Он сильно похудел, казалось, сделался меньше ростом.

— Все в порядке, господин майор! — и положил на стол бумажный пакетик.

— Два карата и чистый, — Карл выменял автомобиль Федора на бриллиант, на который Федор думал начать жизнь на Западе, деньги были ненадежны — все ждали денежной реформы.

— Спасибо, Карл. Это куда портативнее.

— Герр Шульц за тысячу марок дает мне на три-четыре дня свой «Адлер».

— Очень хорошо. Там лежат продукты на дорогу, а это все можешь взять себе, но только унеси так, чтобы никто не видел. Все. Действуй.

Карл хотел что-то спросить и замялся.

— Ты что?

— Я не знаю, господин майор, но если можно, не дадите ли вы мне пистолет, который в гараже?

— Пистолет?! Зачем он тебе?

— Ах, господин майор, в Германии все еще может быть… На всякий случай…

— Гм, понимаю. Этот я беру с собой, а из гаража можешь взять, но только смотри…

— Филен данк, герр майор!

— Кушай на здоровье.

Снова зазвонил звонок — один раз — чужой. Федор выпрямился. Инга испуганно посмотрела на него и побежала с Карлом в кухню.

Федор всунул бриллиант в книгу на полке, огляделся и пошел открывать, стараясь угадать, кто это мог быть.

За дверью стоял сержант Волков.

— Пришел проститься, товарищ майор.

Сознание Федора так далеко отошло от «этой» стороны, что он не сразу понял.

— А, Валя! Входи. Спасибо, что не забыл. В комендатуре меня, как заразного, обходят.

— Эх, товарищ майор, все Люди б…!

— Так уж и все? А ты, а я?

— Если не все, то почти все. Мы что — мы солдаты, мы понимаем, а вот комендант, замполит — такие суки! Я ведь дежурил, когда вас забрали. Приехал к нам какой-то капитан из оперотдела. Заперлись они у полковника, а я у дверей слушал. Полковник все говорил: «просмотрели», «просмотрели», А замполит: «Я всегда говорил, что Панин подозрителен — необщителен, стихи пишет». Да что там говорить, товарищ майор! У меня тоже самое: скурвилась моя — американца себе завела!

— Как американца?

— Да так. За все хорошее мое, Я теперь не могу часто к ней ездить — опасно, а у американца сигареты, консервы, шоколад, а главное — прятаться не надо. Сообразила, что там и замуж может выйти за него — так прямо мне и сказала. Хотел я ей надавать по морде, а потом подумал — аллах с ней! Обидно, но чем же она виновата за наши порядки! Типичное не то — эти немки! Наша деваха так не сделала бы.

— Что ж ты теперь? — спросил Федор, думая о словах сержанта.

— Буду в отпуск проситься. Поеду домой и женюсь на нашей.

Вскоре Валька заторопился — надо было на дежурство.

— Прощайте, товарищ майор. Пришел бы провожать, да не пустят… Может, когда и встретимся.

— Прощай, Валя, не поминай лихом… Может, и встретимся.

Грустно стало Федору после ухода Волкова. Инга и Карл ушли раньше. Он долго сидел у печки. Думал о Кате, о Соне, Решил написать обеим в Нордхаузене и просить Василия переслать или передать им — по почте могла перехватить цензура.

К границе Федор решил ехать окружным путем, через Лейпциг — по дорогам тех районов, где в комендатурах у него были знакомые офицеры.

Он боялся неизбежных проверок на контрольных пунктах — его документы демобилизованного могли вызвать подозрение.

Выехали затемно утром. На дворе было ветрено и сыро. Предосторожности ради Федор вышел из дому и пешком дошел до Александерплатц, где его поджидал Карл.

В пути начался дождь. Снег потемнел. Ехать по снежной грязи было трудно, автомобиль скользил и его, то и дело, заносило. Встречные машины попадались редко — больше немецкие грузовички, спешащие в Берлин.

Ненастье и безлюдье на шоссе Федора успокаивали — в такую непогоду и КП по дорогам меньше, посылают обычно солдат, которым не хочется мокнуть, так что проверять должны поверхностно, тем более — майора в орденах.

Проезжая временный деревянный мост через Эльбу в Виттемберге, Федор вспомнил, что в ближайшей комендатуре он никого не знает. Решил сделать крюк через Дален.

В Далене, не заезжая в комендатуру, проехали прямо на квартиру коменданта.

На звонок вышел капитан. Он сразу узнал Федора:

— А, товарищ гвардии майор! Милости просим.

Федор заметил, что капитан был нетрезв и весь вид его — лицо, одежда были помяты и неряшливы.

В квартире коменданта жил уже капитан.

— Нет нашего майора… Пропал парень… — ответил капитан на молчаливый вопрос Федора.

— Кутнул на стороне и заразился сифилисом. Отправили в венерический госпиталь, куда-то на север, на остров… Жалко парня, по сути неплохой человек был, да надорвался… Не по силам положение коменданта… Комендатуру тоже скоро закрывают — на время меня назначили, — грустно рассказывал капитан.

За окном лил дождь, черные костлявые ветки дерева метались, будто тоже что-то горестно рассказывали.

— А как же Галина?

— Галину тоже заразил… Ей бы вылечиться, а тут как раз приказ пришел — всех репатриированных отправлять в Советский Союз. Так больная и поехала… Пропадет дивчина… — Ветка громко стукнула по стеклу, капитан посмотрел и тяжело вздохнул.

Федор вспомнил Галину и ее «хочь бы до дому поихати» и тоже посмотрел в окно. Рассказ капитана, его запущенный вид, зимний дождь за окном, черные ветки дерева — от всего этого Федора охватило щемящее чувство одиночества и безнадежности.

— Ну, а с вами что теперь будет? Переведут? — спросил он, вспоминая о хлопотах капитана.

— Эх, товарищ майор, да разве мы знаем! Сегодня опять написал заявление на демобилизацию. Кто ж его знает… Пойдемте лучше погреемся с дороги.

Федору представилась столовая, горящая печка, — хорошо бы сейчас сидеть, пить водку, смотреть в огонь и знать, что не надо ехать к границе, не надо рисковать жизнью и, быть может, умирать.

Он поблагодарил капитана, пожелал ему скорой встречи с семьей и с тяжелым сердцем отправился дальше.

Когда подъезжали к Лейпцигу, небо очистилось и выглянуло солнце. В городе, несмотря на сильный ветер, улицы были полны прохожими.

Федор хотел приехать в Нордхаузен вечером, чтобы никто не заметил. Думая скоротать время, решил осмотреть памятник «Битвы народов» — кто знает, что будет завтра!

Он долго поднимался по узкой винтовой лестнице, пока вышел на площадку. Лейпциг сверху чем-то напомнил весенний русский город.

Наверху сырой ветер был сильнее, и Федор скоро продрог. Внутри памятника экскурсовод демонстрировал небольшой кучке посетителей-немцев эхо, но, завидев советского офицера, оставил тех, подошел к Федору и стал рассказывать ему историю памятника в надежде на щедрую плату.

Федор слушал рассеянно, а потом вспомнил и спросил про русскую церковь, построенную рядом с памятником — в память погибших русских воинов в «Битве народов». Экскурсовод вывел его на площадку перед входом и показал рукой вниз — на зеленую крышу церковки.

У подъезда церкви стоял чей-то серый «Хорьх» с советским номером. Федор хотел уже было отказаться от мысли осмотреть церковь, как из дверей вышел чернобородый священник с ключами в руке, а за священником советский генерал.

Федор сразу узнал его и, забывая куда и зачем он едет, выскочил из автомобиля.

— Герой! Какими судьбами?

— Проездом, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Федор и тут же, вспомнив все, смутился, главное от того, что надо было врать.

— Я тоже. Давно собирался посмотреть церковь. Утром был в Дрездене и решил воспользоваться случаем: пойдем взглянем на могилы наших храбрых предков.

Священник возился с замком на дверях склепа. Пришлось спускаться по узким каменным, лестницам. Генерал первым снял фуражку и молча читал надписи на старых потемневших плитах, под которыми были погребены офицеры русских полков, гюгибших в битве с армией Наполеона. Федор тоже снял фуражку, но больше смотрел на свежие венки от советских частей.

Священник-серб что-то тихо говорил на неправильном русском языке.