— Пошли купаться! — позвал меня Усменцев.

Только мы направились к арыку^[10], протекавшему между высокими тополями аэродрома, как ко мне подбежал техник:

— Вас вызывает командир эскадрильи.

— Ну, подожди, сейчас вернусь! — крикнул я Грише.

В дверях сталкиваюсь с командиром звена другого отряда— лейтенантом Петро Кучеренко. Он спокойный, выдержанный, скромный лётчик. Говорит с расстановкой, следит за каждым своим движением. Его тоже вызвали.

Входим вместе. Докладываем. Командир эскадрильи встаёт и пристально смотрит на нас. Ну, думаю, сейчас начнёт отчитывать за что-нибудь! Командир постоял молча и медленно произнёс:

— Да, я знаю, вы лётчики неплохие, не подведёте нас на фронте. Вас вызывают в Москву. Выезд завтра утром.

Наконец-то! Мне даже не верилось.

Командир пожал нам руки, и мы вышли.

Весть уже облетела аэродром, и ребята ждали нас у дверей. Тут и мой друг — Гриша Усменцев. Я бросился его обнимать:

— На фронт еду, Гришка!.. Ущипни меня, может я сплю!..

Утром я вскочил раньше всех. Сегодня в Москву! Говорили, что оттуда — прямо на фронт.

Пришёл Петро. Машина уже ждала. Друзья окружили нас, отъезжающих, тесным кольцом. Прощались долго и шумно. Гриша тряс мне руку и твердил:

— Ты только пиши, как собьёшь вражеский самолёт. Сразу напиши, слышишь?

— Товарищи, пора ехать, — сказал командир.

Мы ещё раз торопливо попрощались и влезли в машину. Тронулись.

Ребята бежали за машиной и кричали:

— Бейте врага! Покрепче!

Машина завернула за холм, и аэродром исчез из виду.

Часть четвёртая

В БОЕВОЙ СЕМЬЕ

1. СЛОВА ВОЖДЯ

Мы ехали по тем местам, по которым год назад двигался наш эшелон с запада на восток. На полке против меня устроился старший сержант из другой эскадрильи — Лёня Амелин. У него весёлые серые глаза и хорошее, спокойное лицо. Он высок, чуть сутуловат, говорит медленно, двигается плавно и с виду не похож на лётчика-истребителя. Но это только так кажется. На фронте он проявил себя отважным истребителем.

Мы с Лёней быстро сдружились. У нас оказалось много общего во вкусах, интересах. Он, так же как и я, рвался в бой. Ребята говорили, что Лёня хорошо владеет техникой пилотирования. Но как все мы будем пилотировать в бою? Мы ещё не знали боевых качеств друг друга, не знали ещё и самих себя.

Переезжая Волгу, я думал о том, что она несёт свои почти скованные льдом воды туда, к героическому Сталинграду, и что, может быть, на днях и я буду там…

7 ноября мы сидели в поезде и очень жалели, что не попали в этот день в Москву.

Подъезжая к столице и глядя в окно на подмосковные дачные места, я испытывал необычайное волнение… Москва… Столица… Сколько я мечтал о ней, сколько думал о ней в тревожные дни 1941 года!..

Мы приехали 8 ноября, в морозное, ясное утро. Сопровождающий, присланный за нами с пункта сбора лётно-технического состава, повёл нас в метро. Чуть растерявшись, мы вошли в светлый подземный зал, сели в поезд и как заворожённые смотрели на мелькающие станции.

…В зале пункта сбора лётно-технического состава много боевых лётчиков. Но встречается и молодёжь, вроде нас. Лётчики рассказывают о воздушных боях: одни только что прибыли с фронта, другие — из госпиталей. Мы с Лёней стоим в сторонке у окна и слушаем.

— Внимание! Сейчас вас ознакомят с докладом и приказом Народного Комиссара Обороны товарища Сталина, — объявляют нам.

Все встают. В торжественной тишине вслушиваемся в каждое слово исторического доклада.

«…Какую главную цель преследовали немецко-фашистские стратеги, открывая своё летнее наступление на нашем фронте? Если судить по откликам иностранной печати, в том числе и немецкой, то можно подумать, что главная цель наступления состояла в занятии нефтяных районов Грозного и Баку. Но факты решительно опровергают такое предположение.

…В чём же, в таком случае, состояла главная цель немецкого наступления? Она состояла в том, чтобы обойти Москву с востока, отрезать её от волжского и уральского тыла и потом ударить на Москву.

…Короче говоря, главная цель летнего наступления немцев состояла в том, чтобы окружить Москву и кончить войну в этом году.

…В результате, погнавшись за двумя зайцами — и за нефтью и за окружением Москвы, — немецко-фашистские стратеги оказались в затруднительном положении.

…Только наша Советская страна и только наша Красная Армия способны выдержать такой натиск. И не только выдержать, но и преодолеть его».

Чтение доклада закончено. Раздаются бурные аплодисменты. Все воодушевлены. Я чувствую огромный подъём. У Лёни блестят глаза, и его обычно спокойное лицо сейчас радостно возбуждено. Мы пожимаем друг другу руки.

2. МАЙОР СОЛДАТЕНКО

— Ребята, тут, слышал я, формирует полк бывалый лётчик майор Солдатенко, — говорит нам Петро. — Мне про него порассказали так много, что хочу попасть только к нему. Он с фашистами ещё в Испании сражался, чуть не погиб в горящем самолёте. У него лицо обожжённое. Командир, говорят, стойкий, строгий и душа-человек. Одним словом, заслуженный лётчик.

— Да, но как к такому попадёшь?

Час за часом ждём — вот-вот вызовут и дадут назначение. Слоняться без дела прискучило, и мы отправились в спортзал.

Вышли во двор. Смотрю — навстречу быстро шагает майор с энергичным лицом в рубцах. Это, наверное, майор Солдатенко. Я шепнул Лёне:

— Подойти да попроситься к нему в полк?

Майор мельком взглянул на нас, ответил на приветствие и прошёл мимо. Я не решился к нему обратиться.

Вечером нас собрали и сообщили, что все мы, инструкторы училища лётчиков-истребителей, зачислены в полк к майору Солдатенко.

Наш командир подошёл, посмотрел на нас и, улыбаясь, сказал негромко:

— Товарищи! Я сочувствую вам. Знаю, что вы будете разочарованы. Случайно слышал, как вы обсуждали, на какой отправитесь фронт. Все вы рвётесь к Сталинграду. И я вас очень хорошо понимаю. Но прежде чем отправиться на фронт, вам придётся ещё поучиться в тылу. Изучим новые боевые самолёты, тактику, а потом уж полетим бить врага…

3. ВЕДУЩИЙ И ВЕДОМЫЙ^[11]

…И вот мы снова на учебном аэродроме.

Вокруг сосновый лес, неподалёку речка. Окрестности напоминают родные места.

Нас разделили на ведущих и ведомых. Я попал ведомым к командиру звена младшему лейтенанту Габуния. Петро назначили помощником командира полка.

Когда был зачитан приказ, Габуния подошёл ко мне и сказал:

— Вот славно — вместе летать будем!.. Давай знакомиться: рассказывай о себе. Я тоже расскажу.

Красиво было его лицо с тонкими чертами, с чёрными задумчивыми глазами. У него была лёгкая, чуть танцующая походка. Синяя гимнастёрка ловко сидела на нём. Он и летал красиво, смело, уверенно.

Габуния рассказал, что он по специальности педагог, окончил аэроклуб в родной Грузии, затем, в дни войны, лётное училище. Он уже был членом партии.

С этого дня мы — ведущий и ведомый — стали неразлучными друзьями. Рядом спали, вместе ходили в столовую. Так уж водится, что ведомый не отходит от ведущего и на земле, приноравливается к его движениям, привычкам, помня, что всё это понадобится в воздухе.

На аэродроме зарождалась дружба будущих боевых пар.

Дружба нужна везде и всегда, в любой работе: у пулемёта и в танке, у станка и за партой в классе. Но в воздушном бою она нужна, как нигде.