закрытую дверь пионерской, — там историки заседают.
Женя грустно, с невольной тревогой подумала: «Какой же это у них директор? Может, сердитый?.. И что это еще за историки, которые заседают?»
Но Лида не дала ей долго раздумывать и повела в зал. Это была высокая, светлая комната. В углу поблескивал лаком черный рояль. Между окнами, на маленьком столике, полированный радиоприемник смотрел своим зеленым кошачьим глазом. Вдоль стены тянулись белые крашеные стулья и табуретки.
Против входа висела огромная картина в золотой раме — товарищ Сталин ласково улыбается маленькой таджикской девочке Мамлакат. Рядом под стеклом висел небольшой портрет Дзержинского.
Неслышно ступая по толстому цветастому ковру, Лида подошла к роялю, взяла несколько громких, уверенных аккордов.
— Знаешь, у нас многие учатся в музыкальной школе. Если у тебя есть слух, ты тоже будешь…
Женя, не отвечая, смотрела на портреты. Ей вспомнилось, что в лесу неподалеку от их партизанского отряда был отряд имени Дзержинского. Женя, конечно, знала, кто это — Феликс Эдмундович Дзержинский. Это был первый чекист, председатель Чрезвычайной комиссии, которая боролась с контрреволюцией, раскрывала заговоры врагов против советской власти. Вот кто это был. Дядя Саша рассказывал, что его называли «Железный Феликс», «Рыцарь без страха и упрека» и еще «Карающий меч революции». Он всю свою жизнь отдал борьбе за счастье народа, за светлое будущее.
А что там написано, под его портретом?
Женя подошла поближе, пригнулась.
Не знаю, почему я детей люблю так, как никого другого… и я думаю, что собственных детей я не мог бы полюбить больше, чем несобственных…
Ф. ДЗЕРЖИНСКИЙ.
Женя еще раз с волнением прочитала эти слова, перевела глаза на картину в раме. И ей показалось, что товарищ Сталин ласково смотрит не только на маленькую Мамлакат, но и на нее, Женю Максимову, ободряет ее и как бы говорит: «Не бойся, Женя, все будет хорошо!»
Но Лида уже повела ее в уставленный цветами коридор.
Девочки шли мимо комнат с низкими, точно кукольными, столами и стульями.
— Это рабочие комнаты малышек, — объяснила Лида. — Они здесь готовят уроки, занимаются. Там, — она показала вглубь коридора, — их спальни, библиотека, медицинский кабинет. А мы, старшие, на втором этаже. — И Лида взбежала по скрипучей старинной лестнице.
На втором этаже оказались такие же рабочие комнаты и спальни, только вся мебель была повыше и пошире.
— Вот это наша рабочая комната. Ты тоже будешь здесь заниматься. — Лида приоткрыла дверь.
За большим столом девочки орудовали ножницами.
— Альбом готовят, — объяснила Лида и потянула Женю дальше.
В угловой комнате — мичуринском кабинете — на столах и окнах зеленели молодые растения, блестели пробирки с какими-то семенами, стояли длинные деревянные ящики с землей, из которой пробивались зеленые усики всходов. В огромном глиняном горшке топорщила свои короткие мясистые листья приземистая агава. Она была какая-то хилая, листья побурели. Лида сказала, что мичуринцы будут ее лечить.
Стеклянная дверь, выходившая на балкон, была открыта. Женя подошла к перилам, посмотрела вниз и остолбенела: двор полон девочек! Самые младшие строят из кубиков высоченную башню, чертят мелом на асфальте классы, убаюкивают кукол. Курчавая девочка в красных носках и сандалиях ловко прыгает через веревку, которую безостановочно крутят девочки постарше. А самые старшие на спортивной площадке играют в мяч.
— Пошли к ним! — сказала Лида и, раньше чем Женя успела что-нибудь ответить, сбежала вниз.
— Постой! Куда ты! — смутилась Женя.
Но Лида уже была на дворе.
— Новенькая, иди к нам! — закричали старшие, завидев оробевшую было Женю.
— Нет, к нам!
К Жене подскочила длинноногая курносая девочка:
— Ты лучше в нашу команду! Я тебя научу резаные подавать!
Женя с удивлением посмотрела на нее: воротник съехал набок, один рукав засучен, другой болтается ниже локтя…
— Аля, приведи себя в порядок! — сказала Лида.
Но Аля только отмахнулась и продолжала:
— Пойдем, я тебя гасить научу. Да, может, ты чемпионка, признавайся! Мы им покажем класс!
Женя насупила брови и, не отвечая, села на бревна, сложенные возле забора.
— Не умею я, — проговорила она, когда длинноногая девочка отошла. — Пускай сама показывает… класс!
Лида засмеялась:
— Какой там класс, сама не умеет! Это же Аля Березкина!
И верно, Аля как угорелая носилась по площадке, не умолкая ни на минуту, но толку от этого было мало.
— Пас, пас мне… Да что ты делаешь, надо было гасить! Я же говорила!
Но чуть ли не каждый мяч Аля пропускала.
Зато хорошо играла ее соседка — рослая, с мелкими веснушками на пухлом носу. Лида сказала, что ее зовут Шура Трушина. Она меньше всех шумела, не суетилась и на самом деле брала резаные.
А лучше всех отбивала и подавала мячи ловкая, быстрая черноглазая девочка в белом платье с длинным узким кавказским поясом — шестиклассница Майя Алиева. Время от времени она с самым невинным, добродушным видом отпускала не злые, но острые словечки. Девочки так и покатывались со смеху, но Майя оставалась серьезной, и только большие черные глаза ее весело сверкали.
Когда Аля в третий раз прозевала мяч, Майя сказала:
— Несознательный мячик, не дается Але в руки!
Девочки засмеялись. Женя тоже невольно засмеялась. «Вот с Шурой и Майей я буду дружить», — подумала она.
Но игру Женя не досмотрела. Из дома выбежало несколько малышек. Женя уже знала, что так здесь называют учениц первого и второго классов. Позади всех плелись девочка лет семи, Галя Гришина, и Нина Волошина — та самая, которую Женя видела в вестибюле. Теперь она была в голубом нарядном платье. Щеки ее были красные, как пионерский галстук.
— Зачем Галка наших кукол трогает! — Маня Василькова подбежала к бревнам и положила матрешку с синим лицом и руками в зловещих фиолетовых пятнах.
А одна из девочек усадила рядом с ней мишку — настоящего выходца из подводного царства. Зелено-коричневая шерсть его топорщилась, как будто он и сам перепугался ее фантастической окраски.
— Галка вчера моему зайцу живот распорола — все опилки высыпались. А теперь вот… — С трудом сдерживая слезы, Маня показала на матрешку.
— И вовсе не вчера! И не опилки, а табак! — вмешалась Нина. — Потому что Галя под роялем папиросную фабрику устроила, я видела. И маленьких обижать нечего!