Свернув потуже пальто, он вытолкнул его наружу, потом вылез сам и очутился в захламленном дворе, выводившем в развалины. Не отряхивая грязного пальто, на ходу влезая в рукава, Марчевский торопливо пошел по тропинке между разбитыми стенами домов, стараясь уйти как можно дальше от кафе. Жаль, что не расплатился с хозяином, но если все будет в порядке, он вернет долг. И за пиво с бутербродом, и за указанный путь к спасению.

…Мужчина в начищенных сапогах подошел к стойке. Брезгливо сдвинув в сторону кружку с недопитым пивом и тарелку с нетронутым бутербродом, ухватил хозяина за вязаный жилет, притянул к себе.

— Знаешь его? Отвечай, свинья! — спросил он по-польски с немецким акцентом. — Часто он здесь бывает?

Старик взглянул через его плечо в зал. Лысый, уже успевший проверить туалет, прошмыгнул мимо них на улицу. Там громко заурчал мотор автомобиля.

— О, тен пан? — хозяин сделал слабый жест в сторону потертых плюшевых занавесей.

— Да, да! — заорал немец. — Быстро!

— Тен пан перший раз об эту пору трапезуе…

Пальцы мужчины в начищенных сапогах скрутили жилет на груди хозяина туже, потом вдруг разжались, оттолкнув старика. Не удержавшись на ногах, тот упал; зазвенев, посыпалась на пол мелочь из сбитого им при падении ящика деревянной кассы, стоявшей на табурете за стойкой. Немногочисленные посетители кафе притихли. Немец, зло сплюнув, быстро вышел. Торопливо бросая деньги на стойку, начали выходить один за другим остальные посетители. Старый хозяин тяжело вздохнул и, подняв ящичек кассы, начал ползать на коленях по полу, собирая мелочь. Губы его горько кривились.

…Развалины кончились быстро. Тщательно отряхнув пальто, Марчевский осторожно выглянул из-за обломка стены с сохранившейся штукатуркой. Перед ним — никого. Слева в конце улицы торчала знакомая фигура в длинном пальто и широкополой шляпе. С другой стороны его ждал тот, в начищенных сапогах. Он медленно прохаживался по тротуару, сунув руки в косые карманы полупальто из коричневого бобрика. Значит, они вместе и у них есть машина. Что ж, игра пошла серьезная. Если бы его хотели задержать — взяли бы прямо на улице еще час назад или в кафе. Нет, им надо знать, где он живет теперь, куда пойдет. Поэтому брать пока не станут. Или он ошибается? Может быть, стоит вернуться назад, пройти через развалины на улицу, где располагается кафе? Но там могут ждать другие. И все же стоило рискнуть.

Дзельница — квартал небольшой, и вполне можно успеть раньше немцев. В том, что это немцы, пан Викентий уже не сомневался. Но уверенность, которая глубоко в тебе, это еще не есть истина! Возможна и ошибка. Поэтому идти на обострение — стрелять в преследователей — Марчевский не хотел. Нет, стрелять только в самом крайнем случае — когда не будет иного выхода. Хотя кто это может быть, кроме немцев?

Быстро повернувшись, он пошел по знакомой тропке обратно. Вот и выход на улицу. Теперь, не оглядываясь, не привлекая к себе внимания, пройти по тротуару до угла к остановке или зайти в любой подъезд и там подождать трамвай…

Ступив на тротуар из-за глыбы битого кирпича с намертво впаявшимися в нее причудливо изогнутыми взрывом бомбы железными балками, он невольно вздрогнул. Навстречу ему, мерно печатая шаг, двигался патруль эсэсовского взвода комендатуры. Прижавшись спиной к остаткам стены, Марчевский пропустил их. Немцы прошли мимо совершенно равнодушно, даже не удостоив его взглядом.

Лоб стал мокрым. Сунув руку в карман пальто за платком, пан Викентий наткнулся пальцами на холодный металлический предмет. Ключ! Ключ от проходного парадного! Как он мог забыть о нем! По приказу коменданта подъезды не запирались, но замки в дверях сохранились, и у него есть ключ от замечательного парадного! Поднявшись но лестнице, можно через второй этаж пройти в другой дом, откуда легко попасть в систему проходных дворов, выход из которых в неприметной подворотне через две улицы. Прекрасно! Самое прекрасное, что дом с замечательным парадным недалеко отсюда. Потом можно будет подождать трамвай. А приехав в тихую Зосину квартирку, выпить кофе, покурить и не спеша подумать, проанализировать, уяснив дли себя: как он мог оказаться в поле зрения немецкой наружной службы. Гестапо, СД, абвер? Скорее, последнее. Наверняка именно эти господа желают видеть его как можно скорее.

Марчевский направился в сторону центра. Сворачивая за угол, бросил быстрый взгляд через плечо.

Дьявол! Метрах в ста позади мелькнули знакомое длиннополое пальто и темная шляпа. Вцепился, клещ! Надо признать: работают грамотно.

Перебежав улицу, он нырнул под арку ворот большого здания и через минуту очутился в тихом узком переулке.

Впереди темнела толпа людей. Он невольно замедлил шаг, заметив вооруженную охрану. Что это, облава? Но тогда почему не слышно криков, лая свирепых немецких собак, не бегут навстречу испуганные люди?

Подойдя ближе, Марчевский разглядел понурых людей в плохой одежде. У многих были нашиты на рукавах голубые шестиконечные звезды. Полицейские в синих мундирах и двое немцев с карабинами лениво покуривали, наблюдая, как арестанты сдирают со стен остатки налепленных осенью плакатов.

На одном из них был изображен маршал Рыдз-Смиглы, поднявший булаву, похожую на детскую погремушку. Из-под его правой руки выезжали колонны танков, из-под левой — выплывали ощетинившиеся орудиями корабли, внизу частым гребнем сверкали штыки марширующих батальонов, а над головой пролетали эскадрильи самолетов.

Плакат был сделан на хорошей бумаге, приклеен к стене дома на совесть, и теперь, понукаемые окриками конвоиров, арестанты с трудом отдирали не поддавшиеся даже дождям и снегу призывы бывшей Польской республики. Дольше всех продержался лоскут бумаги с рукой Рыдз-Смиглы, зажавшей булаву-погремушку. Но вот и он был соскоблен со стены.

Пан Викентий снова оглянулся — как там лысый? Тот шел следом, четко соблюдая дистанцию. Интересно, не крикнет ли он охранникам-немцам или полицейским? Нет, промолчал.

Марчевский ускорил шаг. Да, вот что осталось от пустой болтовни правительства о сильной обороне: одни плакаты… А ведь сколько было разных добровольных обществ, призванных помочь армии! Вспомнить хотя бы лигу воздушной обороны государства — «Польские крылья». Все население сдавало деньги, но самолеты так и не построили. Не на эти ли деньги господа из бывшего правительства сейчас живут в Лондоне? Действительно, в руках генералов оказалась не грозная булава, а детская погремушка… Подойдя к знакомому подъезду, он наклонился, сделав вид, что туже затягивает шнурок ботинка. Лысый, в долгополом пальто, тоже остановился, шаря по карманам будто бы в поисках спичек — в губах зажата сигарета. Второго, в начищенных сапогах, нигде не было видно. Ждет, чтобы сменить уставшего коллегу, двигаясь следом в машине? Хорошо, если так. Даже на машине они не успеют выскочить на ту улицу, куда сейчас выйдет пан Викентий.

Удача! Одна из створок массивной двери заветного подъезда была плотно притворена и закрыта изнутри на шпингалеты. Только захлопни дверь, вставь ключ, поверни его и… ты свободен от назойливого внимания. Но вдруг замок не работает? Все равно стоит попробовать. Следом за ним лысый в подъезд не сунется — побоится засады. Кроме того, немцы аккуратисты: раз их обучали сразу за объектом наблюдения не входить, так они и поступят. Прекрасно! Тогда — вперед.

Приготовив в кармане пальто ключ, Марчевский неожиданно свернул в подъезд. Ключ легко вошел в замочную скважину. Теперь захлопнуть тяжелую дверь. Повернется ключ в замке или… Повернулся. Взбегая вверх по лестнице на второй этаж, пан Викентий представил себе растерянное и глупое лицо лысого, когда тот будет ломиться в двери закрытого подъезда, метаться по улице, торопливо совещаться с напарником, кидаясь в разные стороны в поисках исчезнувшего поляка, которого они «пасли».

Теперь придется высидеть дома неделю-другую, не выходя на улицу. Пусть думают, что он уехал из города. Не станут же немцы прочесывать квартал за кварталом, дом за домом, квартиру за квартирой. Хотя с этих господ станется — когда им очень нужно, они готовы на все, а Марчевский знал, что он им очень нужен.