Мужчина кивнул, принимая коробку, а я, встретившись взглядом с Клариссой, почувствовала исходящую от нее волнами ярость, так что улыбнулась.

— Не могу сдержаться. Я так люблю подарки и заглянула в некоторые из тех, что прислали чуть раньше времени. Вы все так добры, мой подарок Итану меркнет в сравнении с вашими, — лгала я, сквозь стиснутые зубы, и все они съели это... даже ее величество заноза в заднице Кларисса, изо всех сил пытающаяся не ткнуть меня чем-нибудь.

— О, не дразни нас. Что же ты приготовила мужчине, у которого есть все?

ТЫК... тык. Тык... вот как ощущалось каждое ее слово.

И все они ждали ответ, даже Итан, который ничуть не помогал снять свою фанатку с моей спины.

— Это немного неловко...

— О, слава Богу, — повеселел мужчина, попивая шампанское. — Каллахану должно быть стыдно по крайней мере раз за все время, хотя бы ради наших эго.

— Не говорите, что я вас не предупреждала. Сейчас вернусь. — Я отошла от них, пытаясь быстро придумать что-то, пока не увидела маленький оркестр за углом, потому что разве не так бывает у богатых людей. В общем, я подошла к дирижеру и прошептала название песни. Он поднял взгляд и усмехнулся, вызывая у меня ответную улыбку.

Спасибо, Иисус, Мария и Иосиф!

Один из дворецких взял микрофон и потащил его на самый верх чертовой лестницы, даже несмотря на то, что никто не просил об этом его задницу! Так что мне хотелось швырнуть в него туфлей. Но вместо этого я просто поднялась к нему.

— Дамы и господа... — В зале уже было тихо. — Именинник спросил о моем подарке, и я, как и многие из вас, гадала... что, черт побери, собираюсь подарить мужчине, который живет вот в таком доме? — произнесла я, и, к счастью, они засмеялись. — С тех пор, как я задумалась об этом...

То есть с понедельника.

— Я часто думала о своем отце. Он звал меня Птичкой, потому что хоть я и была ужасна во множестве дел, умела петь, не жалея легких, и поэтому сегодня предлагаю эту песню тебе, Итан. С днем рождения. — Я кивнула им, глубоко вдохнув, и молясь о том, чтобы в этом мой отец не солгал!

ИТАН

Какого черта ты творишь? — Было моей первой мыслью, как только она от меня отошла.

Если ты смутишь меня, то пожалеешь об этом. — Было второй.

А затем она начала петь... и я больше не мог думать. Они назвали ее ангелом, прекрасным видением, и я просто думал, что Нари хорошо потрудилась. Но чем больше слушал ее пение, тем сильнее... Я... Становился очарованным. От ее пения по телу шел озноб, в горле пересохло, и все мое тело мучительно болело... и не только мое. Все вокруг на миг замерли. Они... мы были парализованы ее великолепием.

То, как ее голубые глаза мерцали в свете люстр, пока девушка смотрела на меня, то, как ее тело раскачивалось, потому что даже она не могла не отдаться исполняемой ею песне. Всякий раз, как она двигалась, мой взгляд следил за каждым изгибом ее тела, от бедер до груди. Даже ее губы искушали все сильнее с каждым сказанным словом.

Всякий раз, как она пела «возьми мое сердце», по-настоящему казалось, что Айви протягивает мне его, предлагая. Так что я, тот, кто никогда не показывал на людях любви, подошел к ней в самом конце баллады, становясь рядом на ступенях, обнял за талию, притянул к себе и поцеловал... со всей дарованной ею мне страстью. Наслаждаясь тем, как ее тело расслабилось напротив моего, наслаждаясь вкусом ее языка у меня во рту. Мне хотелось большего... намного большего. Надетое на девушке платье лишь еще сильнее раздражало.

— Снимите номер! — вырвал меня из транса столь знакомый голос Дарси.

Как только наши губы более не касались друг друга, я взглянул на Айви. В ответ она посмотрела на меня так, будто не представляла, что я делаю, будто не была причиной случившегося.

— Ну, теперь все вы видите, почему мы не станем тянуть со свадьбой, — засмеялась бабушка, спасая нас обоих. — Поздравляю вас обоих с тем, что нашли свою половинку сердца, — добавила она, хлопая в ладоши, так что в результате все остальные тоже начали аплодировать.

Я почувствовал, как Айви попыталась отступить... однако не позволил ей.

И в этот момент меня посетила третья мысль...

Моя. По-детски и просто, но иногда одного слова бывает достаточно.

Айви О'Даворен была моей, и весь мир вот-вот об этом узнает.

К счастью, благодаря бабушке, Доне и Айви, большинство взглядов были устремлены не на меня. Так что я оглянулся через плечо, заметил кивок Грейсона и, извинившись, отошел в сторону. Затем направился с охранником к приватной части дома. Подобные этой вечеринки часто выступали в роли прикрытия для другого важного дела, о котором стоило позаботиться.

Я остановился перед картиной Лисандро Кастильоне «Искупление Икара», которую мать заказала для моей бабушки, видимо, чтобы заметить уничтоженную ею картину-предшественницу. На полотне Икар летел по ночному небу над спящим миром. Картина казалась простой... однако в этом-то и был смысл.

Протянув руку за полотно, я позволил маленькому сканеру обработать мой отпечаток, а затем картина отъехала вправо, вместе с дверью. Войдя, я увидел ожидающую меня в этой приватной берлоге троицу мужчин. Они сидели на диване, пили мое вино и курили мои кубинские сигары, посмеиваясь над собственными шутками.

— Спасибо, что пришли, господа, — произнес я, занимая место в самом большом кресле и расстегивая пиджак. — Уверен, всем вам известно, почему я позвал вас сюда...

— До того, как начнем, от лица многих из нас, хочу выразить поздравления с вашей новой женой. Хорошо, что вы выбрали ирландскую женщину, — перебил меня Фрэнк Макшейн, усмехаясь итальянцу напротив, который присосался к трубке так, будто это была кислородная маска.

— Невестой, — поправил его Савино Моретти, отец Клариссы.

На это Махони рассмеялся, садясь ровнее и закрывая мне вид на всех присутствующих, а затем сказал:

— Вы только посмотрите, ребята, его так задели, что он не...

Схватив его стакан, я треснул им по гребаной голове мужчины. Стекло разлетелось во все стороны, а кровь стала сочится вниз по затылку и даже попала мне на руку. Схватившись рукой за голову, Махони снова сел нормально на свое чертово место.

— Теперь я привлек ваше ебаное внимание? — Я взглянул на каждого по очереди... все они замолчали. Махони продолжал держаться за голову. — Если вы когда-нибудь сядете напротив меня снова, я вырву язык у вас изо рта и затолкаю его в ваш собственный зад.

Мой взгляд переместился к Фрэнку. И он медленно вытянул трубку изо рта.

— Зарубите себе это на носу. Мой брак не говорит о моей предвзятости к итальянцам или ирландцам. Как и тот факт, что вы считаете, будто женщина способна повлиять на меня так, чтобы задеть, Фрэнк. Потому что, когда задели меня, то заденет всех.

— Простите...

— К черту ваши извинения и заткнитесь, — выкрикнул я, а затем повернулся к Савино. — Айви О'Даворен фактически моя жена. А это значит, что вы оскорбили и угрожали мне. Или вы считаете, что я столь непостоянен в своих решениях, чтобы бросить женщину, которую назвал своей. Или вы верите, будто эта самая женщина не будет рядом со мной столь долго, чтобы стать моей женой. Я не вижу таких возможностей, разве что кто-то попытается наделать глупостей. Вы планируете что-то столь глупое, Савино?

— Нет, сэр...

— Вы говорите, что я непостоянен?

— Нет, я...

— Тогда она моя жена, и вы будете уважать это или закончите в намного худшем положении, чем сейчас Махони. — Я снова взглянул на Махони, отмечая, что кровь по-прежнему струится по его шее. — Махони, вы разве не знаете, что некрасиво капать кровью на мебель другого человека?

— Простите...

— Да срать мне на ваше извинение. Просто прекратите пачкать мой диван.

На мгновение он задумался, а затем снял пиджак и подстелил его под себя. Когда он закончил, я откинулся на спинку кресла.

— Я могу продолжить то, что говорил, когда пришел, или кто-то еще желает проявить неуважение ко мне в этот прекрасный вечер?

Все промолчали.

— Хорошо. — Протянув руку, я взял у Грейсона бумаги и тут же бросил их на стол перед собравшимися. Это была стопка снимков Сэмми в обществе еще порядка двадцати человек, которых никто из присутствующих не знал.

— Я не понимаю. — Фрэнк поднял снимки.

— Грейсон. — Как только я назвал его имя, он открыл вторую дверь берлоги, впуская Тоби с Сэмми. Второй не слишком сопротивлялся, но выглядел так, будто готов обосраться. Тоби толкнул его, ставя на колени рядом с моим креслом. — Сэмми, расскажи дяде, что ты сделал.

Сэмми опустил голову.

— Сэмми? Что ты сделал? — давил Фрэнк, но парень по-прежнему молчал.

— Фрэнк, ты же знаешь, как я ненавижу, когда люди игнорируют меня и мои просьбы, — произнес я спокойно, принимая от Грейсона бокал с виски.

— Сэмми, это не игра. Говори.

Наконец, когда я уже отпивал виски, Сэмми поднял голову.

— Я смешал продукт с сентанилом.

— Злоебучая ж ты сука, — выругался Фрэнк, испуская стон, после чего взглянул на меня. — Сэр, он просто глупый...

— Глупый парнишка? Ему двадцать. Он уже не ребенок и если глуп, то по собственной вине, а не чьей-то еще. Верно, Сэмми?

— Да... сэр.

— Видите? — Я сел ровнее, опустил стакан на стол и достал револьвер, протянув его Фрэнку.

Он глядел на оружие довольно долго перед тем, как снова взглянуть на меня.

— Он смешал мой продукт с говном, чтобы выручить легкие бабки. В результате за прошлый месяц умерло почти тридцать человек, и теперь люди задают вопросы, которых мы не слышали со смерти моей матери. Так что он или ты, — ответил я, и Фрэнк взял пистолет, поднимаясь на ноги. Обойдя Савино, он стал перед собственным племянником, который, конечно, уже начал рыдать.

— Я говорил тебе, что нужно быть осторожным. — Фрэнк покачал головой, приставляя дуло к голове парня.

— Не сегодня, так завтра. — Я выпил виски, кусочек льда скользнул ко мне в рот.

— Передай маме, что мне жаль. — Сэмми зажмурился и... Фрэнк нажал на курок. Сэмми вздрогнул. Однако после того, как осознал, что не умер, его голова откинулась назад, а глаза уставились на дядю, тогда как тот в свою очередь уставился на пистолет.