Поправляю лямки, чтобы удобнее было сидеть.

Плавно снижаюсь. Стараюсь повернуться так, чтобы ветер дул в спину, ноги держу вместе.

Неожиданно начинаю стремительно лететь вниз. Земля набегает всё быстрее, быстрее. Резкий толчок. Ударяюсь ногами. Я на земле: встал на обе ступни, по всем правилам. Очень хочется прыгнуть ещё, но сегодня полагается прыгать по одному разу.

На обратном пути с аэродрома мы делимся впечатлениями и болтаем без умолку. Каждому хочется рассказать, как вылезал на крыло, как прыгнул, что испытывал в воздухе. Инструктор доволен; посмеивается, следя за нами. Учлёты, не решившиеся прыгать, сидят хмурые и молчат…

Первый прыжок произвёл на меня такое же незабываемое впечатление, как и первый полёт с инструктором. Потом я никогда не испытывал ни боязни, ни тревоги, а только острый интерес и чисто спортивное волнение.

17. ПРОЩАЙ, АЭРОКЛУБ!

Лето кончилось, кончились и каникулы.

Началась учёба на последнем, четвёртом курсе техникума. Зимой нас должны были послать на практику.

Я был в том приподнято-радостном настроении, какое всегда бывает у человека, когда он, преодолев трудности, достигает цели. Моей целью, моим обязательством перед комсомолом было научиться летать и в то же время не сорвать учёбу в техникуме. И теперь я мог смело сказать: обязательство выполнено!

В аэроклуб принимать испытания прибыла комиссия. Мы знали, что те, кто выдержат экзамен, будут зачислены в школу лётчиков-истребителей. Перед испытаниями Кальков внушительно произнёс хорошо знакомое нам напутствие:

— В воздухе не спешите, но поторапливайтесь.

Когда я вышел из самолёта, приземлившись после лётного испытания, экзаминатор, старший лейтенант, коротко сказал:

— Отлично!

Все ребята нашей группы летали хорошо. Кальков сиял. Таким весёлым и довольным я ещё никогда его не видел.

Наутро мы в последний раз собрались у своего самолёта. Начальник аэроклуба поздравил нас с окончанием и сообщил, что все учлёты нашей группы определены кандидатами в училище лётчиков-истребителей, что нам будет прислан оттуда вызов на врачебную комиссию…

Он ушёл, а мы окружили инструктора:

— Спасибо, Александр Сергеевич, за выучку! Всегда будем вас помнить.

Кальков был растроган:

— Уж извините, если бывал резок. Дисциплина прежде всего. Может, вы сами станете инструкторами, тогда вспомните меня… Желаю вам хорошо летать, а если понадобится — храбро защищать Родину… И помните мой наказ, — как обычно, строго и раздельно добавил он: — с машиной надо обращаться на «вы», уважать её нужно.

Он крепко пожал нам руки.

Прощай, инструктор! Прощай, маленький аэродром и «По-2» с хвостовым номером «4»!

18. МЕЧТА СБЫВАЕТСЯ

Я очень занят. И всё же в первые дни после окончания аэроклуба чувствую какую-то пустоту. Не хватает друзей-учлётов, самолёта, аэродрома…

Радио сообщило, что в ночь на 30 ноября белофинны попытались вторгнуться на нашу территорию, началась война.

У моего однокурсника Феди, жившего со мной в комнате, брат был на фронте, и мы вслух читали и перечитывали его бодрые боевые письма.

В эти дни мне так хотелось скорее получить извещение из училища, скорее стать лётчиком-истребителем!

Незаметно пролетел январь 1940 года. Прошли и экзамены. Я получил дипломное задание. 3 февраля должен ехать на практику.

На душе у меня было неспокойно. Ещё год назад я так мечтал об отъезде на практику, но сейчас все мои мысли были в неведомом мне училище, там, где готовят лётчиков-истребителей.

Оформил в последний раз стенгазету, собрал пожитки и. подготовился к отъезду. И вдруг 1 февраля меня вызвали к директору техникума.

Боясь обмануться в своих ожиданиях, чувствуя, как от волнения меня бросает в жар, я вошёл в кабинет.

— А, здравствуй, лётчик! Прислали тебе вызов в лётное училище. Как же нам с тобой быть? — спросил директор, и его добродушное лицо показалось мне сейчас ещё добрее. — Мы тебя растили, учили, а теперь отпускать приходится. Ну хорошо, условие такое: не пройдёшь медицинскую комиссию — поедешь на практику.

— Спасибо, товарищ директор! Согласен на все условия!

Теперь предстоял неприятный разговор с отцом. Я знал,

что мой отъезд в лётное училище его огорчит. Быть может, расстанемся надолго. По дороге в деревню я обдумывал, как лучше сказать отцу о новости.

— Думаешь ехать, Ванюша? — встретил он меня. — Собраться успеешь?

— Всё будет в порядке, папаша. Ты не волнуйся… но только я ведь на практику не поеду.

Отец испуганно посмотрел на меня:

— Что ещё выдумал?

— Получил вызов в лётное училище. Еду туда послезавтра.

Отец всплеснул руками и медленно опустился на стул.

Я молчал: было жаль отца.

Вдруг он неожиданно спокойно произнёс:

— Что ж, ты у меня не маленький. Тебе виднее… Ну, расскажи обо всём.

Я объяснил, на каких условиях меня отпускают.

Он встал, подошёл ко мне и обнял со словами:

— Вон дела-то какие с белофиннами… На фронт, может, пошлют тебя, сынок. Бей врага насмерть… Ты пиши чаще.

В общежитии меня уже ждали товарищи-аэроклубовцы. Они прибежали сообщить, что получили вызов. Запоздай извещение на два дня — и я бы уехал на практику.

2 февраля утром, накануне того дня, когда студенты уезжали на практику, я, сидя в вагоне, под стук колёс с воодушевлением пел вместе с ребятами-аэроклубовдами военные песни. Не отрываясь смотрел в окно на запушённые снегом леса, поля, белые мазанки, на новостройки, заводы, фабрики.

Волнующее, радостное и гордое чувство овладевало мной.

Вот она, моя Родина, могучая, никем непобедимая! Вот что я, лётчик-истребитель, буду охранять, а если придётся — защищать, пока не перестанет биться моё сердце!..

Часть третья

В АВИАЦИОННОМ УЧИЛИЩЕ

1. ГОДЕН

На станции нас встретил представитель училища — худощавый лейтенант. Он разместил нас в машине, и мы поехали к авиагородку. Остановились у большого посёлка. Новые дома, аллеи, спортплощадки. За постройками виден аэродром.

Шум самолётов заполнил, казалось, всё пространство. В ясном зимнем небе летало несколько истребителей. Закинув голову, я следил за ними и забыл обо всём на свете.

— Товарищ будущий курсант, фуражка с вас слетит, — раздался чей-то голос.

Передо мной стоял сопровождавший нас худощавый лейтенант.

— Идёмте, товарищи. Пообедаете, отдохнёте, а там и на комиссию.

Построились. Чтобы не ударить лицом в грязь и показать свою строевую выправку, чеканным шагом вошли в широкие ворота и, поглядывая по сторонам, направились к казармам.

После обеда наступило наконец время идти на медицинскую комиссию — она казалась нам чем-то очень страшным:.

Долго и тщательно устанавливали врачи нашу пригодность к лётному делу. Надо было побывать в нескольких кабинетах, и после каждого осмотра я тайком заглядывал в бланк. Всюду стояло — «годен».

Я был очень огорчён, узнав, что Кохана отправляют обратно: у нашего товарища оказалось слабое здоровье. Жаль было с ним расставаться.

Через несколько дней, когда кончила работать комиссия, нам, принятым в училище, выдали красноармейское обмундирование.

Подтянутые, весёлые, выстроились мы во дворе. Комиссар поздравил нас: мы вступили в ряды Советской Армии.

Моя мечта осуществилась. Началась новая жизнь, жизнь курсанта авиационного училища.