— Нет… кулаки молодчиков из Американского легиона… на митинге сторонников мира…

Бен Ред выразил притворное сочувствие и сказал:

— А я привез корреспондента из газеты «Чикаго-Ньюс», как обещал. Пусть с помощью желтых газет, но мы разоблачим Рушпета!

— А вы бы, господа журналисты, черкнули там в своих газетах правду насчет нашего митинга. Как банду громил и убийц напустили на честных людей только за то, что эти патриоты своей страны не хотят войны. А то если всем, как мне, наемные громилы начнут ломать ребра только за то, что слушаешь оратора-коммуниста, то и порядочных людей у нас в Соединенных Штатах не останется…

Хозяин быстро закрыл рот рукой, но не смог удержаться, — глухо, надрывно закашлял. Он кашлял, содрогаясь всем телом.

— Все сделаем, старина! — почти весело сказал Бен Ред и бросил косой взгляд на свои ручные часы. — Но если действовать, так по порядку. Где материалы о делишках Пата Рушпета? Сын принес?

— Он все закончил… сейчас он на работе… Не знаю, как и быть… мы еще не решили…

— Но ведь я с вами договорился.

— Не знаю… — нерешительно ответил рабочий.

— Да вы только покажите материал корреспонденту! — настаивал Бен Ред и кивнул на Дрэйка.

Рабочий сидел неподвижно, опустив голову, и было видно, что ему очень плохо.

— Материалы у вас здесь, дома?

— Да, здесь… — тихо сказал рабочий.

Дрэйк быстро оглядел комнату. Пустой буфет с оторванными дверцами, где виднелись чашки и чайник, не мог служить для хранения документов. Была еще вешалка с одеждой. Из-под кровати виднелся угол сундука.

— А может быть, позвать дядю Поля? — предложила девушка.

— Позови, — прошептал ее отец.

— А скоро это будет? — спросил Дрэйк.

— Ну, минут десять. — И девушка быстро вышла.

— Я не могу ждать, — решительно заявил Дрэйк. — Где материалы? — Он самовольно открыл ящик стола, заглянул в буфет.

— Надо помочь ребятам, старик совсем плох, — громко сказал Бен Ред.

Они быстро перерыли все. Когда Дрэйк взялся за подушку, рабочий ожил и схватил его за руку.

— Здесь, — сказал Дрэйк и, стукнув рукояткой пистолета рабочего по руке, вынул из-под подушки толстую папку.

Рабочий хватался за нее обеими руками.

— Я не отдам! — крикнул Бен Ред и обеими руками вырвал ее из рук рабочего и прижал к груди.

— Руки вверх! — крикнул Дрэйк и, прижав дуло пистолета к груди Бена Реда, выстрелил.

Бен Ред охнул, глаза его изумленно раскрылись, и он рухнул на пол. Дрэйк левой рукой подхватил папку, а правой изо всех сил ударил пистолетом по голове рабочего. Тот опрокинулся на кровать.

Дрэйк выпустил пистолет и сделал рукой движение. Пистолет, висевший на резине, спрятался в рукаве. Дрэйк поправил галстук, шляпу и спокойно вышел из дома. Он подошел к машине и сел за руль.

— Садись — покатаю! — сказал он сыну рабочего.

Мальчик сел рядом. Дрэйк сразу включил третью скорость, и машина помчалась, разбрызгивая грязь.

— Разобьете машину, — сказал мальчик, стукнувшись лбом о переднее стекло, и попросил выпустить его.

Но Дрэйк не сбавил скорости. Он выпустил мальчика только через десять минут. Еще через пятнадцать минут он остановил машину и вошел в подземку. Он вылез на другом конце города, зашел в закусочную и выпил стакан за стаканом бутылку портвейна, затем взял такси и, сменив по пути три машины, приехал в страховое агентство «Стромфильд».

Шеф сыскного агентства Барнс, просматривая вечерние газеты, наткнулся на сообщение о смерти своего агента Бена Реда. Барнс послал сыщиков узнать, в чем дело, и те донесли ему, что Бен Ред ранен, но жив и сообщение о его смерти исходит от него самого.

— Скажите ему, — рассердился Барнс, — что если он выболтает наши секреты, мы сделаем его трупом по-настоящему! А если ему надо скрыться от своих врагов, то ему предоставляется прекрасная возможность скрыться в Индонезии. Мы подсунем его в экипаж, везущий контрабандой медикаменты повстанцам.

Ихара был удивлен лающими звуками, доносившимися из комнаты. Оказалось, что это был радостный смех Дрэйка. Ихара попробовал узнать причину, но мог только установить, что тот в это время читал отдел происшествий в вечерней газете.

Утром Луи Дрэйк еще сидел на том же тридцать восьмом этаже, в той же квартире, перед тем же большим письменным столом, в клубах табачного дыма. На столе стояла очередная пустая бутылка из-под портвейна. Пепельница была наполнена окурками сигар. Перед ним лежала папка с газетными вырезками, а рядом — целые кипы этих вырезок, перевязанные шнуром.

Дрэйк лениво перелистывал вырезки. Перед ним мелькали различные заголовки газет. На фотографиях он видел квадраты фабричных дворов, наполненных толпами рабочих, рабочих возле станков на заводах, издольщиков на хлопковых плантациях возле Миссисипи, и везде на первом плане красовался невысокий, очень плотный мужчина с благородным, открытым лицом. Если фото изображало его говорящим речь перед народом, то руки его были вытянуты вперед. Так на дешевых литографиях изображали пророков, благословляющих народ.

Все его выступления начинались со слов «братья мои по классу», «братья рабочие». Заголовки в начале страниц, над портретами и под портретами на многих языках, всеми шрифтами и величинами букв гласили: «Неподкупный Рушпет — профсоюзный деятель», «Вождь рабочих — противник Конгресса производственных профсоюзов», «Наш Пат не даст рабочих в обиду», «Всякий, кто хочет иметь обеспеченный заработок и мир в промышленности, пусть голосует за Пата», «Пат Рушпет подписывает договор с заводчиком об урегулировании конфликта», «Не верьте клевете коммунистов на великого Пата Рушпета», «Честнейший человек эпохи», «Пат выступает на митинге перед двадцатью пятью тысячами забастовщиков», «Рабочие лидеры преподносят Пату автомобиль за бескорыстную десятилетнюю работу», «Великодушный Пат навещает семью рабочего, погибшего от несчастного случая. Этот рабочий выступал против Пата», «Пат вручает деньги голодающей семье».

Дрэйк зевнул, захлопнул папку с материалами, полученную из ФБР, и сказал вбежавшему Ихаре:

— Возвратите этот хлам в ФБР. Они воображают, что все знают, а зря.

— А ваша папка?

— В ней настоящий материал, он пригодится. — И Дрэйк бросил веселый взгляд на папку, содержимое которой он заучил на память.

Дрэйк снял телефонную трубку и вызвал Рушпета:

— Мне нужно поговорить с вами, великий Пат Рушпет. Назначьте час свидания в ближайшие двадцать четыре часа.

— Кто вы и по какому делу? — раздался в трубке зычный голос привычного оратора.

Узнав, что с ним хотят говорить по личному делу, Пат Рушпет долго расспрашивал Дрэйка, стараясь выведать, чего от него хотят, и, не добившись толку, отказал.

— Какой же вы общественник, — издевался Дрэйк, — если к вам труднее попасть на прием, чем к папе римскому! Чего вы боитесь?

— Моя популярность среди рабочих, — сказал Пат Рушпет, — делает меня ненавистным для некоторых. Я знаю многих, кто хотел бы от меня избавиться. Я возглавляю борьбу масс. Я не какой-нибудь красный. Понятно?

— А насчет того, чтобы урегулировать ваш должок Черному Бру? — сказал Дрэйк.

— Бру? — закричал голос в трубке. — Бру? Да ведь Бру давно похоронен!

— Но у него есть наследники.

— Не знаю никаких наследников…

— Зато они вас знают… и хорошо… Значит, война? — спросил Дрэйк.

Последовало длительное молчание.

— Приходите в семь вечера ко мне домой, — ответил недовольный голос.

В назначенный час Дрэйк был у Пата Рушпета.

Красивое, дородное лицо, большой лоб, широко открытые, большие серые глаза и все черты Пата Рушпета выражали благородство и честность. Он стоял перед Дрэйком, большой, широкоплечий, энергично жестикулируя руками, и говорил так, как будто говорил перед широкой аудиторией. Он не соглашался платить гангстерам и в заключение сказал: