Под окном кто-то торопливо протопал. Он насторожился, ему показалось, что это дежурный спешит со звонком. Ашир привык вставать раньше всех, часто не дожидаясь побудки. Вот и сейчас он вскочил с кровати и бросился к тумбочке, на которой лежала по-солдатски сложенная одежда и свернувшийся улиткой ремень. Ашир быстро натянул брюки, опасаясь, как бы его кто не опередил. Но в комнате было тихо, так тихо, что Ашир даже встревожился — уж не проспал ли он подъем. Он протер глаза и осмотрел комнату. В углу до самого потолка громоздились сложенные одна на другую кровати. Только сейчас Ашир вспомнил, что кроме него никого в общежитии не осталось.

Звонка не будет… Опустившись на койку, Ашир вздохнул. За два года учебы он привык все делать по строгому распорядку. Как же теперь жить без звонка? Два года о нем заботились преподаватели, мастер, товарищи. Отныне преподаватели и мастер будут учить и воспитывать других. Из старых друзей рядом никого не осталось, а новых он еще не успел завести.

На улице протарахтел грузовик, возле арыка кто-то плескал водой, должно быть дворник поливал улицу. Стекла окон порозовели, потом стали огнисто-красными, и вдруг в них ударил сноп искр. Из-за деревьев поднялось солнце, огромное, косматое…

Он подошел к висевшему на стене в застекленной рамочке распорядку дня.

— «Физическая зарядка», — прочел он вслух.

Ашир поднялся на носках и быстро присел, потом прошелся гусиным шагом вдоль комнаты, стараясь ступать по одной доске.

По телу пробежал приятный зуд, требующий движения, работы для всего тела, для каждого суставчика. Ашир обулся, перекинул через плечо полотенце, взял мыльницу, зубной порошок и, не надевая рубашки, вышел во двор. Он сделал зарядку, затем до пояса облился водой и вернулся в комнату. Хотелось на чем-нибудь испробовать свою силу. Согнув руку в локте, он самодовольно посмотрел на сжатые в жесткий комочек мышцы.

Ашир был худощав, но широк в кости и жилист, как ахал-текинский скакун. Правда, пожалуй, немного низковат для своих семнадцати лет. Падевая гимнастерку, он заметил, что верхняя пуговица болтается на ниточке, Так на улицу выходить нельзя. Он вытащил из фуражки хранившуюся под кожаным ободком иголку с ниткой и заново пришил пуговицу.

Когда Ашир в начищенных до блеска ботинках вышел из общежития, в ущельях гор еще пенился туман. На улицах было тихо. Автобуса он не стал дожидаться и, свернув в боковую улицу, быстро зашагал к заводу Приподнятое настроение не покидало его всю дорогу.

Чем ближе подходил он к заводу, тем серьезнее и сосредоточеннее становилось его лицо. Завидев высокую трубу с темной гривой дыма, Ашир замедлил шаги. Дым замутнивший утреннюю синеву неба, не таял в воздухе а лишь становился чуть светлее и длинным облаком вытягивался в сторону Кара-Кумов, туда, где находился родной колхоз. Туда же пролетел, грузно покачивая крыльями, двухмоторный самолет. Наверно, он летел за серой или за каракулем, а может быть, вез инженеров на Узбой — разведчики воды были частыми гостями чабанов, пасущих отары овец по всей пустыне.

Ашир радостным взглядом проводил самолет. Пусть в Кара-Кумы еще чаще летают самолеты, а дым из заводской трубы пусть предупреждает пустыню о ее близком конце.

Достигнув завода, он хотел пройти во двор, однако его не пустили, а послали в контору за пропуском. Пропуск тоже сразу не дали, а направили, в отдел кадров. Там с ним побеседовали, велели заполнить анкету. Ашир держал себя уверенно, но когда ему сказали, чтобы он зашел к директору, немного оробел. Он и к директору училища стеснялся заходить, даже вместе с мастером, а тут итти одному, да еще к директору такого большого завода!

Когда он очутился в просторной комнате, уставленной вдоль стен одинаковыми стульями, и, не зная, что делать, принялся мять в руках фуражку, из-за машинки встала пожилая женщина. Она сняла очки и спросила:

— К Николаю Александровичу?

— Это директор? — спросил Ашир неуверенно.

— Да, директора зовут Николай Александрович. К нему?

— А можно зайти?

— Сейчас узнаю.

Женщина вынула из машинки какую-то бумагу, медленно шевеля губами, прочла ее и скрылась за клеенчатой дверью с латунными гвоздиками. Вернулась она с той же бумагой в руках, заложила ее обратно в машинку, достала из сумочки платочек и, глядя на свет, начала протирать очки. Ашир скрипнул половицей.

— Я же сказала, что можно зайти… — рассеянно произнесла она.

Тяжелая дверь кабинета директора закрылась за ним совершенно бесшумно. Ашир осмотрел стол с двумя телефонами и крутящимся вентилятором, обратил внимание на мягкое кресло, обтянутое белым чехлом. За столом никого не было. В недоумении он оглянулся по сторонам. Под висевшим на стене листом бумаги, испещренным жилками изогнутых линий, на диване сидели двое. Один в сером костюме, другой в белой рубашке с короткими рукавами, выше локтей.

Ашир поздоровался. Тот, что был в костюме, встал с дивана и подошел к столу.

— А, трудовые резервы прибыли! — приветливо проговорил он, внимательным взглядом изучая Ашира. — Ну, садись, рассказывай! Главный инженер тоже послушает…

Ашир сел на крайний стул и сложил ладони, зажав их между коленями. Он не знал, что рассказывать. Тогда директор задал ему несколько вопросов относительно учебы, поинтересовался, откуда он приехал в Ашхабад, про мать расспросил.

— Работать сразу начнешь или хочешь положенный тебе отпуск использовать?

Ашир уже думал об этом, но так ничего и не решил. После окончания училища ему полагался месячный отпуск. Конечно, было бы неплохо повидаться с матерью и вообще побывать в своем колхозе. Но и уезжать из Ашхабада не хотелось, только пришел на завод, еще не заглянул в цех — и сразу в отпуск! Хорошо ли? Пока он размышлял обо всем этом, директор прохаживался по мягкой ковровой дорожке и разговаривал с главным инженером.

— В сборочный придется, Олег Михайлович, — вполголоса говорил директор.

Аширу нетрудно было догадаться, что речь идет о нем. Через опущенные ресницы он разглядывал шнурки на своих запылившихся ботинках и жадно ловил каждое слово из этого разговора. Он ничего не видел, кроме своих ботинок, но услышал, как щелкнула кнопка лежавшей на уголке стола папки. Главный инженер, очевидно, тоже встал с дивана и теперь, собрав свои бумаги, горячо возражал директору:

— В сборочном пока обойдутся. Крайне нужен еще один каркасник — литье-то увеличилось! Я прошу вас, Николай Александрович, это учесть.

Телефонный звонок прервал их разговор. Директор взял трубку и кому-то кратко объяснил, что сейчас он занят, но скоро приедет. Ашир понял, что ждут только его ответа.

— Отпуск не надо, сразу давайте инструмент, — сказал он директору.

Особенно понравился его ответ главному инженеру.

— Разумное решение, — проговорил он, подойдя к Аширу. — Горячая пора, не до отдыха сейчас, отдохнуть успеем…

Директор вызвал женщину в очках и распорядился, чтобы Аширу сегодня же дали место в общежитии. Потом он по телефону связался с литейным цехом и, вызвав мастера, которого в разговоре называл почтительно Захаром Фомичом, пригласил его зайти.

Через несколько минут в кабинет вошел маленький старичок. Он сел на предложенный директором стул и принялся набивать трубку, сделанную в виде козьей головы с острой бородкой. Разглядывая мастера, Ашир старался определить, сердитый он человек или добрый. Бледное, изрезанное морщинами лицо старика было чисто выбрито, глубоко сидящие глаза смотрели пристально, мохнатые брови делали их сердитыми.

«Строгий», — решил Ашир.

— Литье закончили, Захар Фомич? — обратился к старику главный инженер.

— Скоро заканчиваем.

— Двенадцатую отлили? Хорошо. Без меня не отправляйте в механический.

Из этой беседы Ашир понял одно: Захар Фомич на заводе человек уважаемый.

— Не успеваем формы как следует сушить. Я уже вам, Николай Александрович говорил, — обратился Захар Фомич к директору. — Каркасники задерживают. — Он сделал просительное лицо, махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху, и посмотрел в окно.